В ближайшие две недели российское правительство должно принять решение, которое определит будущее России на многие годы вперед. Решение о том, нужно ли проводить девальвацию.
Вопрос о девальвации стоит перед правительством и деловой элитой страны уже более полугода. Но особенную остроту он приобрел сейчас, когда в результате финансового кризиса государство оказалось на грани разорения, а падение мировых цен на энергоресурсы поставило под сомнение жизнеспособность крупнейших российских финансово-промышленных групп.
Высшие правительственные чиновники в неофициальных беседах признают, что последствия девальвации рубля для национальной экономики просчитываются. Но при включенных диктофонах и телекамерах, ни один ответственный член правительства не скажет, что российские власти готовятся одномоментно снизить стоимость рубля по отношению к доллару. Единственное, на что хватает смелости государственным деятелям и связанным с ними представителям финансового и политического истеблишмента,— это на констатацию обоснованности ведущихся дискуссий.
Егор Гайдар фактически признает, что почву для девальвации как средства преодоления финансовых трудностей госбюджета подготовило предыдущее правительство. По его словам, сегодняшние проблемы проистекают из того, что начиная с 1995 года мягкая бюджетная политика правительства, заключавшаяся в огромных, не обеспеченных доходами, расходах, причудливым образом сочеталась в России с весьма жесткой денежной политикой, проводимой Центральным банком. В результате огромный бюджетный дефицит при практически фиксированном курсе рубля сделал золотовалютные резервы Центрального банка практически единственным источником поддержания стабильности национальной валюты.
Впрочем, мало что изменилось и с появлением в Белом доме Сергея Кириенко. Предпринятые им шаги по сокращению расходов и увеличению доходов или вовсе оказываются неэффективными, или дадут результат в лучшем случае в следующем году. Следует учитывать также, что альтернативные способы пополнения бюджета — такие, как расширение его доходной базы за счет населения — и в будущем вряд ли окажутся сверхэффективными. Просто потому, что Россия — очень бедная страна. Валовый внутренний продукт на душу населения едва превышает $4 тыс. Это не позволяет надеяться на то, что в ближайшем будущем частные лица смогут своими налогами профинансировать большую часть расходов правительства. Ну а российские предприниматели в совершенстве овладели искусством не платить вообще никаких налогов.
Так что новое правительство России обречено искать выход из создавшегося положения, опираясь на либеральные принципы. Иными словами — искать источники пополнения резервов Центрального банка. В отличие от правительства Виктора Черномырдина нынешний кабинет предпочел бы занимать деньги только у МВФ. Хотя бы потому, что фонд может предоставить самые дешевые кредиты, а займы у частных банков обходятся подрастерявшим авторитет российским властям очень дорого. Недавнее размещение евробондов под более чем 12% годовых это подтверждает.
В таких условиях разовое обесценение рубля выглядит очень заманчивым способом решения проблем. Правительство, девальвировав рубль на треть, настолько же увеличит поступления от импортных пошлин, которые составляют более половины 20-миллиардных ежемесячных доходов бюджета. Ровно на треть возрастет и рублевый эквивалент западных кредитов. И ровно на треть сократится стоимость обслуживания внутреннего рублевого долга.
Словом, теоретических преимуществ девальвации много. Об отрицательных последствиях вроде бы можно и не думать. Ведь никто еще не доказал, что инфляция в случае девальвации обязательно выйдет из-под контроля. Никто также убедительно не показал, что последние иностранные инвесторы покинут Россию, как только Центральный банк объявит о "плановом снижении курса рубля". Но беда России заключается в том, что в ней сбываются только самые плохие прогнозы.
Заложники кредитов
На самом деле девальвация может иметь катастрофические последствия для всей экономики, и прежде всего для ее финансового сектора. Дело в особенностях национальной банковской системы. Большая часть ее пассивов сформирована в долларах и, казалось бы, защищена от любых негативных последствий девальвации. Однако российские банки всегда предпочитали принимать на депозиты свободно конвертируемую валюту, а кредиты выдавать рублями. Исключение составляют лишь операции, проводимые экспортерами сырья,— они проходят в долларах. И девальвация для банков будет означать, что за один день из-за обесценения своих активов они потеряют большую часть того, что нажили за последние несколько лет. Но на этом потери кредитных институтов не закончатся. Центральный банк вынудил все российские банки сформировать свой капитал исключительно в рублях. И 30-процентная девальвация будет означать, что еще вчера вполне благополучный банк окажется в разряде проблемных: объем выданных им кредитов или привлеченных депозитов перестанет соответствовать уцененному собственному капиталу. А если еще учесть, что отчисления в фонд обязательного резервирования банки должны проводить только в рублях, то общие потери российских банков от девальвации могут составить миллиарды долларов.
Таким образом, банки, оказавшиеся заложниками проводившейся до сих пор политики дедолларизации экономики, окажутся фактически беззащитными перед девальвацией. К этому следует добавить и потери на рынке форвардных контрактов на поставку валюты. ЦБ смог убедить крупнейшие финансовые институты в том, что сможет удержать рубль в валютном коридоре. И большинство российских банкиров исходят из того, что к концу года рубль подешевеет на 6-7%, но никак не на 30%. Выходит, в случае девальвации банки потеряют еще несколько сотен миллионов долларов потерь банков на форвардном рынке.
В итоге уже через несколько месяцев после обесценения рубля в России может не остаться ни одного среднего или мелкого банка. А пережившие эту финансовую катастрофу семь-восемь крупных банков понесут такие потери, которые отбросят всю финансовую систему минимум на четыре года назад. До каких размеров вырастут кредитные ставки и доходность ГКО в этом случае, не берется предсказать ни один специалист. Конечно же, ни о каких кредитах реальному сектору или финансировании бюджетного дефицита банками говорить уже не придется.
Жертвы займов
Впрочем, все эти соображения, похоже, не очень волнуют сторонников девальвации. РАО "Газпром", нефтяные компании ЛУКОЙЛ и "Сургутнефтегаз", рассчитывают получить выгоду от девальвации. Повышение рублевой стоимости их экспорта серьезно облегчает им уплату налогов и погашение задолженности перед российскими кредиторами. Однако банкиров среди самых влиятельных предпринимателей страны все же больше. Есть и еще два обстоятельства, которые позволяют надеяться на то, что правительство не решится на уценку рубля.
Во-первых, страны ОПЕК и присоединившиеся к ним Мексика, Норвегия и Россия решили сократить экспорт нефти, для того чтобы приостановить, а в перспективе повысить упавшие до беспрецедентно низкого уровня цены на нефть. Россия, согласно обещаниям министра топлива и энергетики Сергея Генералова, уменьшит свой экспорт на 100 тыс. баррелей в день. Если цены действительно пойдут вверх, российские нефтяные компании получат, по расчетам экспертов, дополнительно около $500 млн до конца года.
Во-вторых, Международный валютный фонд в конце прошлой недели принял решение о предоставлении России очередного транша в $670 млн по программе EFF. Получение этих денег помимо временной передышки означает для правительства и серьезное повышение шансов на то, что Анатолию Чубайсу удастся договориться с фондом о предоставлении так называемого большого стабилизационного кредита в $10-15 млрд. Обоснованность таких надежд можно будет проверить через пару недель, когда завершится московский раунд переговоров с МВФ. Однако окончательное решение не будет принято раньше чем через полтора-два месяца.
Сейчас представители МВФ оптимистично оценивают шансы Москвы получить экстренную помощь. И МВФ использует любую возможность для того, чтобы всучить эти деньги России: ведь провал политики фонда в еще одной стране может стоить его руководству карьеры. Так что помешать выделению кредита может только само российское правительство.
Молодой кабинет Кириенко уже сделал многое, чтобы не получить миллиарды МВФ. Прежде всего два кризисных месяца показали, что Кириенко так и не понял: МВФ — это точно такая же бюрократическая организация, как и его собственное правительство (только намного богаче). Анатолий Чубайс в конце мая уже получил принципиальное согласие фонда на оказание помощи. Однако российский Белый дом ни с того, ни с сего вдруг решил положиться на собственные силы. Заявления Кириенко в Париже о том, что России не нужны деньги Запада, безрезультатные поездки замруководителя администрации президента Александра Лившица и замминистра финансов Олега Вьюгина создали полную иллюзию того, что России деньги не нужны. Или что в правительстве нет людей, способных их взять даже там, где их готовы дать. И это действительно так: Чубайс до своего назначения специальным представителем президента по связям с международными финансовыми организациями официальные переговоры вести не мог, а "макроэкономический" вице-премьер Виктор Христенко за все это время сумел договориться только о разграничении полномочий с администрацией Челябинской области.
Если правительству Кириенко удастся преодолеть собственное организационное бессилие, то ничто не сможет помешать России получить кредит, пополнить валютные резервы Центробанка и расплатиться по самым срочным внутренним долгам. Если же нет, то выбирать России будет, по сути, станет не из чего. Девальвация рубля означает разрыв отношений с международными финансовыми организациями и непомерное обременение бюджета срочными выплатами по внешнему долгу (до 2000 года правительству предстоит заплатить $26 млрд). Административные меры — вроде отмены конвертируемости рубля, запрета или ограничений на репатриацию прибыли или искусственной реструктуризации долга — приведут к тому же результату.
А самое главное, что любой из этих вариантов будет означать окончательный подрыв доверия к рублю. И восстановить его не удастся в течение многих лет. В этом случае Россия окажется в еще худшем положении, чем был СССР в начале 80-х. Тогда никого в мире не интересовало, достаточно ли крепок советский рубль. Единственное, что было важно для кредиторов: могут ли коммунисты увеличить экспорт дешевеющей нефти. Коммунисты смогли. Но не очень надолго.
Даниил Осмоловский
-------------------------------------------------------
В РЕЗУЛЬТАТЕ ДЕВАЛЬВАЦИИ РОССИЙСКИЕ БАНКИ В ОДИН ДЕНЬ ПОТЕРЯЮТ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ТОГО, ЧТО НАЖИЛИ ЗА ПОСЛЕДНИЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ
АЛЬТЕРНАТИВА ДЕВАЛЬВАЦИИ — КРЕДИТЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ВАЛЮТНОГО ФОНДА. МОЛОДОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО КИРИЕНКО, К СОЖАЛЕНИЮ, УЖЕ СДЕЛАЛО МНОГОЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РОССИЯ ИХ НЕ ПОЛУЧИЛА
-------------------------------------------------------
Азиатский провал
Идея занять у МВФ $15 млрд пришла российскому правительству ровно через год после того, как фонд пообещал Южной Корее, Индонезии и Таиланду более $100 млрд в обмен на особые антикризисные программы. Исполнения этих программ фонд ждет и поныне.
В том, что МВФ решил помочь странам Юго-Восточной Азии, ничего удивительного нет. Ведь в уставные задачи фонда входит как раз решение временных проблем с платежными балансами стран-участниц, то есть восстановление стабильности их валют. Однако в случае с азиатами фонд подошел к своей задаче слишком серьезно. Для начала он предложил им поистине гигантские стабилизационные кредиты: Индонезии — $40 млрд, а Южной Корее — вообще $57 млрд. Все это, естественно, за счет взносов ведущих держав.
Решение странное. Запад вынужден вести с этими странами чуть ли не торговые войны, ограничивая их экспорт, и теперь еще должен платить такие деньги за стабилизацию их валют. Но восточноазиатские страны, естественно, не отказались.
Но быстро об этом пожалели, поскольку фонд потребовал принятия радикальных антикризисных программ. В них присутствовали обычные для МВФ требования повышения налогов, кредитной ставки и сокращения госрасходов. Причем вашингтонские чиновники со свойственной им скрупулезностью входили в мельчайшие детали. Например, от Индонезии потребовали ликвидировать субсидии на продаваемый в стране бензин.
Все эти требования могли бы выглядеть излишними для восточноазиатских стран, которые и так не имели проблем с бюджетным дефицитом (Таиланд вообще отличался бюджетным префицитом). Но в логике МВФ не откажешь. Индонезия и Таиланд испытывали трудности с платежным балансом, а Южная Корея — с долгами западным банкам, поскольку слишком увлекались инвестициями. Рост налогов, удорожание кредита и снижение госрасходов по идее должны были охладить это увлечение.
Но МВФ пошел еще дальше. От Индонезии и Таиланда он потребовал ограничить коррупцию, семейственность и неформальные связи, царящие в экономике. А от Южной Кореи — вообще поменять всю финансово-промышленную структуру: разрешить иностранцам покупать контрольные пакеты акций южнокорейских корпораций; полностью открыть финансовый рынок для иностранных банков и страховых компаний; снять существующие ограничения на импорт потребительских товаров (в частности, автомобилей); перевести южнокорейские банки на западную систему кредитования, при которой банк дает кредиты только надежным заемщикам, а не тем, кого рекомендует правительство; сделать Банк Кореи полностью независимым; ужесточить финансовую ответственность крупнейших конгломератов "чебуль"; заставить предприятия более осмотрительно относиться к использованию заемных средств. В общем, МВФ захотел сделать Индонезию, Таиланд и Южную Корею цивилизованными западными государствами.
Особого успеха МВФ пока не добился. Формально антикризисные программы вроде бы приняты, но выполнять их никто не спешит. Да и непонятно, как их можно выполнить. Лихорадочная инвестиционная активность — это прямо-таки суть восточноазиатского экономического роста. Охладить ее не удастся: при малейшей возможности инвестиции возобновятся. Бороться с семейственностью и неформальными деловыми связями в Таиланде и Индонезии бесполезно — там это основа экономики. Если провести реформы в Корее, то эта страна просто не сможет поддерживать свой экспорт.
Единственным зримым итогом реформ стала отставка индонезийского президента Сухарто. А восточноазиатские валюты до сих пор не стабилизированы. Эпизодическое повышение курсов вызвано не реализацией антикризисных программ, а вполне банальными причинами. Например, в декабре прошлого года ФРС США и центральные банки ведущих стран (вместе с МВФ, кстати) уговорили западные банки отсрочить и реструктурировать часть долгов южнокорейских предприятий. И это сразу вызвало укрепление вона. К тому же правительства восточноазиатских стран не теряют надежду получить обещанные суммы без всяких реформ. Ведь согласились же в декабре прошлого года США и МВФ выдать Южной Корее $10 млрд из $57 млрд, не оговаривая это какими-либо условиями.
От России МВФ пока не потребовал чего-то сверхъестественного. Но сбалансировать российский бюджет по программе Кириенко не менее трудно, чем заставить Южную Корею отказаться от инвестиций и промышленного экспорта. Поэтому в конце концов Россия, по-видимому, будет просить МВФ выдать $10-15 млрд просто так.
Андрей Багров
--------------------------------------------------------
Просветленная политика
Небывалое снижение цен на нефть вызвало серьезные политические изменения в трех странах мира.
С начала года в трех странах произошли серьезные внутриполитические перемены. В Индонезии в результате кризиса ушел в отставку президент Сухарто, бессменно правивший страной с середины 60-х. В Нигерии неожиданно скончался диктатор генерал Сани Абача. Фундаменталистский Иран вступил в активный диалог со своими прозападными арабскими соседями и стал подавать сигналы о желании нормализовать отношения с "Большим сатаной" — Соединенными Штатами Америки.
У этих трех разномасштабных событий одна причина — падение цен на нефть. Индонезия, Нигерия, Иран — нефтедобывающие страны. Нефтедоллары были экономической основой правящих там режимов, их политических амбиций и насаждаемых ими идеологий. Именно благодаря нефтедолларам Иран смог несколько лет подряд противостоять экономическим санкциям Вашингтона. Та же финансовая база лежала в основе выдающихся успехов и замыслов индонезийского президента Сухарто, венцом которых стал план строительства циклопических мостов между островами архипелага. Наконец, Нигерия благодаря нефтедолларам превратилась в военно-политического гиганта, осуществляющего полицейские операции в Западной Африке и бросающего вызов таким державам, как США, Франция и Великобритания.
Первую ошибку все три страны допустили в 1996 году, когда рассчитывали бюджет следующего года исходя из средней цены нефти $20 за баррель. Но с 1997 года цена на нефть стала неуклонно понижаться, упав к нынешнему лету почти вдвое.
Только осторожный Иран заранее просчитал последствия и своевременно принял решение поступиться принципами. Партия аятолл рассуждала примерно так. Сокращение поступлений от экспорта нефти неизбежно скажется на уровне жизни народа. Неизбежное недовольство населения выльется в протест против властей и их антизападной политики. Зачем же бороться с законами рынка, когда можно заставить их работать на себя?
Аятоллы взяли курс на либерализацию внутри страны и нормализацию отношений во внешней политике. Этот курс открыл новые возможности для экономики, а с другой стороны, позволял в случае кризиса обвинить во всех бедах "Большого сатану" и тех соотечественников, кто отклонился "от курса Хомейни". А когда цена на нефть снова пойдет вверх, вернуть паству на путь истинный не составит особого труда.
Президент Сухарто с законами экономики считаться не захотел и к переменам приступил уже после того, как гром грянул. Он последовал, наконец, рекомендациям МВФ и поднял цены, но, как выяснилось, опоздал. Индонезийцы взбунтовались. Но не против МВФ, а против отца нации. Время перевода стрелок народного гнева на мировой империализм было упущено.
Нигерия была обречена на третий путь. Железный диктатор Абача не признавал никаких законов, кроме законов военного времени. Такие режимы, вооруженные к тому же идеей национального величия, довольно жизнеспособны. Поэтому хотя приход Абачи к власти (в 1993 году он отменил итоги президентских выборов) и повлек санкции США и ЕС против Нигерии, ее экономика продолжала функционировать. Но как только упали цены на нефть, Нигерия оказалась на грани краха.
Между тем Абача наотрез отказывался идти на уступки. Уговорить его не могли даже близкие соратники, все больше склонявшиеся к оппортунизму. Выход из этого тупика был только один. Накануне тщательно подготовленного и отрепетированного спектакля по всенародному избранию диктатора законным президентом страны 54-летний Абача скоропостижно скончался. То ли от инфаркта, то ли от инсульта. Бог его знает. Сподвижники решили вскрытия не производить и поторопились предать прах земле. Так прошла земная слава Абачи. А не упади цены на нефть, он бы, наверное, до сих пор правил Нигерией.
Екатерина Квасова
--------------------------------------------------------
Болгарский лев — младший брат российского рубля
Россия — далеко не первая страна в мире, над экономикой которой нависает угроза девальвации. Болгария пережила ее два года назад.
Под руководством правительства социалистов и президента Желю Желева девальвация болгарского лева продолжалась почти весь 1996 год. Неуклонное падение лева по отношению к доллару США в течение нескольких месяцев подряд привело в конце января к панике среди населения. Только с 27-го по 29-е января вкладчики государственной сберегательной кассы изъяли со своих счетов 10 млрд левов, то есть более $100 млн,— огромная сумма для страны с валютными авуарами в $800 млн. Снятые со счетов миллиарды левов граждане прямиком понесли в коммерческие банки — менять на доллары.
В банках простых болгар ждала неприятность: обменять левы на доллары, оказывается, мог не каждый, а только тот, у кого был загранпаспорт. Болгарский же народ в большинстве своем об этом не знал, так как прежде долларовых сбережений не делал и за границу не ездил. Уговорить банкиров нарушить установленный порядок беззагранпаспортные болгары не могли: контроль за соблюдением правил Банк Болгарии к тому времени установил во всех банках. Пенсионеры и другие малоимущие граждане Болгарии, у которых сроду не было загранпаспортов, уходили из комбанков ни с чем.
Поначалу, правда, правила обмена болгарской валюты на американскую охотно нарушали так называемые обменные бюро: их Банк Болгарии поначалу мог контролировать только выборочно. Однако постарался вовремя припугнуть. Всего за три дня до паники, 24 января, по результатам одной выборочной облавы было закрыто сразу пять обменных бюро. "Оставшиеся в живых" конторы, тем не менее, отважно пытались помочь гражданам — и 30 января было закрыто еще шесть обменных бюро. В общем, поменять никому не нужные левы на доллары стало негде.
Граждане бросились в магазины, однако и там их ждал сюрприз. Оказалось, что высококачественные западные товары длительного пользования за левы больше не продаются. Оставалось последнее — отнести левы в коммерческие банки или обратно в госсберкассу. Интересно, что народ выбрал последнее: за те же три дня, 27-29 января, население вернуло на свои счета в госсберкассе 7 млрд левов.
Инфляция вскоре стала галопирующей. В середине июня доллар стоил 140 левов и ежедневно дорожал на три лева. В сентябре за доллар просили четыре сотни. Причем свободно покупать доллары по-прежнему было нельзя. С полок магазинов сметались уже не только импортные, но и болгарские товары. У булочных по утрам стали выстраиваться километровые очереди. Брали сразу по десять буханок, на что уходили практически все деньги. Осенью зарплата среднестатистического болгарина упала до $8 в месяц. Картофель на базаре стал продаваться не килограммами, как прежде, а поштучно. Один за другим стали разоряться банки. В октябре уже в девяти крупнейших коммерческих банках работали временные администрации, а с 1 ноября восемь из них были объявлены банкротами.
На состоявшихся тогда же президентских выборах оглушительную победу одержал антикоммунист Петр Стоянов. Здравицы в его честь болгары выкрикивали даже стоя в хлебных очередях. Социалистический парламент отказался формировать кабинет и после досрочных парламентских выборов перестал быть социалистическим. Новое правительство взяло курс на выход из кризиса по рецептам Международного валютного фонда.