Вчера на 74-м году жизни скончался театральный режиссер и балетный критик, художественный руководитель Нового драматического театра Борис Александрович Львов-Анохин. О нем вспоминает историк театра ВАДИМ Ъ-ГАЕВСКИЙ.
Львов-Анохин учился в ленинградском Театральном, но был человеком университетским по природе — грамотным, внимательным, литературным. В послевоенном Ленинграде он пристрастился к балету — тогда туда наезжала Уланова, танцевала Шелест. Потом в Москве к ним прибавился Владимир Васильев — это были его главные персонажи. Но основная жизнь Львова-Анохина протекала в театре, балет остался любимым хобби.
Он был великим мастером актерских портретов. В режиссуру он вносил наблюдения балетного критика, в балетную критику — опыт режиссера. Форма спектаклей его не интересовала, отсчет шел от личности актера. Актеров Львов-Анохин любил и страшно огорчался, когда они попадали в руки бездарных режиссеров. Актерская братия ценила его неравнодушие: в руках Львова-Анохина актеры просто расцветали. Старухи оживали, таланты проявлялись, пьяницы переставали пить. Ставил он много, и каждый его спектакль — актерская сенсация. В Малом был совершенно блистательный "Фома Гордеев". Там же — успешная "Мамуре", в которой он буквально воскресил Гоголеву. В Театре Станиславского была великолепная "Антигона", первая в СССР настоящая постановка Ануя: в ней Львов-Анохин открыл Москве Евгения Леонова и поразительную Елизавету Никищихину. В Театре Советской армии он первый поставил Володина — "Фабричную девчонку" и замечательно — "Средство Макрополуса". Именно Львов-Анохин вернул театру уникальную старуху Урусову, возродив ее после тюрьмы и ссылки. Он был очень хороший педагог. Начинал ставить вместе с Эфросом, но не попал в лидеры — всегда был первым среди вторых. Переживал это страшно, но тайно. Потому очень гордился наградами и другими внешними знаками признания.
Одно время Львов-Анохин был абсолютным монополистом в балетной критике — долго и бессменно вел первую на ТВ передачу о балете, делал документальные фильмы о балетных конкурсах. Он — свидетель и певец нашего балетного послевоенного возрождения. Написал огромное количество и книг, и статей, но совершенно над ними не работал — сдавал редакторам и позволял им делать, что угодно. Он был большой мастер банальностей, писал длинно, красиво, грамотно. В общем-то он знал себе цену как критику, поэтому совершенно не задавался. И когда пришли те, кто писал лучше его, спокойно освободил им дорогу. У него в запасе была режиссура.
Человеком он был очень терпимым, с мягким юмором и безобидной иронией. Непартийный по своей природе, он ничего плохого в своей жизни не сделал — редкость для человека, который обслуживал балет и театр в течение полувека. Был осторожным: "Мы против властей не бунтуем". Но поскольку не терпел хамства — и актерского, и жизненного — конфликтов не избежал. Главным режиссером служил дважды: когда-то в Театре Станиславского и до кончины в Новом драматическом. Обычно его выживали, и он безропотно уходил — был слишком интеллигентен.
В своем Новом театре Львов-Анохин ставил изящные, совершенно несовременные спектакли. Хорошая литература, профессионально поставленное движение. Выходили эстетские вещицы, их постановщик был верен своим юношеским увлечениям: Таиров, Коонен, Бабанова, серебряный век советского театра, золотой век советского балета.