Политический и экономический кризис в России привел к радикальному изменению системы принятия экономических решений.
Что собой представляли российские центры экономической власти до недавнего времени? Их было по меньшей мере пять. Конечно, это правительство и Центробанк. Но не только. Белый дом и Неглинка никогда не были самостоятельны. Как и в стародавние времена, на них лежала тень Кремля и Старой площади. Без администрации президента и лично Бориса Ельцина ничего и никогда не решалось — достаточно вспомнить эпопею с назначением, а потом снятием кабинета Сергея Кириенко. Или отставку после "черного вторника" 1994 года с поста председателя ЦБ Виктора Геращенко. Связка президент--правительство обусловлена расстановкой основных политических сил в России, где Дума традиционно придерживается гораздо более левых взглядов, чем исполнительная власть вообще и президент в частности.
Впрочем, борьба исполнительной и законодательной властей — явление нормальное. Однако в большинстве развитых стран правительство опирается если не на большинство в законодательных собраниях, то хотя бы на значительную часть депутатов. В России не так. Законно избранный президент, сознательно не имея собственной политической партии, фактически оказался без всякой поддержки в не менее законно избранной Думе. В этих условиях в соответствии с действующей Конституцией единственной политической опорой правительства являлся назначающий его президент. В результате отсутствие сколько-нибудь ощутимой поддержки правительства в Думе становилось неизбежным.
Именно в этом фундаментальная политическая причина нынешнего финансового кризиса. Она проявилась в том, что ни одному правительству не удалось провести через Думу реальный бюджет. ГКО как средство финансирования постоянно растущего бюджетного дефицита родились как ответ правительства на несговорчивость Думы. Так что вдохновителями первостроителей пирамиды ГКО, обвалившей финансовую систему России, являются именно думцы.
Взаимоотношения ЦБ с Кремлем не столь тесны. Закон гарантирует Центробанку значительную степень независимости прежде всего от правительства. Председатель ЦБ, конечно, может уйти "по собственному желанию", но если он этого желания не испытывает, досрочно снять его можно практически лишь в трех случаях. Если он недееспособен, уличен в нарушениях закона или если президент направит в Думу представление об его отставке и Дума согласится. Сергей Дубинин однажды прямо напомнил эти положения закона главе президентской администрации Валентину Юмашеву, когда тот передал ему пожелание Кремля добровольно уйти в отставку. И тем не менее Дубинин не досидел в кресле первого банкира положенные ему по закону четыре года.
Еще один центр российской экономической власти — несколько уже сложившихся олигархических группировок. Это мощные лоббисты интересов своих финансово-промышленных групп в государственных, прежде всего правительственных, органах. Президент не раз демонстративно проводил встречи с ограниченным кругом российских финансовых тузов, на которых обсуждались важнейшие вопросы развития экономики. Глава группы ОНЭКСИМ Владимир Потанин побывал вице-премьером российского правительства.
Последний, пятый центр российской экономической власти и вовсе находится в Вашингтоне — это МВФ. Монетаристский этап российской экономической политики строился с равнением на рекомендации фонда. Сейчас можно обвинять МВФ в том, что он завел Россию совсем не туда. А можно, как это делает известный специалист по "переходным экономикам" Джефри Сакс, говорить о том, что кредитная поддержка российских реформ со стороны и МВФ, и "семерки" была совершенно недостаточной. На самом деле алгоритм изменений экономической политики Москвы строится в зависимости от того, какие валютные резервы удается мобилизовать. Когда цены на нефть и газ достаточно высоки и, соответственно, получение кредитов не вызывает затруднений, наступает эпоха стабильности: брежневский застой или ожидание экономического роста в 1996-1997 годах. Когда валютный кран перекрывается, начинается "перестройка" или "новый курс", который ждут от правительства Примакова. МВФ же — это ключ к валютным кредитам, без которых ничего не сможет сделать любое российское правительство.
Как изменились центры экономической власти теперь? Прежде всего, их стало меньше. Закат президентских структур очевиден. Уход Александра Лившица с поста замруководителя президентской администрации, а по сути — главного кремлевского экономиста, был явлением знаковым. Лившиц понял, что власть уходит со Старой площади, и не стал дожидаться, когда это станет ясно всем. Во всяком случае, после его ухода независимо от того, какими документами будут распределены обязанности между правительством и президентской администрацией, Старая площадь уже не сможет вести содержательный диалог с правительством по поводу проводимой экономической политики.
Кризис нанес сокрушительный удар по олигархам. Он показал, что "короли-то голые". Стало очевидно, что их финансовое могущество строилось на простой игре на повышение доходности ГКО. Когда эта игра по законам жанра лопнула, зашатались и олигархи. Они не ушли окончательно. Возник Росбанк, в котором под эгидой Владимира Потанина объединились ОНЭКСИМбанк, МЕНАТЕП и Мост-банк. Тем не менее прежней силы у олигархов уже нет, как нет и доверительных связей с новым правительством.
Не меньше российских олигархов от кризиса, уже мирового, пострадал и МВФ. Он здорово поиздержался, поддерживая Японию, бывших азиатских "тигров" и Россию. А на подходе платежный кризис в Бразилии. Так что Россия уходит на периферию его внимания. Несмотря на то, что интерес России к кредитам МВФ остался прежним.
Фактически в России сейчас осталось только два органа, способных проводить последовательную экономическую политику — правительство и ЦБ. Если судить по прозвучавшим заявлениям, лидера в этой паре определить просто. Евгений Примаков успел обмолвиться: "Мы с Геращенко сработаемся. Иначе не будет Геращенко". Казалось бы, у премьера есть все основания для такого заявления. Его правительство даже своим персональным составом живо напоминает правительство образца 1994 года, а это было правительство гиперинфляции.
Эмиссия — это пока единственное программное требование нового кабинета. С тем, что без масштабной эмиссии не обойтись, согласны все от Юрия Маслюкова до Александра Шохина. Громче же всех о необходимости эмиссии говорит сам Виктор Геращенко. Значит, Примаков в паре правительство--ЦБ ведущий, а Геращенко ведомый?
Сам выбор Геращенко в пользу эмиссии еще не означает его подчинения кабинету. Виктор Геращенко исповедует не те принципы, которых придерживался Сергей Дубинин. Можно провести такую условную и льстящую российским банкирам параллель. Если Дубинин хотел видеть российский Центробанк немецким Бундесбанком, которому нет дела до того, что происходит с промышленностью, главное — это крепкая марка, то для Геращенко ближе Федеральная резервная система США, которой предписано обеспечивать экономический рост и препятствовать спаду. Если эту параллель продолжить, то в США нет более влиятельного экономиста, чем Алан Гринспен, глава Федеральной резервной системы.
Россия, конечно, далеко не США, а Геращенко не Гринспен. Однако как Гринспен, проводя политику учетной ставки, никак ее не соотносит с программой президента, так и Геращенко предлагает эмиссию вовсе не потому, что к этому склоняется кабинет. Это его самостоятельный выбор.
Положение Геращенко намного прочнее положения Примакова. Дума поддерживает премьера, так как впервые оказалась допущенной к формированию правительства. Однако как только правительство заработает, оно неминуемо столкнется с лавиной острейших экономических и социальных проблем: инфляция, падение жизненного уровня, отсутствие экономического роста, и отношение парламента изменится. Геращенко же надежно защищен законом, однажды президент вынудил его уйти в отставку, теперь это сделать не по силам ни слабеющему на глазах президенту, ни премьеру.
К тому же у Геращенко есть надежная, им самим подобранная квалифицированная команда, не раз проверенная в деле. У Примакова этого нет и в помине. Он получает непомерно раздутый аппарат, в котором есть все, кроме понимания, какие задачи, кто и как будет решать. Строго говоря, команда единомышленников была только у Сергея Кириенко, в кабинетах Виктора Черномырдина всегда было несколько полюсов (знаменитая президентская система сдержек и противовесов), но такого очевидно не приспособленного к работе в реальных условиях острейшего экономического кризиса правительства, как кабинет Примакова, в России, пожалуй, еще не было.
И самое главное. Даже в условно рыночной экономике, а Примаков всячески подчеркивает, что его правительство вовсе не красное, нерв экономики — это кредитно-денежная и валютная политика, а ключи к этой политике у Центробанка. Даже такой фактор реальной экономической власти, как способность оперативно мобилизовать валютные кредиты с Запада, Белым домом с уходом с политического Олимпа Анатолия Чубайса если не утрачена полностью, то восстановима с превеликим трудом.
НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ
ПОЛОЖЕНИЕ ГЕРАЩЕНКО НАМНОГО ПРОЧНЕЕ ПОЛОЖЕНИЯ ПРИМАКОВА. У ГЕРАЩЕНКО — КОМАНДА СРАБОТАВШИХСЯ ПРОФЕССИОНАЛОВ, У ПРИМАКОВА — НЕПОМЕРНО РАЗДУТЫЙ АППАРАТ