НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ РОССИЙСКИЕ ГЕНЕРАЛЫ БЫЛИ ПОСТАВЛЕНЫ ПЕРЕД ВЫБОРОМ: ВЫПОЛНИТЬ ПРЕСТУПНЫЕ ПРИКАЗЫ РУКОВОДСТВА ИЛИ НАРУШИТЬ ИХ И ОКАЗАТЬСЯ ПОД УГРОЗОЙ ТРИБУНАЛА. ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР СУМЕЛИ СДЕЛАТЬ НЕМНОГИЕ — ТЕ, КТО ОСМЕЛИЛСЯ ПОВЕРИТЬ СВОИМ ГЛАЗАМ.
Существует заблуждение, что воинские уставы, четко регламентируя жизнь военных, освобождают их от мучительной проблемы выбора. Приказы начальника являются законом для подчиненного, у которого не может возникать сомнений в их правильности. Однако история ХХ века свидетельствует о том, что уставы не спасают военных от ответственности за ошибки начальства: ни военное, ни политическое руководство в случае провала никогда не берет ответственности на себя. Виновными во всем оказываются именно исполнители. Военному по-прежнему необходимо одновременно быть политиком (чтобы понимать, когда какой приказ выполнять) и чиновником (чтобы уметь грамотно приказы не исполнять).
События, происходившие в начале Отечественной войны, являются наиболее яркой иллюстрацией этой закономерности.
Кремлевский глупец
Сталин в войну не верил до последнего момента. Когда весной 1941 года немецкие войска развертывались на западной границе СССР, Кремль требовал от своих генералов спокойствия и бездействия. Приказы, шифровки, телеграммы из наркомата обороны летели пачками. Все они имели единственную цель — охладить боевой пыл генералов, стремившихся привести подчиненные им части и соединения в боевую готовность. В рассылаемых по штабам документах в различных вариациях формулировалось одно и то же требование: ни в коем случае своей активностью не дать немцам повода развязать войну.
Накануне войны в генеральской среде образовалось два лагеря, представители которых совершенно по-разному реагировали на указания партии. Дилемма перед командующими войсками стояла нешуточная: исполнить приказ — значит пойти против логики и очевидных фактов, говоривших о скором начале войны; не выполнить — пойти под трибунал.
И все же некоторые, несмотря на тотальный контроль, были готовы рисковать головой ради того, чтобы не прозевать время "Ч" и встретить врага во всеоружии. Их были единицы. Другие — их было подавляющее большинство — и накануне, и даже в первые часы войны выполняли все указания Москвы, переложив тем самым всю ответственность за последствия на Центр. Именно это послушание советского генералитета стало одной из главных причин сокрушительного поражения советских войск в начале войны.
Чужие среди своих
"Оборонительные сооружения не занимать",— приказывал в начале июня начальник Генерального штаба Жуков. "Сбивать нарушителей воздушного пространства запрещаю. О каждом факте нарушения составлять протокол и передавать его по команде",— это один из пунктов приказа наркома обороны Тимошенко. 14 июня появилось знаменитое заявление ТАСС, которое заклеймило происки противников советско-германской дружбы.
"Покинуть места постоянной дислокации и выйти в летние лагеря для полевой подготовки",— откликался на призывы наркомата командующий Западным особым военным округом генерал Павлов. Аналогичные приказы своим войскам отдавали и другие политически грамотные, хорошо понимающие линию партии командующие.
Командующий войсками Киевского особого военного округа (ОВО) Михаил Кирпонос к таковым не относился. Он самовольно вывел часть сил в укрепрайоны (УР). Взяв ответственность на себя, Кирпонос привел вверенные ему войска в боевую готовность, чем насторожил немцев и, как выяснилось позже, заставил их провести перегруппировку сил. Активные передвижения на немецкой стороне прекратились. Однако вместо благодарности командующий получил "последнее предупреждение" из Москвы. Разбирался с генералом-вредителем лично начальник Генштаба Георгий Жуков. Приехав на место с командой штабистов и контрразведчиков, он чуть не отдал Кирпоноса под трибунал. А его коллегам в Белоруссии и других западных округах приказал "впредь полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не занимать".
Несмотря на события в Киеве, подробно освещавшиеся на закрытых политинформациях лекторами ЦК, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Филипп Октябрьский, не афишируя свои действия, в канун войны под видом плановой боевой учебы стал быстро готовить корабли к военным действиям.
То, что сделал командир 9-го механизированного корпуса генерал-лейтенант Константин Рокоссовский, вообще не оставляло ему права на ошибку. В начале июня он оспорил приказ Киева (корпус Рокоссовского подчинялся Киевскому ОВО) — отвести части корпуса в летние лагеря. Убедив командующего в том, что он в состоянии организовать боевую учебу на месте постоянной дислокации, комкор стал выбивать из округа положенные ему по штатам военного времени боеприпасы и запчасти для техники.
Опоздавшая директива
21 июня 1941 года в Кремле обсуждали обстановку на западной границе СССР. На заседании политбюро ЦК ВКП(б), которое длилось весь день, заслушивали военных и руководителей разведки, пытаясь решить, как отвечать на участившиеся вылазки немцев. Никто не осмеливался в открытую оспорить позицию Сталина, по-прежнему называвшего активность немцев по ту сторону Буга "провокацией" и отказывавшегося признать угрозу войны.
Заседание прервал Жуков, сообщивший по телефону из наркомата обороны, что из Киевского ОВО поступил срочный доклад: появился перебежчик, который утверждает, что передовые части вермахта получили приказ Гитлера перейти советскую границу на рассвете. Жукову и наркому обороны маршалу Тимошенко тут же было приказано прибыть в Кремль.
На кремлевском "ковре" нарком и начальник Генштаба предложили Сталину срочно направить в войска подготовленную ими директиву о приведении западных приграничных округов в полную боевую готовность. Но бюрократическая возня с директивой продолжалась до полуночи, и в войска документ был отправлен лишь в половине первого ночи 22 июня. В округа директива пришла еще позже — в четвертом часу, в войска — и вовсе под утро, когда по всей границе уже полыхали города.
Удивительно, но уже в шестом часу утра, когда немецкая армия взламывала советскую границу и бомбила города, Сталин предупреждал командующих войсками округов о "недопущении осложнений с противостоящей стороной" и указывал Тимошенко и Жукову: "Предупредите, чтобы наши самолеты не пересекали границы". Тимошенко по его приказу звонил в Киев и Минск и требовал от командующих "никаких действий против немцев не начинать", так как "Иосиф Виссарионович считает, что это, возможно, провокационные действия некоторых германских генералов".
Тактики против стратегии
В войсках, в непосредственной близости от границы, работали генералы, которые своими глазами наблюдали за разворачивающимися в зонах их ответственности "провокационными действиями". Многие понимали, что германская военная машина уже запущена и война неизбежна, однако продолжали беспрекословно выполнять распоряжения Москвы. В результате из 108 подчиненных им дивизий прикрытия сопротивление немцам оказали лишь 40 не полностью отмобилизованных соединений (в основном в Прибалтийском и Ленинградском военных округах, где полномасштабные боевые действия начались на несколько часов позже, чем на западном и юго-западном направлениях). Подавляющее большинство вверенных генералам войск встретило немцев в пунктах постоянной дислокации, в лагерях или на марше.
Как и следовало ожидать, в полной боеготовности 22 июня оказался лишь Черноморский флот. Когда радиолокационные станции засекли первые немецкие бомбардировщики, Октябрьский объявил боевую тревогу. Огнем подчиненной ему артиллерии ПВО были сбиты первые в этой войне немецкие самолеты. Опасность бомбардировки прибрежных городов была устранена. Черноморский флот в первые дни войны не потерял ни одного корабля.
Уже после войны Жуков оценил действия Октябрьского как "своевременные", а самого вице-адмирала назвал человеком "творческим, чувствующим границу, за которой осторожность превращается в преступную халатность".
Другим генералом, достойно встретившим противника, был комкор Рокоссовский. Когда немцы стали переходить границу, он, не дождавшись приказа сверху, вскрыл секретный оперативный пакет, в котором содержался приказ привести корпус в боевую готовность и выдвинуться в направлении Ровно, Луцка и Ковеля. Поскольку корпус так и не получил из округа боеприпасов и техники для их транспортировки, Рокоссовский принял решение "экспроприировать" их на находившихся неподалеку, но не подчиненных ему складах.
Генерала не остановило даже то, что склады были центрального, то есть московского, подчинения и за самоуправство ему был гарантирован расстрел. Разоружив караул, Рокоссовский угнал десятки грузовых автомобилей, набитых боеприпасами для его танков, отмобилизовал корпус и выдвинулся в указанных приказом направлениях. Уже на следующий день мехкорпус Рокоссовского стал уничтожать немецкие колонны, а на шестой день войны дал немцам серьезный бой под Ковелем.
Приказные
Одновременно по всей линии фронта вермахт громил войска дисциплинированных советских генералов. Авиация бомбила города, находившиеся более чем в 100 км от государственной границы: Минск, Смоленск, Киев, Житомир, Мурманск, Ригу, Каунас. В одночасье были разрушены сотни аэродромов, штабов, пунктов связи. В первый же день войны советские ВВС потеряли 1200 самолетов. Больше всего — 738 самолетов, в том числе 528 на земле,— на Западном фронте (бывший Западный ОВО). Это составляло 38% материальной части округа, войска которого не были даже подняты по боевой тревоге — их расстреливали спящими прямо в казармах. В Белоруссии уже 22 июня немецким танковым группам удалось продвинуться на глубину до 60 км — впоследствии это привело к тому, что в минском котле оказались войска Западного фронта.
Кошмар в воздухе и на земле вызвал панику. "В 17 часов 22 июня в своем рабочем кабинете покончил жизнь самоубийством командующий ВВС ЗапОВО генерал-майор Копец И. И. Предположительная причина самоубийства — малодушие вследствие частых неудач и сравнительно больших потерь авиации",— такое донесение отправил в Москву начальник политуправления округа Дмитрий Лестев.
Бежал с фронта командир 9-й смешанной авиадивизии генерал-майор Сергей Черных. Герой Советского Союза, депутат Верховного совета СССР был обнаружен в Брянске лишь 26 июня, отдан под трибунал и по приговору военной коллегии Верховного суда расстрелян как дезертир.
Командующий Западным ОВО генерал армии Дмитрий Павлов, в непосредственном подчинении которого находились Копец и Черных, стреляться не стал, а аккуратно выполнял поступавшие из Москвы приказы. Он не занял полевые укрепления вдоль государственной границы — хотя сам был убежден в необходимости этого и обращался за разрешением в наркомат обороны 14 июня. Получив отказ, Павлов, как того требовала Москва, до последнего демонстрировал немцам свое миролюбие: вывел войска в полевые лагеря, а сам провел вечер 21 июня на спектакле гастролировавшего в Минске Московского Художественного театра.
В первые же минуты войны Павлов потерял нити управления войсками. Не имея связи со штабами армий, он только в половине шестого утра отдал первое распоряжение: поднять войска и привести их в боевую готовность. Однако было уже поздно: немцы наступали слишком стремительно. Прибывшие во второй половине дня 22 июня в Минск маршалы Советского Союза Борис Шапошников и Григорий Кулик тоже не смогли овладеть обстановкой.
Павлов был на грани помешательства. Окончательно деморализованный, он отдавал войскам заведомо невыполнимые распоряжения. Своему заместителю генералу Ивану Болдину приказал силами 6-го и 11-го мехкорпусов и кавалерийских соединений "продолжить решительное наступление" и овладеть городом Гродно. И это в то время, когда вокруг двух армий фронта уже сжималось немецкое кольцо, а вырвавшиеся из-под немецкого огня части разбегались по лесам! Вместо того чтобы в кратчайшие сроки вывести армии из почти уже срезанного немцами белостокского выступа, Павлов приказал, наоборот, наращивать вторые эшелоны с намерением перейти в контрнаступление широким фронтом. Ведь утвержденная партией военная доктрина требовала контрнаступления и перенесения войны на территорию противника.
Расстрелянная команда
Все это означало катастрофу не только для вверенных Павлову соединений, но и для него лично. И она произошла: в котле в районе белостокского выступа были перемолоты по меньшей мере две армии Западного фронта. Управление войсками не было налажено даже спустя 8 дней после начала войны — Ставка не имела ясного представления о событиях, происходивших в районах Минска, Бобруйска, Слуцка, где немецкие карательные отряды отлавливали тысячи разбежавшихся красноармейцев. Такой безнадежной картины не было ни на одном другом фронте.
Когда Сталин пожелал лично разобраться в сложившейся обстановке, он позвонил Павлову по телефону. Однако тот дважды "уезжал в войска", трусливо оставляя на растерзание вождю начальника своего штаба генерала Климовских. Впрочем, его судьба уже была предопределена.
Именно Павлова Сталин решил принести в жертву, чтобы поднять боевой дух армии, испарившийся с первыми ударами немецкой авиации. Теперь преданные делу партии дисциплинированные исполнители его приказов уже именовались "вялыми, беспринципными и неспособными доказать собственную правоту". Кстати, Павлов был сталинским выдвиженцем, пришедшим на смену репрессированным в 1937-1938 годах военачальникам.
Сталин вызвал Павлова в Москву и на первом заседании Государственного комитета обороны отстранил от командования войсками фронта. В ответ на слезную просьбу принять его Сталин через Жукова приказал Павлову возвратиться на фронт, хорошо зная, что тот не доедет и до Смоленска.
4 июля в городке Довске генерала арестовал начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии Мехлис. Постановление на арест было подготовлено на следующий день — его подписали нарком обороны Тимошенко и и. о. прокурора СССР Софонов. В постановлении упоминались и германский плен, в котором Павлов находился в 1916-1919 годах, и его сочувствие правому уклону, и близость к Уборевичу и другим участникам "военного заговора" в Красной Армии, и, наконец, его собственная принадлежность к этому заговору.
Для того чтобы казнь бывшего протеже оказала на массы максимальное воспитательное влияние, Сталин приказал Мехлису найти "всех виновных в сдаче фронта". 6 июля главный стукач Красной армии доложил вождю об исполнении приказа телеграммой.
"Москва, Кремль. Сталину.
Военный совет установил преступную деятельность ряда должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение. Военный совет решил:
1) Арестовать бывшего начальника штаба Климовских, бывшего заместителя командующего ВВС фронта Таюрского (он сменил застрелившегося Копеца.— Ъ) и начальника артиллерии Клич.
2) Предать суду военного трибунала командующего 4-й армией Коробкова, командира 9-й авиадивизии Черных, командира 42-й стрелковой дивизии Лазаренко, командира танкового корпуса Оборина..."
Все были расстреляны.
Сталин одобрил эти меры как один из "верных способов оздоровления фронта".
Без вины виноватые
Советские и российские генералы впоследствии не раз оказывались в похожей ситуации. 45 лет назад во время восстания восточноберлинских рабочих часть советских солдат и офицеров отказались расстреливать безоружную толпу. Преданные трибуналу, они сами были расстреляны.
Позднее, получив приказ, военные, исполняя свой долг, выходили на подавление восстаний, демонстраций и мятежей в Баку, Тбилиси, Вильнюсе и Чечне. И в итоге не кто-нибудь, а именно они были названы главными виновниками кровопролития. Ни один политик и ни один главком пока не взял на себя вину и не признал свои приказы ошибкой.
Российские генералы всегда говорили, что дело военного — находясь вне политики, выполнять приказы политического руководства страны. Это пустые слова. Сегодня, как и 57, и 157 лет назад, офицер, получая приказ, вынужден отдавать себе отчет в том, какие последствия может повлечь выполнение этого приказа "точно и в срок" — как того требует устав. И брать ответственность за его выполнение на себя.
ЮРИЙ КОНДРАТЬЕВ
--------------------------------------------------------
"Оборонительные сооружения не занимать",— приказывал в начале июня начальник Генштаба Жуков. "Сбивать нарушителей воздушного пространства запрещаю",— вторил ему нарком обороны Тимошенко
Многие генералы понимали, что война неизбежна, но продолжали выполнять распоряжения Москвы. В результате из 108 дивизий прикрытия сопротивление немцам оказали лишь 40
Часть руководства разгромленного Западного фронта Сталин расстрелял. За то, что они слишком ретиво выполняли его указания
--------------------------------------------------------
Подписи
В сентябре 1939 года немецкие войска перешли польскую границу. Началась вторая мировая война
В первые дни войны сводки Совинформбюро сообщали о победах Красной Армии
Как того требовала Москва, "во избежание осложнений с Берлином" переходящим советскую границу немецким войскам препятствий не чинили
В мае-июне 41-го начальник Генштаба Георгий Жуков жестоко наказывал военачальников за их стремление как можно быстрее привести войска в боевую готовность
Нарком обороны маршал Борис Шапошников лично ответствен за неготовность армии к войне. Однако карающая длань вождя народов его не коснулась
Командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Дмитрий Павлов стал первой жертвой стратегической ошибки Сталина — в июле 1941 года за излишнюю преданность вождю он был расстрелян
Маршал Григорий Кулик был брошен Ставкой спасать положение на фронте. Однако благодаря своим исключительным полководческим способностям он только усугубил ее. Вскоре Кулик был репрессирован
Начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии Лев Мехлис руководил "показательной" расправой над штабом Западного фронта. Он "назначил" семерых генералов виновными за тяжелые поражения в первые дни войны