Как в лучших домах

Роман Изабель Фонсеки "Привязанность" начинается с того, что героиня заподазривает своего мужа в измене. Начало, казалось бы, вполне заурядное, но в этой книге оно служит для английских читателей особой приманкой: Фонсека уже много лет замужем за знаменитым романистом Мартином Эмисом — так что в данном случае это тривиальное вообще-то начало обещает любопытным некоторую дозу скандальных откровений и пикантных подробностей. Но это обещание в книге не исполняется — ничего скандального и пикантного рассказано не будет. Фонсека очень умно использует свое положение "жены знаменитости" и не менее умно этим положением все же не злоупотребляет. Собственно, вся ее книга — пример именно умного поведения, умения себя держать, умения не сказать лишнего. Для литературы все эти ценные умения не то что бесполезны, а прямо-таки вредны — с ними не напишешь не только хорошей книги, но и вообще никакой. Изабель Фонсека никакую книгу и написала.

Изабель Фонсека, дочь американской миллионерши и уругвайского художника, приехала в 1984 году учиться философии и социологии в Оксфорд и произвела фурор своим белым плащом, очками в белой оправе и, главное — умением общаться с молодыми людьми, которому смертельно завидовали робкие англичанки. Переехав в Лондон, она и там имела сокрушительный успех среди местной богемы — в числе ее воздыхателей называют Салмана Рушди и Джона Малковича. В 1995 году Мартин Эмис ушел к ней от своей первой жены, заодно расстался со своим многолетним литагентом и рассорился с близкими друзьями, переменившись, как считали многие, под влиянием "американской хищницы". Но Фонсека всегда хотела не только разбивать сердца знаменитостей, но и сама быть кем-то. Она несколько лет вела колонку в The Times Literary Supplement, а в 1995-м выпустила книгу о цыганах "Похороните меня стоя: цыгане и их странствие" — результат четырехлетних поездок по цыганским таборам Европы. После выхода книги издатель сказал ей: "Не затягивайте со следующей книгой и ни в коем случае не пишите романа". Но Фонсека выпустила вторую книгу только через 14 лет — и именно роман.

В этом романе есть все страхи, которым положено быть в романе о кризисе среднего возраста: страх, что муж изменяет, страх, что с любовью покончено, страх потерять родителей, страх заболеть и т. п. Главная героиня вынуждена пересматривать свои отношения и с близкими людьми, и с собственным телом. Близких людей имеется: муж, дочь, мать, отец, сестра, бывший ухажер, нынешний ухажер; собственное тело рассматривается со стороны болезней, секса, старения, медицинских обследований, порноизображений. Это роман про адаптацию к новому возрасту: героиня посмотрит на очередную часть своей жизни — погрустит, поймет что-то новое, утешительное и примирится. В манере смотреть на вещи непременно с двух сторон — сначала с совсем тривиальной, а потом просто с тривиальной (или наоборот) — чувствуется опыт колумнистки, какой много лет была Фонсека и какой она сделала и свою героиню. Например, вспомнит одна сестра, хохоча, как в детстве подсунула вибратор в сумку строгой старухе-соседке, а другая скажет, что соседка-то эта прошла через концлагерь,— вот так, у всего две стороны, смешное и трагическое рядом. Или посмотрит героиня на пустырь, оставшийся от башен-близнецов, и вспомнит, как перед их постройкой прогрессивные нью-йоркские круги протестовали против "башен-уродов", но, конечно, не позволит себе ничего циничного вроде "туда им и дорога" — нет, это просто такой интересный штрих, который ничего не меняет в общепринятой картине и который не назовешь даже мыслью, но такими штрихами и пишутся колонки в газетах и журналах.

Похоже, что главным стимулом этой книги была идея, что умная женщина должна уметь написать роман, из которого будет видно, насколько она умна и как хорошо знает жизнь и умеет себя держать и себя подать. То есть роман здесь целиком переведен в разряд вещей вроде одежды или выхода в свет, по поводу которых про человека говорят: как умно она одевается и держится и т. п.; соответственно, и умения в таком романе нужны именно житейские: что-то показать, что-то скрыть, что-то подчеркнуть, что-то затушевать. Целый роман — и нигде не сказано глупости или пошлости, и высшей похвалой будет то, что говорят о приеме гостей — "все прошло гладко".

М.: Азбука-классика, 2010