На российском политическом рынке дисбаланс. Бум самовыдвиженцев на президентское кресло при отсутствии программы действий даже у существующего правительства. Спрос, как водится, породил предложение.
Число кандидатов в политики федерального масштаба все увеличивается. Как правило, они появляются вовсе не отягощенными какими бы то ни было программами. У них есть только лозунги, смысл которых сводится к следующему: как раньше — плохо и кризисно — не будет, а будет хорошо и преуспевающе. Для предвыборного митинга большего и не надо. Но для тех, кто всерьез готов взять на себя ответственность за будущее России, программы действий нужны.
И они появляются, по крайней мере в редакции Ъ. Одна из наиболее любопытных — программа "финансовой технологии подъема экономики России", подготовленная финансовым консультантом Андреем Годзинским.
Корень экономического зла он усматривает в утрате рублем монопольного положения в системе расчетов. Рубль теснят бартер, взаимозачеты, доллар, просто неплатежи. Чтобы вернуть национальной валюте ее законное место, надо дать экономике много рублей. Но не пустых, а "гипердинамично" занятых на внутреннем рынке.
Разумеется, занять деньги правительство сможет не раньше, чем вернет ликвидность существующим государственным обязательствам. Для этого оно должно не просто полностью признать свои долги, но индексировать их. К долгам по ГКО в $350 млрд добавятся еще $400 млрд. На $750 млрд поэтапно выпускаются новые долговые обязательства. Годзинский уверен: когда его программа начнет действовать, правительство легко эти обязательства выполнит.
Чтобы перевести все расчеты в рубли, предлагается, во-первых, резко снизить налоги, а во-вторых, опустить ставку ЦБ до 5% при стартовой рыночной ставке по новым заимствованиям 120% годовых. Естественно, сначала государство пойдет на новые расходы, но это цена конвертации расчетов. Она, по Годзинскому, может составить еще $100 млрд. Через короткое время ставки на рынке госдолга пойдут вниз и состояние переплаты будет купироваться. Зато долговые обязательства станут ликвидными, и по ходу конвертации будет неинфляционно расширяться рублевая масса. $100 млрд, как считает автор программы, можно будет оплатить налоговыми поступлениями за счет расширения рублевой базы расчетов и заимствований, главным образом на внутреннем рынке. Возвращение ликвидности гособязательствам означает, что финансовый рынок будет жить, а государство вернет долги солдатам и пенсионерам. Со всеми остальными долгами предполагается расплатиться за 15 лет.
Программа цельная. Действительно, без бегства к рублю и восстановления доверия к государственным обязательствам ни бюджет не наполнишь, ни рынок не оживишь. Но преследуя эти цели, Годзинский строит программу так, словно предполагает, что действовать она будет в правовом и политическом вакууме. Автор, например, не сомневается в том, что налоги можно снизить, а потери государства будут быстро компенсированы за счет выхода экономики из тени и роста собираемости. Хотя логичнее предположить, что в первое время государство вообще ничего не получит. Он уверен, что эмитированные под конвертацию расчетов рубли либо вернутся государству в виде долга, либо будут закачаны в реальный сектор. Хотя в нынешней ситуации их наверняка обменяют на доллары, что чревато взрывом инфляции и, соответственно, обратной конвертацией.
Годзинский — финансовый консультант, умеющий составить финансовый план превращения долгов компании в прибыли. Но именно компании, сколь угодно большой и запущенной. Россия может стать отчасти похожей на такую компанию только в одном случае — если в ней будет установлена экономическая диктатура. Эту проблему Годзинский решает просто: программа и есть закон. Он рассчитывает добиться того, что Дума примет ее в виде своего рода финансовой конституции, которая задаст правила поведения всем субъектам рынка. Это явная утопия.
Что вовсе не значит, что программа Годзинского останется невостребованной. В ней, кроме расчетов, есть заряд популизма (государство от долгов не отказывается), чувствуется национальный дух (свободу рублю!), громадье свершений (программа стоит без малого $1 трлн). И самое главное: это не какие-нибудь 500 дней — заявлено, что программа должна реализовываться 15 лет. Так и хочется добавить: строгого режима.