Концерт джаз
Новатор и философ, музыкант, введший в оборот термин "фри-джаз", дал единственный концерт в столице со своим квартетом. В том, что достижения 50-летней давности до сих пор свежи и воспринимаются как откровение, в очередной раз убедился ГРИГОРИЙ ДУРНОВО.
Дороговизна билетов на концерты в Доме музыки уже давно стала притчей во языцех среди любителей джаза. Чтобы попасть на единственное выступление саксофониста Орнетта Коулмена, предлагалось заплатить от двух до одиннадцати тысяч. И это при том, что Коулмен, безусловная легенда, один из последних оставшихся в живых столпов и авторитетов в мировом джазе, далеко не всякому зрителю известен и близок. Афиши, извещавшие о концерте, были развешаны по всей Москве, но никто не удосужился пояснить, в чем заслуга Коулмена и почему человеку, не знающему историю джаза, следует покупать недешевый билет. Впрочем, неясно, что следовало бы написать на афише под фамилией. "Основатель фри-джаза"? Даже если не учитывать неоднозначность такой формулировки (Коулмен, чья пластинка "Free Jazz" 1961 года произвела революцию в импровизационной музыке, был не первым экспериментатором в области свободной формы и выступал против того, чтобы словосочетание "свободный джаз" считать термином), понятно, что понятие "фри-джаз" тоже придется растолковывать. Возникал и другой вопрос: подходящая ли выбрана площадка, годится ли фри-джаз, предполагающий возможность отказаться от следования гармонии и ритму, не говоря о так называемом благозвучии, для Светлановского зала, не нужна ли для восприятия такой музыки более камерная обстановка? Идти за примером недалеко: другой выдающийся саксофонист и новатор в области свободного джаза, Энтони Брэкстон, два года назад выступал в культурном центре "Дом", и это место было абсолютно адекватно его сложной музыке. Кажется, время, когда на авангардные концерты можно было собрать большой зал, прошло. Правда, Коулмен — в большей степени историческая фигура (ему в этом году исполнилось 80 лет, а Брэкстону каких-то 65), и те эксперименты, которые он ставил 50 лет назад, сегодня стали хоть и не общедоступной, но классикой. И все же пустеющие ряды в амфитеатре Светлановского зала свидетельствовали как о нелепой финансовой политике организаторов концерта, так и отчасти о том, какому количеству людей музыка Коулмена действительно небезразлична. Не помогла даже летняя акция с продажей двух билетов по цене одного.
Многие опыты в области джазового авангарда, развивавшегося в 1960-е годы, до сих пор сложны для восприятия. Сложен упоминавшийся выше альбом Коулмена "Free Jazz", в котором представлена коллективная импровизация сразу двух квартетов, сложна его более поздняя удивительная работа с симфоническим оркестром Skies of America. Но большая часть пьес Коулмена, сыгранных в Доме музыки, особым радикализмом не отличается — ни прозвучавшая на бис "Lonely Woman", самый известный его хит, ни простейшая плясовая "Dancing in Your Head". Из тех, кто все же добрался до концерта, покинули зал до финала считаные единицы.
Можно сказать, что в исполнении быстрых композиций квартет Коулмена отчасти продолжает идеи Чарли Паркера, только куда более яростно и ярко, чем это делают приверженцы джазового мейнстрима. При этом Орнетт практически не дает солировать другим участникам. В 1970-е годы после долгой и плодотворной совместной работы с трубачами Коулмен сам освоил эту роль и по сей день разбавляет пронзительные соло на саксофоне краткими и язвительными репликами трубы. Третьим его инструментом тогда же стала скрипка, но к ней музыкант за весь концерт так и не притронулся. Коулмену аккомпанируют барабанщик и два басиста (бывало и трое сразу). Контрабасист Тони Фаланга активно пользуется смычком, а бас-гитарист Эл Макдауэлл большую часть концерта играет гитарным звуком. Но если с ними Коулмен безусловно образует единое целое, то его сын Денардо нередко, похоже, уносится в какое-то совсем иное пространство. Особенно явно это слышно в медленных композициях, когда Коулмен-младший, которого отец первый раз пригласил на запись, когда тому было девять лет, начинает играть в любом произвольном ритме, почти не обращая внимания на остальных. Впрочем, к середине концерта об этом результате музыкального непотизма забываешь. К Коулмену-старшему при желании тоже можно было бы придраться: он нередко фальшивит (эта фальшь восстанавливала против него многих коллег еще в 1950-х годах) и растягивает мелодию, как будто не поспевая за ритмом. Но удивительным образом именно эти неправильности и оказываются самым запоминающимся и значимым элементом музыки, производящим самое сильное впечатление. Престарелый саксофонист, робко оглядывающий пространство и передвигающийся не без труда, в игре остается таким же естественным и живым, каким был в годы расцвета.