Мы ждем перемент

В России началось всенародное обсуждение законопроекта "О полиции". Проанализировав этот документ, обозреватель "Власти" Дмитрий Камышев пришел к выводу, что от прежней милиции новый правоохранительный орган будет отличаться только первыми буквами в названии.

Приступить к широкому обсуждению закона "О полиции" Дмитрий Медведев распорядился на совещании 6 августа. Правда, на момент начала мероприятия документ еще назывался "О милиции": он должен был заменить аналогичный закон, принятый еще весной 1991 года. Но уже в своей вступительной речи президент выразил мнение, что "пришла пора вернуть милиции ее прежнее наименование", поскольку вместо "дружинников в погонах", каковыми, по сути, являлись первые милиционеры после Октябрьской революции, теперь "нам нужны профессиональные люди, сотрудники, которые работают эффективно, честно, слаженно". (О том, как эффективно работала полиция в царской России, см. справку.)

В субботу текст проекта выложили на специальном сайте zakonoproekt2010.ru. Уже к утру понедельника на нем было оставлено свыше 2 тыс. комментариев, к вечеру среды — почти 9 тыс., а к 15 сентября, когда дискуссию планируется завершить, число отзывов, вероятно, перевалит за сотню тысяч. Так что, учитывая доступность интернета, нынешнее обсуждение, во всяком случае по форме, выглядит еще более всенародным, чем это было в советские времена. Что же касается содержания, то эпохальный проект можно считать отличным образцом "консервативной модернизации". Ведь инициативы кремлевских модернизаторов, возжелавших создать "милицию с человеческим лицом", органично сочетаются в нем с предложениями консерваторов из МВД, нацеленных на сохранение и преумножение сложившихся правоохранительных традиций.

Все во имя человека

Главной гордостью реформаторов, видимо, следует считать две первые главы, закрепляющие, по словам министра внутренних дел Рашида Нургалиева, "партнерскую, а не доминантную модель взаимоотношений полиции и общества". Тут что ни фраза, то прямо-таки торжество гуманизма: главное предназначение полиции — "защита жизни, здоровья, прав и свобод граждан"; важнейшее направление работы — "предупреждение преступлений и административных правонарушений"; основной принцип деятельности — "соблюдение прав и свобод граждан, их законных интересов, уважение их достоинства".

В старом законе о правах граждан тоже говорилось немало. Но в проекте о полиции есть и совершенно новые для России вещи. Например, ст. 8 с беспрецедентным для нынешней милиции названием "Открытость и публичность" предусматривает регулярные отчеты полицейских начальников перед депутатами, а участковых уполномоченных — перед гражданами, проживающими на соответствующей территории. Ст. 9 требует от полиции "обеспечивать общественное доверие к себе и поддержку граждан", изучать и учитывать общественное мнение как "один из основных критериев официальной оценки работы" и даже приносить извинения гражданам, чьи права и свободы были нарушены полицейскими. А в главе "Контроль и надзор за деятельностью полиции" впервые появилась статья об общественном контроле, который должен осуществляться через Общественную палату, общественные наблюдательные комиссии и общественные советы при МВД и его территориальных органах.

В главах, описывающих права и обязанности полицейских, новизны меньше (их список почти целиком перенесен из старого закона), зато эти нормы стали более детальными. Как пояснил президент на том же совещании, это было сделано для "максимальной конкретизации прав" полицейских и ликвидации пробелов, "которыми впоследствии пользуются для достижения личных целей" и ограничения прав граждан.

Скажем, к существовавшему и в старом законе запрету пыток, насилия, жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения добавилось требование о недопустимости "умышленного причинения гражданину боли, физического или нравственного страдания" — видимо, специально для тех стражей порядка, которые причинение боли пыткой не считают. Пункт о проникновении в помещения был дополнен уточнением, что оно может происходить "с повреждением запирающих устройств, элементов и конструкций, препятствующих входу". А статью о применении спецсредств снабдили расширенным списком ограничений: в частности, "удары палкой резиновой" запрещено наносить "по голове, шее и ключичной области, животу, половым органам, в область проекции сердца, а также многократно наносить удары в одно и то же место". Кстати, гражданским в этом смысле повезло больше, чем содержащимся на гауптвахте военнослужащим: перечень их слабых мест, закрепленный в Уставе гарнизонной и караульной служб, ограничен головой, шеей, животом и половыми органами (см. материал "Устами военных" во "Власти" N 3 от 25 января 2010 года).

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Правильно осознанная необходимость

Вклад консерваторов в работу над проектом выглядит скромнее только на первый взгляд. Просто их предложения, направленные на сохранение всевластия нынешней милиции, весьма искусно вплетены в общую модернизационную ткань закона, но при этом, в отличие от зачастую декларативных инициатив реформаторов, носят вполне прикладной характер.

Так, в перечне прав полиции появился малоприметный, но многообещающий пункт об "ограничении свободы передвижения граждан на улицах и в других общественных местах" для проверки документов и "получения объяснений на месте". Ограничивать свободу можно на срок не более одного часа, но, учитывая право полицейского "докопаться" до любого человека, показавшегося ему подозрительным, этого вполне достаточно, чтобы поднять расценки на услугу "договоримся по-хорошему" для тех, кто, скажем, не имеет регистрации или просто забыл дома паспорт.

Весьма перспективно с точки зрения борьбы с уличными протестами выглядит переработанная норма старого закона о праве милиции "удалять граждан с места совершения правонарушения или происшествия". По новому проекту, факт нарушения для этого уже необязателен: полиция вправе "обращаться к группам людей, находящимся в общественных местах, с требованием разойтись, если возникшее скопление людей... нарушает нормальную работу организаций, порядок движения транспорта и пешеходов". Так что разгонять прохожих, остановившихся поглазеть на какую-нибудь оппозиционную акцию, можно будет на совершенно законных основаниях, а отказавшимся разойтись грозит задержание на срок до трех часов.

Зачастую истинный смысл нововведений кроется в небольших и почти незаметных уточнениях старых норм, в чем явно чувствуется рука опытных мастеров охраны правопорядка.

Например, к требованию разъяснять гражданам причину применения мер, ограничивающих их права и свободы, добавлена оговорка "кроме случаев, когда такое разъяснение невозможно либо неуместно". Легко предположить, что любой полицейский, разгоняющий несанкционированный митинг, сочтет эти разъяснения именно что неуместными. В статье о задержании появилось уточнение, что услугами адвоката задержанный вправе пользоваться "с момента водворения в специально отведенное помещение". Помимо того что это позволит часами прессовать тех же оппозиционеров в омоновских автобусах или каких-нибудь "неспециальных" помещениях, эта норма прямо противоречит Конституции, требующей допускать адвоката к клиенту с момента задержания. А из пункта о личном досмотре задержанных исчезла ссылка на Кодекс об административных правонарушениях, из чего можно сделать вывод, что производить его можно без понятых и протокола — по аналогии, например, с досмотром авиапассажиров или посетителей спортивно-зрелищных мероприятий.

Наконец, еще одним важным ресурсом консерваторов является разбросанное по всему закону упоминание о "необходимости" тех или иных действий полиции (это слово и его производные встречаются в проекте 29 раз). Так, "повреждение запирающих устройств" при проникновении в помещение возможно, "если в этом есть необходимость". Причинять при этом хозяевам имущественный ущерб нельзя лишь "без необходимости". Физическую силу полицейский имеет право применять "по необходимости в целях пресечения преступлений и правонарушений", а перекрывать дороги — "в целях создания необходимых условий для безопасного движения".

Разумеется, никаких критериев необходимости в документе нет, так что определять ее наличие или отсутствие будет сам сотрудник полиции. И если сейчас милиционер считает необходимым ломать руки мирным демонстрантам и устраивать на улице часовой затор ради проезда кортежа с мигалками, странно было бы предполагать, что он перестанет это делать, как только его начнут называть полицейским.

Полицай и все-все-все

Вопрос о том, чем полицейский отличается от милиционера, становится особенно актуальным в связи с одним из ключевых положений законопроекта, которое в пояснительной записке названо презумпцией законности. Содержащаяся в старом законе формулировка ("Законные требования сотрудника милиции обязательны для исполнения гражданами и должностными лицами") не разъясняла, что делать, если эти требования окажутся незаконными. Поэтому авторы нового закона, повторив прежнюю норму, снабдили ее важным дополнением: "Требования сотрудника полиции и предпринимаемые им действия считаются законными до тех пор, пока в предусмотренном законом порядке не будет установлено иное". Другими словами, незаконными действия полицейского не могут быть по определению, по крайней мере в момент их совершения.

В теории такой подход сомнений не вызывает: понятно, что если граждане будут сами оценивать законность тех или иных действий полицейского, то ни о каком соблюдении закона говорить вообще не придется. Но проблема в том, что российская практика с этой теорией разошлась давно и кардинально, и в стране майора Евсюкова милиционер, даже переименованный в полицейского, символом законности стать никак не может. Некоторые комментаторы в отзывах на сайте уже предположили, что презумпция законности в таком виде означает фактическую ликвидацию презумпции невиновности. К этому можно добавить, что с учетом российских реалий наличие в проекте этой статьи, по сути, делает ненужными все остальные, а сам закон сводится к известной по анекдоту аксиоме "начальник всегда прав".

Более того, особенности нашей правоохранительной системы позволяют утверждать, что и закон о милиции/полиции в России больше, чем просто закон: это продолжение Конституции или, точнее, ее официальное толкование. Ведь декларированными в ней правами и свободами россияне могут пользоваться только в той мере, в какой им это дозволено милиционерами, и принятие нового закона само по себе эту традицию не изменит.

Например, право на свободу и личную неприкосновенность действует лишь до того момента, когда его ограничит любой рядовой милиционер — неважно, по причине вашего появления в неправильном месте в неправильное время или просто из-за подозрительных черт вашего лица. Ваше жилище останется неприкосновенным только в том случае, если милиционеру не пригрезится, что "там совершается преступление или находится лицо, пребывающее в беспомощном состоянии". Право частной собственности будет охраняться законом до тех пор, пока ОБЭП не затребует у вас "необходимую" ему бухгалтерскую отчетность за десять лет в надежде получить за отказ от этого требования хорошие отступные. А рассчитывать на равенство всех граждан перед законом и судом вы сможете лишь при условии, что против вас не будет свидетельствовать милиционер — ибо все граждане, конечно, равны, но милиционеры все-таки равнее.

Разумеется, права граждан ограничиваются и многими другими законами. Но, как справедливо заметил президент, именно вынесенный на всенародное обсуждение проект "затрагивает интересы любого гражданина, потому что с милицией сталкиваются все". Поэтому и новый документ правильнее было бы назвать не законом "О полиции", а законом "Обо всех остальных". В бесправном положении которых он, однако, практически ничего не меняет.