Месяц назад Ъ опубликовал интервью с и. о. президента Владимиром Путиным. Что вскоре стало с Путиным, все знают. Сегодня мы публикуем интервью с первым вице-премьером МИХАИЛОМ КАСЬЯНОВЫМ, одним из претендентов на премьерское кресло в новом правительстве. Он заслужил похвалы Путина, когда договорился с Лондонским клубом о реструктуризации российских долгов. В апреле--мае России предстоят очередные крупные выплаты по внешнему долгу. О том, как правительство будет платить, и о новой концепции управления госдолгом Михаил Касьянов рассказывает обозревателю Ъ ПЕТРУ Ъ-РУШАЙЛО.
— В этом году России предстоят значительные выплаты по внешнему долгу, а ситуация с внешним финансированием пока неопределенная. Без кредитов МВФ мы сможем обойтись?
— До сих пор обходились. Правда, у нас есть хорошее подспорье — кредиты Всемирного банка и правительства Японии. Но не будет драмы, если вдруг не окажется внешних источников, а, скорее всего, так и случится в апреле, мае, может быть, и в июне. О внутреннем долге речи вообще нет — по нему мы платим автоматически. И погашение внешнего тоже не будет большой проблемой. Я даже думаю, что в мае мы обойдемся без заимствований у ЦБ. А на апрель мы уже все сбалансировали и точно решили, что занимать у ЦБ не будем. Хотя теоретически можем одолжить у него до $1 млрд без особого вреда для экономики — таковы итоги нашего совместного анализа с МВФ.
— Иными словами, вы уверены, что без кредитов МВФ в этом году Россия сможет расплатиться по внешним долгам.
— Теоретически это возможно. Я думаю, что это возможно и практически. Но нельзя на это ориентироваться как на самый правильный путь. Это правильный путь с точки зрения быстрого погашения долга. Но с точки зрения концепции развития страны и достижения целей, намеченных в макроэкономической сфере и в финансировании социальной сферы, такого развития событий хотелось бы избежать. Доходы бюджета могут быть направлены на цели внутреннего развития, на социальные нужды, создание потребительского спроса, что является источником роста.
— Если все же кредитов МВФ не будет, как это отразится на экономическом росте, социальных выплатах?
— Я не думаю, что будет снижение темпов роста. Скорее речь идет об отсрочке решения некоторых проблем — например, погашения задолженности прежних бюджетов "живыми" деньгами. Прежде всего я имею в виду задолженность за выполненный и неоплаченный оборонный заказ, серьезную задолженность перед региональными бюджетами за переданное им ведомственное жилье.
— Сколько все-таки нам нужно получить за счет внешних источников, чтобы ничего не сокращать?
— В I квартале по внешним долгам мы заплатили $2,4 млрд. Во втором заплатим еще $3 млрд — опять-таки без помощи МВФ. До конца года останется выплатить $4,8 млрд. При этом у нас очень хороший первичный профицит бюджета, за счет чего мы можем покрыть примерно 2/3 обязательств по госдолгу. Значит, от МВФ нужно $1,5 млрд — два "стандартных" транша. Если мы их не получим, намерения правительства по погашению кредиторской задолженности полностью реализованы не будут. А их реализация очень важна: это улучшит ситуацию в стране, повысит уровень монетизации экономики, снизит долю бартерных расчетов, первопричиной которых было неисполнение бюджета.
— Если говорить о государственном внешнем долге вообще, каковы ближайшие планы правительства?
— Наша задача сейчас — завершить сделку с Лондонским клубом. Потом будут очень сложные переговоры с Парижским. Они будут носить политико-экономический характер, и этот вопрос, конечно, должен быть затронут на встрече лидеров "восьмерки". Мы будем просить наших кредиторов предоставить нам условия, сравнимые с условиями по Лондонскому клубу. Хотелось бы, чтобы сделка с Парижским клубом была завершена до конца года — тогда с реструктурированием внешнего долга мы бы закончили.
— Когда начнется обмен долгов России Лондонскому клубу на новые еврооблигации?
— Сейчас завершается подготовка соответствующих документов. Я думаю, через две недели все будет готово для начала обмена. К этому времени мы, по-видимому, завершим выбор агентов по будущим долговым обязательствам, а именно агента по обмену и фискального агента, через которого будут идти платежи всем держателям новых бумаг. И в конце мая — начале июня мы планируем уже начать этот обмен.
— Кто претендует на выполнение функций агентов?
— Пока я не буду называть конкретные институты, но, вообще, их круг довольно узок, поскольку в мире всего несколько таких глобальных финансовых домов, которые профессионально занимаются подобными сделками.
— И все же, сколько заявок подали претенденты?
— Три заявки на выполнение функций агента по обмену и три — фискального агента.
— Если в конце мая начнется обмен, когда вы планируете его завершить?
— Будет дан определенный срок. Он не будет большим — несколько недель. Конкретнее мы пока не определились.
— Сделка будет признана состоявшейся, если на обмен согласятся не менее 85% инвесторов. Каковы шансы на это?
— Это всего лишь формальные ограничения. Россия действительно имеет право отказаться от сделки при обмене долгов на сумму менее $25 млрд, а инвесторы — если не наберется $19 млрд. Но лично мы отказываться ни от чего не собираемся. Кроме того, мы уверены, что процент инвесторов, принявших участие в обмене, будет очень высоким.
— А какова ситуация с обменом "вэбовок"?
— Обмен идет не так активно, как хотелось бы. Дело в том, что мы не дали конкретных сроков окончания обмена, поэтому инвесторы не торопятся принимать решения. Сейчас обменено бумаг на сумму $500 млн из общего объема $1300 млн.
— Но многие держатели бумаг заявили, что на обмен не пойдут и будут судиться с Минфином...
— Пока нет ни одного конкретного судебного решения, по которому Минфин должен был бы заплатить по ОВВЗ.
— После завершения переговоров с Лондонским клубом на рынке появятся новые бумаги. Будет ли государство работать на рынке своих долгов? Может быть, начнет их скупать?
— Нет необходимости начинать их скупать, для этого и проводится реструктуризация. Для скупки нужны средства. Если бы они были, то не надо было бы проводить реструктуризацию, надо было бы просто платить своевременно по своим обязательствам.
— А если выходить на рынок с новыми займами и за их счет погашать старые?
— Это уже из области управления долговым портфелем. В перспективе мы, как и другие страны, будем это делать. Когда создадим общую систему управления долгом, у нас появятся возможности регулярно выходить на рынок и заимствовать. На это надо не менее двух лет. К тому времени мы, конечно, будем заниматься управлением долгом как в плане перепрофилирования своих долговых обязательств, так и в плане управления рисками, связанными с изменением курсов валют, процентных ставок. У нас в разных валютах долговые обязательства, и иногда это приносит некоторые дополнительные расходы.
— Как вы считаете, нужен ли России отдельный государственный орган по управлению госдолгом?
— На настоящем этапе это, наверное, не требуется. Я думаю, что не потребуется и в будущем. Однако может потребоваться хороший агент, который будет работать на рынке и выполнять поручения правительства, "нажимать кнопки".
— Какой будет статус у этого агента?
— Тут могут быть разные варианты. Это может быть как бы долговой офис, государственный. Не министерство, конечно, не госучреждение, но принадлежащий государству институт, который непосредственно выполняет поставленные задачи. Вырабатывается стратегия и ставится задача добиться каких-то целей. И уже не Минфин ежедневно принимает решения, а менеджеры, сидящие там, выполняют эти задачи от имени правительства. Это просто подразделение, которое может проводить коммерческие операции.
— Правительство давно обещает создать единую концепцию управления госдолгом. Когда это произойдет?
— Этот вопрос в активной проработке, но еще не на самой последней стадии. К сожалению, мы отстали с этим процессом. Правда, не настолько сильно, чтобы это мешало нам работать. Пока управление госдолгом все еще функционирует в двух блоках: внешний долг отдельно, внутренний — отдельно. Но сейчас у нас главная задача — разобраться с внешним долгом. По внутреннему сейчас вырабатывается стратегия заимствований, или, скажем, план заимствований, чтобы инвесторы могли себя комфортно ощущать с точки зрения предсказуемости поведения государства. Я думаю, что к концу апреля Минфин объявит ключевые параметры своих заимствований до конца 2000 года.
— Какими будут эти параметры?
— Речь идет о примерных сроках эмиссии различных долговых обязательств, их объемах и датах погашения. На основе этих данных инвесторы смогут легко рассчитать, какой будет кривая доходности, и планировать собственные вложения. Мы хотим дать понять инвесторам, что будем объявлять о своих планах не время от времени — скажем, за неделю до аукциона,— а заранее ознакомим всех с намерениями Минфина.
— Можно ли что-то конкретное объявить уже сейчас?
— Минфин будет выпускать трехмесячные, шестимесячные и 12-месячные бумаги. Сейчас мы также думаем, нужны ли бумаги с промежуточными сроками, скажем на девять месяцев или на четыре-пять. Пока это неясно. Объемы заимствований будут небольшими — максимум 40 млрд руб. Объем каждого выпуска — 2,5-3 млрд руб. Мы заимствуем не ради покрытия дефицита бюджета — I квартал исполнен с общим профицитом 0,7% ВВП и с первичным профицитом 3,5% ВВП. Поэтому для бюджета займы на внутреннем рынке серьезной роли не играют. Однако это важный элемент с точки зрения проведении кредитно-денежной политики.
— Вы сказали, что пока внутренний и внешний долги рассматриваются по отдельности...
— Нельзя сказать, что совсем по отдельности. Я, как министр финансов, и мои заместители этим вопросом занимаемся регулярно. Так что координация полная, но только пока на уровне руководства министерства, а не на уровне среднего звена. Два департамента Минфина — внутреннего и внешнего долга — по-прежнему существуют отдельно. Я думаю, что к концу года встанет вопрос о некоторых структурных изменениях в Минфине для того, чтобы система долга функционировала как единое целое. Пока ситуация на рынке еще не давит на нас так, как это было в 1997-1998 годах, и мы имеем возможность готовить эти изменения в более или менее спокойной обстановке.
— С точки зрения общей системы управления госдолгом какими будут приоритеты при осуществлении новых займов?
— Приоритетными будут внутренние заимствования, как это и должно быть. Сегодня еще посткризисная ситуация, и участники финансового рынка не имеют возможности вкладывать деньги на длительный срок. Мы должны постепенно восстановить их доверие к государству и дать им набор инструментов, который позволил бы лучше управлять ликвидностью, а не просто держать деньги в трехмесячных депозитах и в коротких бумагах и этим довольствоваться. Участники рынка должны иметь возможность вложить свои средства, не задействованные в данный момент в реальном секторе, в государственные бумаги. Поэтому мы, возможно, будем давать некоторые налоговые льготы тем, кто держит бумаги без продажи, скажем, свыше года.
— Вы считаете, что это лучше, чем занимать за рубежом?
— Да, потому что это долг в национальной валюте. Еще раз подчеркну: эти заимствования — не на финансирование дефицита бюджета. Покрытие дефицита — тоже важная вещь, но сейчас это не является для нас основной целью заимствований. Должны существовать совершенно четкие ориентиры доходности для всего рынка. А главный ориентир — это государство, его риски. В соответствии с оценкой риска государства оценивается риск любого другого заемщика в зависимости от его финансового состояния или других отягчающих или смягчающих его положение обстоятельств. Понятно, что самым лучшим заемщиком по необеспеченным заимствованиям является все-таки государство.
— Зачем тогда вообще нужны кредиты МВФ, если на внутреннем российском рынке государство сейчас может занимать деньги практически под нулевую ставку доходности?
— На внутреннем рынке нет длинных заимствований. Длинные бумаги появились в основном в ходе реструктуризации ГКО, а не в результате нормальной продажи на аукционе.
— Ну а если перезанимать каждые три месяца?
— В принципе такой режим заимствований слишком рискован, в чем мы имели возможность убедиться в 1998 году. Но все зависит от объемов. Если вместо регулярного рефинансирования эти облигации могут быть в любой момент погашены, то такой способ заимствований неопасен. К тому же в настоящий момент мы помогаем Центробанку осуществлять стерилизацию избыточной ликвидности. Так что сейчас правительство расплачивается за свои неудачи по привлечению средств в реальный сектор. Избыточные средства, которые находятся на финансовом рынке и не идут в экономику,— свидетельство того, что правительство за все предыдущие годы не сумело создать привлекательного инвестиционного климата. Напротив, были созданы все условия для финансового рынка — деньги и крутились там. У участников рынка нет понимания необходимости инвестировать в экономику.
— Зачем же их поощрять, выпуская новые госбумаги?
— Мы никого не поощряем, выпуская новые бумаги. Мы лишь удовлетворяем насущную потребность в инвестировании избыточной на данный момент ликвидности. И тем самым устраняем угрозу для стабильности национальной валюты. Мы прекрасно осознаем, что работа по созданию инвестиционного климата — это не разовая акция, а серия шагов, направленных на устранение недоразумений, препятствующих приходу денег в реальный сектор экономики. До этого существовала схема, когда кредитовали промышленность в основном крупные банки, да и то это относилось главным образом к подконтрольным им предприятиям. Кредитование же обычного предприятия по-прежнему крайне рискованно из-за несбалансированности законов. В частности, необходим нормальный закон о банкротстве, надежно защищающий права кредиторов и инвесторов, и т. д. Отсутствие этого и других законов — упущение прежних правительств. И за это мы сейчас платим весьма высокую цену.