Одна из главных претензий к гендиректору госкомпании "Росвооружение", слухи об отставке которого становятся все более настойчивыми,— падение объемов российского оружейного экспорта. В своем интервью корреспонденту "Ъ" Илье Булавинову Евгений Ананьев попытался доказать, что на самом деле он весьма успешно торгует оружием.
— Вы молчали все восемь месяцев, что руководите компанией. А в последние недели ваше имя не сходит с газетных полос и телеэкранов. Видимо, это связано со слухами о вашей скорой отставке?
— Действительно, я в должности генерального директора "Росвооружения" чуть меньше девяти месяцев — с 20 августа 1997 года. И выходить в СМИ раньше, ничего не сделав, считал просто неприличным. Что касается отставки, то этот вопрос меня мало волнует. Я беспокоюсь о завершении реформ и преобразований, которые начинают давать свои плоды.
— И вы можете подвести предварительные итоги вашей работы на Гоголевском бульваре?
— "Росвооружение" все это время работало в условиях реорганизации системы военно-технического сотрудничества, которая еще продолжается. Но уже сейчас утвержденная президентским указом в августе 1997 года новая система начала приносить плоды. Расширяется география: по сравнению с 1996 годом мы продаем оружие не в 49, а в 58 стран мира, вышли на уровень 1990 года. Несмотря на то что в первой половине 1997 года валютная выручка сократилась по отношению к 1996 году и составила лишь $844 млн, нам удалось обеспечить объем реальных валютных поступлений в прошлом году на уровне 1996 года. При этом доля СКВ в их структуре выросла с 85,5% до почти 90%. Планом "Росвооружения" на этот год предусмотрены объемы поставок оружия за рубеж на $3,5 млрд, то есть на $1 млрд больше, чем в прошлом году. Портфель уже подписанных заказов составляет более $8,5 млрд (кстати, на начало 1997 года это было $6,6 млрд), а к концу года может превысить $9 млрд с исполнением до 2003 года.
На основе августовских указов президента нам наконец-то удалось разработать оптимальную модель взаимодействия "Росвооружения" и предприятий ВПК. Компания будет определять общую маркетинговую стратегию, выполнять контрольные функции, организовывать финансирование разработки перспективных для экспорта образцов вооружения, а предприятия будут предоставлять компании свои возможности для активной работы на рынке — имеется в виду участие в выставках, презентациях и т. д. Мы стали более плотно работать с предприятиями на местах, уже создали 10 представительств в регионах.
К несомненным успехам я бы отнес и то, что прекратилось безудержное инвестирование средств компании в сомнительные фирмы и банки.
— Однако объем поставок российского оружия за рубеж в 1997 году все же резко снизился по сравнению с 1996 годом. Причем ваши оппоненты утверждают, что "Росвооружение" имело четкий план поставок на $3 млрд.
— Я же вам привел цифры валютных поступлений — никакого падения на самом деле нет. Реально на счета "Росвооружения" в 1996 году поступило $2,13 млрд в СКВ и $354 млн в клиринговых валютах. Примерно такая же сумма была получена и в 1997 году. Некоторые же учитывают и сумму, на которую мы поставляем оружие в счет погашения долга. Но я считаю некорректным включать ее в непосредственный доход.
На 1997 год было запланировано поставок на два миллиарда восемьсот с небольшим миллионов долларов. Часть была перенесена с начала года на конец. Поэтому в первые месяцы поставки были на уровне меньшем, чем запланировано.
— А у России есть возможности для наращивания экспорта оружия?
— Это невозможно сделать в одночасье. Фактически "Росвооружение" было создано в 1953 году, Иосифом Сталиным. Оно тогда называлось Главным инженерным управлением. Основной задачей его была поставка оружия для своего рода "привязки" стран и навязывания им марксистско-ленинской идеологии. Именно поэтому мы сформировали рынок из нищих стран. Ни одна нормальная страна мира с нами не работала, так как мы в качестве обязательного дополнения прилагали идеологию.
В результате к 1990 году мы поставляли оружие в 58 стран на общую сумму $16,3 млрд. Но за это мы получили где-то около $900 млн живых денег. Все остальное — либо бартер, либо клиринг, либо ничего. Наша экономика тогда позволяла заниматься такого рода поставками. Если бы мы это дополнили грамотной работой по определению, способна та или иная страна расплатиться по долгам, если бы мы тогда заключали договоры, которые независимо от политической ориентации или происходящих внутри этих стран событий позволяли бы нам через международные суды или еще как-то урегулировать выплату задолженности, то мы сегодня могли бы реструктурировать огромную задолженность нам. Потому что сегодня многие страны, которым мы поставляли оружие, стали платежеспособными. Но теперь они уже предпочитают покупать технику не у нас.
Например, Сирия. Был момент, когда Сирии "Росвооружение" просто не давало оружия. Была государственная концепция: пусть сначала расплатятся по старым долгам. В результате и Сирия, и, например, Египет, начали покупать оружие у других.
Сегодня мы опять поставляем оружие в 58 стран. По сути, это те же страны, но теперь мы отдаем им оружие за деньги. И вот их реальный потенциал: около $2 млрд плюс около $3 млрд того, что они могли бы взять на эксплуатацию. Ведь одно дело отдать Эфиопии современное вооружение и совершенно другое — способность ее вооруженных сил эксплуатировать боевые возможности такой техники.
Если физиология человека не позволяет ему летать на современном истребителе, то бессмысленно продавать ему истребитель, который летает в два Маха (т. е. со скоростью, вдвое превышающей скорость звука.--Ъ), и просить его выполнять фигуры высшего пилотажа.
— Но ведь среди покупателей российского оружия появились и новые страны...
— Если говорить о массовых закупках, то не появились. Если о единицах — то да. Эти закупки — отражение изменившегося мира. За последние семь лет мы добились того, что политика России стала понятной для стран Латинской Америки, Персидского залива. С нами стали дружить и в благодарность закупать наше оружие — но только за те политические решения, которые мы принимаем. Пример: были недавние усилия Бориса Николаевича Ельцина по предотвращению удара по Ираку; сразу после этого мы сразу получили несколько очень интересных предложений. Когда разные страны увидели, что мы их рассматриваем как равноправных партнеров, возникла возможность работать с ними и в области торговли оружием. Они на нас теперь смотрят как на людей, исповедующих общепринятые ценности. Например, Южная Корея всерьез рассматривает возможность сотрудничества с нами; Франция и ФРГ пытаются вместе с ними модернизировать технику, оставшуюся в странах бывшего Варшавского договора.
При этом они, правда, не пускают нас на свои рынки оружия. Они пытаются использовать наши слабые места, чтобы внедрить свои наработки и вместе с нами заниматься комплексной модернизацией. Например, несмотря на все наши усилия, никто не хочет пускать на свои рынки учебно-тренировочный МиГ-АТ, который мы сделали с французами. Все говорят: вы со своим МиГ-АТ работайте там, где нас нет.
— Давайте вернемся к конкретным цифрам. Вы приводите суммы валютных поступлений, но ведь и бартер далеко не всегда убыточен. Не так ли?
— Бартер — это не минус. Тем более когда мы завозим то, что наша экономика потребляет, приобретая за доллары. Так, например, было с малайзийским пальмовым маслом за МиГи. Мы покупали это масло и покупаем. То есть в этом случае страна экономит валюту. Но если в качестве бартера за С-300, проданные в Китай, мы получили пуховики, то это очень плохо.
— Значительная часть оружейного экспорта в последние годы осуществлялась в счет долгов иностранным государствам. Для государства это выгодное решение проблемы?
— В том случае, если у государства есть деньги для того, чтобы отдавать долги. У нас многие готовы брать оружие за долги. Тот же Китай, которому мы должны около $1 млрд, готов каждый год брать техники на несколько сот миллионов. Если бы сегодня был взят курс на урегулирование госзадолженности поставками оружия, мы могли бы серьезно загрузить наши оборонные предприятия.
— Месяц назад Сергей Кириенко критически оценил работу "Росвооружения"...
— Я считаю полезной любую конструктивную критику, я и сам далеко не полностью удовлетворен работой "Росвооружения". Но, справедливости ради, хотел бы вам напомнить, что Сергей Владиленович сказал и о позитивных сдвигах в нашей работе. Такая оценка сама по себе многого стоит, учитывая, что я относительно недавно стал руководителем компании.
— Яков Уринсон еще несколько месяцев назад проанонсировал банковские тендеры по обслуживанию счетов "Росвооружения". Почему их до сих пор нет?
— Оказалось, что очень много трудностей — как и на других направлениях промышленной политики и реструктуризации оборонной отрасли. Каждая такая мера является неудобоваримой для целого ряда структур и людей. Не мне вам объяснять, что если у какого-либо банка возникает интерес, который не согласуется с интересом государства, банку этот государственный интерес становится совершенно неинтересен.
— Иными словами, сейчас старые контракты "Росвооружения" обслуживают те банки, которые их и обслуживали?
— Конечно. Счета по новым контрактам размещаются во Внешторгбанке или во Внешэкономбанке, если дело касается госзадолженности. Или же в тех банках, которые владеют тем или иным предприятием. Правда, бывают проблемы, когда во главе холдингов стоят несколько банков. Так, контракт по строительству кораблей в Петербурге затянулся из-за того, что два банка (ОНЭКСИМбанк и Инкомбанк.— Ъ) не могли найти общий язык. И только когда мы вмешались в конфликт, что вызвало недовольство этих банков, вопрос был решен.
— Значит ли это, что имеющийся список уполномоченных банков вскоре прекратит свое существование?
— Нет, не прекратит. Наоборот, он, по-видимому, расширится. Будут совершенно четкие и ясные критерии предоставления банками своих предложений для участия в тендере. Кто даст больше денег, дешевле и будет соответствовать всем требованиям, тот и будет обслуживать.
— Как вы считаете, у вас есть шанс сохранить пост генерального директора "Росвооружения"?
— Это я не буду комментировать. Кадровая политика в области ВТС является прерогативой президента и премьера.
"Если у банка возникает интерес, который не согласуется с интересом государства, банку этот государственный интерес становится совершенно неинтересен"