Опять хоронят. На этот раз омоновцев в Пермской области. Опять объявляют местный траур на день похорон. И опять перечисляют имена погибших по телевизору. Похороны погибших в Чечне русских солдат входят в привычку. Об этой привычке — специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.
Все похороны одинаковые. Я посетил их добрый десяток за последние пару месяцев. Офицеры, генералы, рядовые. Десантники, омоновцы. Всюду одинаковые с красными ленточками венки от однополчан и городской администрации. Всюду фуражки, прилепленные скотчем на крышку гроба. Всюду черно-белые фотографии павших с перечислением воинских званий и наград. И обязательно какой-нибудь старик в толпе с репликой:
— Сталина, Сталина надо. Поскорей чтобы кончал этот бардак...
У каждого гроба матери падают в обморок, а вдовы сдерживают слезы и просят, чтобы гроб до кладбища несли обязательно на руках. Почему-то им важно, чтоб на руках. И всегда отпевают. Называют друг друга товарищами офицерами, но отпевают. И никто не знает, как вести себя в церкви на отпевании павшего воина. Учатся постепенно. Похороны за похоронами, отпевание за отпеванием вырабатывают какой-то свой, странный, православно-растерянный обряд похорон. Месяца два назад еще входили в церковь в шапках. Теперь снимают. И даже уже держат свечки в левой руке, а правой рукой иногда крестятся. Может, потому, что все понятней, что кроме Бога никто на Кавказе не спасет — ни в этой командировке, ни в следующей.
Два месяца назад в Петербурге вертолетный майор, боевой товарищ погибшего полковника Майданова, на могиле командира извинился перед матерью и вдовой. Он сказал: "Простите, что не уберегли". С тех пор извинения стали частью обязательной программы. Всякий начальник извиняется. Посылает солдат на верную смерть, а потом извиняется. Ни министры, ни военачальники не замечают, что их-то извинения в корне отличаются от извинений майора. Майор ведь извинялся, что вовремя не прикрыл огнем, а военачальники извиняются, что подставили под огонь. И продолжают подставлять.
Еще два месяца назад погибших хоронили, как правило, от имени воинской части. Выстраивали могилы в аллею славы. Последнее время от аллей славы отказываются. Отпевают всех вместе... Но не всех! Число отпеваемых никогда не совпадает с числом погибших. Примерно треть хоронят позже, без прессы и часто в закрытых гробах. Примерно треть жертв этой войны направляется не сразу домой в "черном тюльпане", а сначала в Ростов, в лабораторию к полковнику Щербакову на опознание. Матери и вдовы сидят в маленькой комнате и смотрят бесконечное видео с искалеченными до неузнаваемости телами.
А тех, кто не изуродован, отпевают вместе. Потом разносят по автобусам и развозят по разным кладбищам. Говорят, воля родственников, но я думаю, что если бы погибших в Чечне солдат продолжали хоронить рядом, называя эти ряды аллеями славы, потери наши уже сейчас стали бы слишком наглядны. Пойдите на любое московское кладбище в любой день. Обязательно услышите салют. Обязательно хоронят кого-нибудь с воинскими почестями.
— Где погиб?
— В Чечне.
Каждый день вроде как незаметно солдаты гибнут. Их хоронят, формируя подземные дивизии... Общественное мнение реагирует, только если разом погибает целый взвод или если расстреливают колонну. Похороны становятся темой дня, когда формируется аллея славы и роют 11 могил в ряд, как вчера в городе Березняки Пермской области.
И вроде все прошло как всегда: венки, вдовы, извинения. Матери погибших кляли чеченцев, а товарищи погибших рвались снова в Чечню, чтобы мстить. Но вот чего раньше не было — губернатор Пермской области Геннадий Игумнов открыто обвинил военных в гибели березняковских омоновцев.
— По вине раздолбайства отдельных командиров!
И пообещал, что имена военачальников-раздолбаев будут названы. Отныне безоговорочное доверие народа к армии подорвано. И пацифистские настроения будут только расти. В самой Перми на траурном митинге милицейский генерал Анатолий Прошин говорил, конечно: "Будущее бандитов предрешено. Нет и не будет изуверам прощения!" И тут же Пермское областное отделение Российского фонда мира напечатало листовку с обращением к чеченцам: "...Они (пермские омоновцы) никого не убивали. Они ехали в Джаной-Ведено защищать мирных граждан от преступников. Но их убили... Мы обращаемся к ветеранам и женщинам. Давайте вместе бороться за мир на Кавказе... Мы не хотим новых жертв! Мы не хотим, чтобы матери теряли своих сыновей. Мы не хотим, чтобы дети становились сиротами. Мы обращаемся к мудрости и милосердию жителей Чечни. Только с вашей помощью можно прекратить кровопролитие. Мы обращаемся к президенту России В. Путину — принять незамедлительные меры по прекращению боевых действий в Чечне".
Вот такое письмо. На самом деле это только кажется, что мы мужественные, что готовы хоронить и оплакивать бесконечно. На самом деле похороны изматывают. Когда я поехал на пятые свои похороны в Сергиев Посад, я был уверен, что эта командировка ничем не будет отличаться от других. Однако же стоило хору запеть "Со святыми упокой", как я зарыдал. В голос. Со слезами, текущими по щекам и капающими с бороды.
Казалось бы, циничный журналист. Не в первый раз вижу мертвого человека. Своими руками таскал со спасателями тела погибших во взорванных московских домах. Никакого отношения не имею к погибшим. Не родственник им, не товарищ и даже не знакомый. А вот плачу навзрыд и ничего не могу с собой поделать. Просто журналисты чаще видят похороны, чем страна. Очень скоро страна перейдет тот порог нечувствительности к чужой смерти, который я перешел в Сергиевом Посаде. И тогда страна завоет. И правильно сделает. Потому что страна, где каждый день хоронят погибших солдат, должна выть белугой.