В Саввино-Сторожевском монастыре под Звенигородом прошли торжества, посвященные 600-летию обители. В монастырь были возвращены мощи преподобного Саввы, вывезенные оттуда при большевистском режиме.
Монастырь посетили более 10 тысяч паломников, а также всевозможные официальные лица. В главном соборе монастыря отслужил всенощную патриарх Алексий и — среди прочего — сделал в своей речи заявление довольно-таки рискованное. "У нас,— сказал предстоятель русской православной церкви,— нет двух культур. У нас единая культура, неразделимая — духовная и светская".
Дело тут не столько в удивительных пастырских претензиях — эти претензии для русских церковных деятелей традиционны. Да и не только для церковных: логика "будь все по-моему, а если нет, то не надо никак" вообще пользуется популярностью в России. Но если вообразить, что церковь заберет под омофор всю культуру, то под благодатным покровом окажутся явления неожиданные. Так, например, советская культура, которую как ни крути, а из песни не выкинешь, была большей частью богоборческой. Случай еще похуже — Лев Толстой. Выход один — отделить от культуры неразделимой какую-то часть, не совсем культурную или совсем некультурную, а уж остальную в самом деле объявить единой, нерушимой, высокодуховной и т. д. Еще более странной кажется заявление владыки, если взглянуть на проблему с точки зрения психологии творчества. Взять, например, источники вдохновения Михаила Булгакова или Иоганна Вольфганга Гете. Кто возьмется утверждать, что тут обошлось без пакта или хоть контакта с силами тьмы? Более того, современная светская культура сплошь и рядом построена на отчаянии, вызове миру, на бунте, на многих далеко не христианских эмоциях. Пропасть между светской и духовной культурами широка и глубока, и патриарх, не замечая ее, выглядит анекдотично — как если бы невзначай в полном облачении заглянул на дискотеку.