Через 25 лет после свержения правительства Альенде бывший генеральный секретарь ЦК Компартии Чили Луис Корвалан дал интервью специальному корреспонденту "Ъ" Наталии Геворкян.
Что я помню? На экране и первых полосах газет его лицо — в очках, нос с горбинкой. Советский интернационализм в действии. Корвалана вывезли из пиночетовских застенков и привезли в Москву. Ни в одной советской газете ни слова о цене, то есть об обмене чилийского коммуниста на советского диссидента Буковского.
Это был 1976 год. Пошумели-пошумели, а потом Корвалан как в воду канул.
Пригород Сантьяго. Дом более всего напоминает советскую "хрущобу". А весьма пожилой мужчина перед подъездом менее всего напоминает Корвалана. Нет, годы , конечно, меняют человека, но чтобы так...
Квартира полна символов: русские расписные доски, самовар, портреты дочерей — работы, естественно, Глазунова. Из квартиры на первом этаже выход в небольшой внутренний дворик, а оттуда — в кабинет. Календарь этого года с портретом Че Гевары, полное собрание сочинений Ленина на испанском. Портрет Альенде. Фотографии Корвалана с Кастро, Корвалана с Хонеккером.
Нет, у меня точно поехала крыша. На фотографиях совсем другой Корвалан.
— Что, очень изменился?
— Просто другое лицо. Извините, если моя реакция вас обидела.
— Да нет. Оно и впрямь другое. Мы еще поговорим об этом.
— Я помню, как вы приехали в Москву в 1976-м. Вы знали, что СССР вас принимал в обмен на Буковского?
— Этот обмен был сделан с согласия Компартии Чили. Я думаю, что инициатива исходила от советских.
— Вас спросили, хотите ли вы в СССР?
— Нет. Это было само собой разумеющимся, что туда.
— Скажите, а почему в какой-то момент о вас перестали писать и говорить? Когда вы уехали из Москвы?
— Семья в 88-м. А я в 83-м.
— Куда?
— В Чили.
— Как в Чили? Здесь же еще у власти был Пиночет?
— Да. Я вернулся нелегально. И 6 лет был в подполье.
— Вы что, в горах скрывались?
— По-разному. Но, знаете, дольше всего я прожил на последней улице восточного района Сантьяго, у Кордильер.
— Ничего не понимаю. И границу нелегально переходили?
— Мое возвращение довольно долго готовилось. Нужен был надежный паспорт, чтобы приехать в Буэнос-Айрес. И удостоверение личности, чтобы попасть в Сантьяго. Я должен был обучиться правилам подпольной работы, выучить легенду...
— Это КГБ вас тренировало? Впрочем, кто же еще... В Чили, таким образом, приехал совершенно другой человек?
— Другое лицо. В буквально смысле слова. Поэтому вы меня и не сразу узнали.
— То есть поменяли не только фамилию и биографию, но и внешность?
— Три пластических операции за два дня. Под местным наркозом. Мне изменили форму носа, убрали морщины, изменили форму глаз.
— Кто делал операцию?
— Врача звали Александр. Позднее я узнал, что его фамилия Шмелев. Ему было лет шестьдесят.
— Под каким именем вы приехали в Чили?
— Доминго. В переводе с испанского это значит "воскресенье". Так и называлась операция по моему возвращения в Чили.
— 11 сентября 1973 года, когда военные взяли власть, вас не было во дворце Ла Монеда вместе с Альенде. Почему?
— Мы так не договаривались. К тому же, когда стало понятно, что происходит, я должен был первым делом обратиться к партии. Мы заседали, а потом центр города был уже оцеплен.
— Но многие пришли во дворец. Как же они туда попали?
— Потому что у них не было собрания. Они поехали сами по себе. Я же знал, что надо прежде всего собрать товарищей по партии. Мы приняли решение, что генеральный секретарь должен уйти в подполье. И мы решили, что надо оказывать максимальное сопротивление хунте, но в то же время стараться не подвергать людей опасности.
— А когда вы вышли из подполья?
— В последние годы правления Пиночета.
— Советская власть все конфисковывала у наших диссидентов. Пиночет, видимо, тоже ничего вам не оставил?
— Нет, все годы, пока я был в ссылке в России, мне продолжала идти пенсия. Идет и сейчас. Почему нет? Я был сенатором, работал преподавателем, журналистом. Когда мы были в Москве, эти деньги получала моя дочь, оставшаяся в Чили. На эти деньги мы потом и купили эту квартиру. Дешево. Примерно десять тысяч долларов.
— Скажите, а что люди делают в подполье?
— В подполье и не в подполье коммунисты очень любят собрания. Так что мы проводили собрания, редактировали документы, издавали листовки.
— Зачем? Вы вернулись нелегально в период экономического кризиса в Чили, который выпал на 1982-1983 годы. Видимо, неслучайно ваше возвращение именно в этот период. Но страна преодолела кризис и довольно успешно развивалась дальше. Разве у левого движения сейчас есть серьезная поддержка в стране?
— Конечно, она была главной движущей силой, которая способствовала прекращению диктатуры Пиночета. Мы боролись против него, используя разные способы — мирные и немирные. Ведь не был определен срок ухода...
— Известно, что за уход Пиночета и назначение свободных выборов проголосовали более 50 процентов населения на референдуме. Они что, все были коммунистами?
— Нет, не все. Просто большинство было против диктатуры.
— А коммунисты имеют сейчас своих депутатов?
— Нет, впервые с 1981 года у компартии нет своих представителей в парламенте.
— Так о каком же влиянии можно говорить?
— Это все из-за закона, который принял Пиночет и который продолжает действовать. Этот закон предусматривает выборы только двух депутатов по каждому округу, и поэтому только крупные партии, тем более коалиции, могут провести своих кандидатов.
— А коммунистов никто в коалицию не приглашает, как я слышала. А может быть, время коммунистов в этой стране прошло?
— Да, Чили — это богатая страна. Ежегодный рост за последние 8 лет составлял примерно 7-8 процентов. В этом году ожидается снижение — примерно 3,5 процента из-за мирового кризиса. Но чего это стоило? Мы потеряли собственность на свое богатство. Наше главное богатство — медь. Альенде национализировал 4 крупнейших шахты, которые были в руках американцев. Они и сегодня в руках государства. Но Пиночет передал другие шахты и полезные ископаемые в руки частных лиц и консорциумов. В частных руках сейчас более 60 процентов, а значит, более миллиарда долларов уходит из страны.
Рост есть, но чего это стоит? Это сверхэксплуатация рабочих, мы потеряли собственность над богатством.
— У меня была твердая тройка по политэкономии социализма. Но именно частные шахты оказались здесь гораздо эффективнее. Если при Альенде все было национализировано, не было эксплуатации рабочих и все было так прекрасно, то почему же нечего было есть?..
— Я же не отрицаю, что есть рост. Но через 30-40 лет у нас не будет меди, лесов, рыбы. Знаете, вот у нас на севере Чили 800 рабочих обрабатывали навоз морских птиц и делали удобрения для сельского хозяйства. Несколько десятков лет. А теперь это все исчезло — птицы, рыбы...
— И птичий помет. И все это сделали чилийские и иностранные капиталисты?
— Вы знаете, что было во времена Альенде? Тогда повысилась зарплата у рабочих, пенсионные фонды защищали женщин, дети рабочих могли поступить в университеты. Экономика хорошо развивалась до 71-го года. А потом началась стагнация. В результате сговора американского империализма и чилийской олигархии. Нас наказывали за национализацию. Нам не продавали пшеницу...
— А теперь Чили экспортирует пшеницу. Но давайте оставим этот спор, тем более что история, кажется, его уже решила. Вы один из самый старых коммунистов в мире...
— Знаете, сколько мне лет? Восемьдесят два.
— Как Пиночету.
— Он на несколько месяцев старше.
— Этот век заканчивается кризисом коммунистической идеи. Вы считаете, что у ваших сторонников есть будущее?
— Я продолжаю верить, что коммунизм — это будущее мира. Когда распался СССР, говорили, что это конец коммунизму, что это победа капитализма и неолиберализма. А что сегодня? Азиатский кризис. А в России что? Всем, и русским коммунистам, надо извлечь уроки из этого крушения. Да, определенный тип социализма не имел успеха.
— И каким же должен быть социализм?
— Во-первых, собственность на средства производства должна быть общественной.
— Это уже было.
— Народ должен быть у власти.
— И это было.
— Но все это в конце концов было искажено — верхушка отдалилась от народа.
— Может быть, это неминуемо?
— Нет.
— Почему?
— Просто были ошибки.
— А где гарантии от ошибок?
— Вот и я говорю: надо изучить историю. Человек — это единственное животное, которое может дважды удариться об один камень. Надо создать новый социализм.
— Не дай Боже.
— Не скажите. Чилийский поэт Никанор Парра сказал: "Осторожно, труп Маркса еще дышит".