Вчера после медобследования Салман Радуев был направлен на психиатрическую экспертизу. Но, как оказалось, террорист #2 ее уже проходил и признан инвалидом 1-й группы. Корреспондент Ъ СЕРГЕЙ Ъ-СВЕТЛОВ встретился с врачом дагестанского психдиспансера АЛИ-ГАДЖИ ДУГРИЧИЛОВЫМ, пациентом которого в течение двух лет являлся Радуев.
— Как вы познакомились с Радуевым?
— В сентябре 1997 года глава Совбеза Дагестана Магомед Толбоев и другие известные люди, имена которых я не хотел бы называть, обратились ко мне с просьбой осмотреть Радуева. Тогда поездки различных делегаций из Дагестана в Чечню были обычным делом. А я защитил кандидатскую диссертацию на тему "Последствия огнестрельных ранений головного мозга".
Я встретился с Салманом 6 сентября. Первое, что мне бросилось в глаза,— огромное количество охранников. Уже тогда у меня мелькнула мысль о том, что Салман одержим манией преследования. Ни у одного полевого командира, в том числе Масхадова, не было столько телохранителей. А для Салмана кортеж сопровождения, который растягивался на два-три квартала, был обычным делом.
Встретились в Грозном, в доме Адама Бибулатова. Чеченцы называли его Пиратом. Во время войны он командовал разведывательно-десантным батальоном смертников, а тогда был заместителем министра погранично-таможенной службы Чечни.
Бибулатов оставил нас с Салманом вдвоем. Радуев был откровенен и благожелателен ко мне. Уже во время первой встречи я заметил, что у него снижен порог критического отношения к себе. Он называл себя посланником Аллаха, который должен творить добро. Клялся, что не участвовал в похищениях людей. Я думаю, что это правда. Среди чеченцев никогда эта тема вслух не обсуждалась, но все знали, кто чем занимается. Салмана с похищениями никогда не связывали.
— Он собирался творить добро после резни в Кизляре и Первомайском?
— Однажды я спросил Салмана об этих событиях. Он сказал, что это была войсковая операция, а больницу вынуждены были взять. Кстати, не секрет, что первомайцы в каком-то смысле поминают Радуева добрым словом, потому что благодаря помощи из Москвы все потом хорошо отстроились. Я наблюдал, как Салман радовался как ребенок, когда кто-то сказал ему, что жители Первомайского называют свое село Радуево. "Я им свой бюст подарю!" — это его слова.
— Как часто Радуев обращался за помощью к психиатру?
— Виделись мы раз в два-три месяца. Мне звонили Адам Бибулатов или Ваха Джафаров (начштаба Армии Дудаева, погиб в перестрелке у грозненского телецентра.— Ъ), я приезжал в Хасавюрт, там меня ждали в машине. Я хочу подчеркнуть, что для меня Радуев был просто больным, я оказывал ему медицинскую помощь, но это не означает, что я разделял его взгляды. В связи с этим я вспоминаю такой эпизод. Один из очень видных московских политиков, не хочу называть его имя, публично высказался в том смысле, что у Радуева руки по локоть в крови, как можно с ним разговаривать! А потом при встрече с ним, на которой я присутствовал, сказал: "Салман, братуха, ты пойми, это же политика!"
Кстати, сам Радуев много раз за эти годы беспрепятственно проезжал в Дагестан, через все посты. Последний раз это было летом 1999 года. При желании мы могли бы встретиться в Махачкале, но он мне только звонил из машины, спрашивал, как дела, и сообщал, что выполняет все мои предписания.
— Какие медикаменты вы прописывали Радуеву?
— Снайперское ранение — наиболее сильное из повреждений его головного мозга. Состояние его постоянно ухудшалось. Я прописывал ему витамины, снотворное, болеутоляющие, лекарства, улучшающие память.
Я был свидетелем, как он начинал плакать, но это был плач от нестерпимой боли. При этом он отказывался принимать наркотические анальгетики. Говорил: "Они боль снимут, а потом начнут давать наслаждение". Откуда он знал, где наркотик, где обычное лекарство? Я всегда ему объяснял, для чего предназначен каждый назначаемый мной препарат.
Рентгеновские снимки показывали очаги размягчения — иными словами, структура его мозгового вещества была нарушена. Это проявлялось в поведении, участки мозга, отвечающие за определенные действия, сбоили.
Кстати, даже с одним таким повреждением, как пулевое ранение в голову, а их у него было множество, ему бы по ВТЭКу дали первую группу инвалидности. Это стопроцентно.
— То есть он не отвечал за свои действия?
— Типичный пример: он взял на себя взрывы вокзалов, не отдавая себе отчета в том, что говорит. Я спрашивал его: "Зачем ты это сказал?" Он говорит: "Когда я вижу перед собой толпу журналистов, я не контролирую себя". Он всегда хотел быть в центре внимания. Впоследствии он очень жалел о своих высказываниях, но ничего с собой поделать не мог.
Однажды он всерьез заявил мне: "У меня есть атомная бомба". Я бы сказал, что это было не вранье, а фантазии больного человека. Он говорил то, во что сам уже верил или начинал верить, но он обманывал сам себя.
Его постоянно преследовал страх перед покушениями. Кстати, тот могильный камень, который не раз показывали по ТВ, действительно был для него фетишем. Он не раз повторял, что, прикасаясь к нему, черпает из него силы. Думаю, что так оно и было. Он мог среди ночи потребовать срочно отвезти его к этому камню, говорил: "Если в течение часа я не дотронусь до него — погибну".
И еще один пример, характеризующий его состояние. У меня были титановые очки Carrera-Boing, позволяющие видеть в ночное время, они ему понравились, и я подарил. Он тут же спрятал их в карман. На вопрос: "Почему не надеваешь?" — ответил: "Здесь чудаков много, отберут". В последующие встречи я не раз спрашивал его, где очки, почему не носишь. Он всегда отвечал: "Отберут!"
Сейчас у меня впечатление, что его сделают крайним, признают дееспособным. Такая линия прослеживается. Но все, в том числе и люди из его окружения, знают, что он "с приветом".
— Радуев заплатил вам за лечение?
— О деньгах мы не говорили. Салман сказал мне, что по первому требованию готов приехать со своими людьми, если мне понадобится помощь.
Позже на его вопрос: "Что я могу для тебя сделать?" — я попросил его помочь освободить кого-нибудь из заложников. В 1997-1998 годах он освободил троих солдат. Что интересно, в прессе сообщалось, что их освобождали сотрудники МВД.
Кого-то из солдат Салман выкупил, кого-то обменял. Потом, когда мы с ним встретились в Грозном, он показал их мне и сказал: "Это твой гонорар". Хотел "Хаммер" подарить, но я отказался.