Евгений Примаков — человек слова. Не в том смысле, что выполняет обещания. А в том, что между делом и словом всегда выбирал последнее.
Телеобозреватель Валентин Зорин, хорошо знающий нынешнего премьера, как-то сказал: "Уйти с поля боя Примаков не способен. Он поставит вопрос о своей отставке только в том случае, если ему придется делать то, с чем он не согласен". В отставку Примаков не подавал никогда. Получается, он всегда соглашался со всем, что ему поручали делать.
Или умело делал вид, что соглашается. Не ушел же он в отставку, когда в конце 1994 года Совет безопасности одобрил ввод войск в Чечню, хотя, как рассказывают, был против этого решения. Точно так же, как в свое время был против ввода советских войск в Афганистан. Правда, об этом заговорили лишь после того, как советские войска перешли Пяндж в обратном направлении.
Феномен Примакова заключается в том, что минимум последние 10 лет его работа на всех постах сопровождалась скандалами, а заканчивалась, как правило, провалом. Но на репутации самого Примакова это никоим образом не сказывалось. Напротив, слава Евгения Максимовича как профессионала высочайшего класса, мудрого политика, твердо стоящего на защите интересов страны, росла год от года.
Представитель президента
Политическая карьера Примакова началась в июне 1989 года, когда директор Института мировой экономики, избранный народным депутатом СССР по списку КПСС, возглавил Совет Союза Верховного Совета СССР. В следующем году он стал членом Президентского совета, а еще через год — Совета безопасности СССР. Тогда же Примаков вошел и в высшую партийную иерархию, став кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.
Это были годы острого кризиса, когда власть пыталась решить две главные задачи: реформировать Советский Союз и построить новые отношения с мировым сообществом. Евгений Максимович входил в ближайшее окружение Михаила Горбачева и был в числе тех, кто вырабатывал политику государства.
Одной из наиболее серьезных угроз Союзу тогда был конфликт двух республик — Армении и Азербайджана — из-за Нагорного Карабаха. Осенью 1989 года Примакову поручили вести переговоры с оппозиционным Народным фронтом Азербайджана, который к тому времени фактически взял республику под контроль. По всем прогнозам, на ближайших парламентских выборах он должен был одержать победу над коммунистами.
В конце 1989 года Примаков в качестве эмиссара Москвы вылетает в Баку. В январе 1990-го там происходят армянские погромы. В город вводят войска. В общей сложности за неделю от рук погромщиков и войск погибли около двух сотен мирных горожан.
Бакинских армян войска не защитили, потому что были введены через три дня после окончания погромов. Карабахский конфликт перерос вскоре в широкомасштабную войну. Достигнута была только одна цель: оппозиция загнана в подполье, а на выборах победили коммунисты. Однако кровавый бакинский январь и ввод войск в Вильнюс год спустя окончательно оттолкнули от Москвы национальные республики.
В конце 1990 года Примаков вновь вылетает на юг. На сей раз в Багдад, в качестве спецпредставителя президента СССР. Цель — предотвратить "Бурю в пустыне". Предотвратить ничего не удалось, через некоторое время коалиция западных стран нанесла сокрушительный удар по Ираку. Но имидж Михаила Горбачева на Западе, до той поры почти идеальный, был серьезно подпорчен. Публичные дружеские объятия горбачевского эмиссара с иракским диктатором спровоцировали первые резкие выпады в адрес отца советских реформ. Вояж Примакова вызвал раздражение и у главы советского МИДа Эдуарда Шеварднадзе, который через некоторое время, публично заявив о грядущем перевороте, подал в отставку. Вскоре от Горбачева отошли и другие единомышленники. Закончилось все, как известно, ГКЧП и распадом СССР. Но карьеру главы Совета Союза это не испортило.
Разведчик
30 сентября 1991 года указом президента СССР Евгения Примакова назначают главой 1-го главного управления КГБ СССР, выделенного в самостоятельную структуру и названного Центральной службой разведки (позднее она была переименована в Службу внешней разведки). На пресс-конференции 2 октября новый шеф разведки предусмотрительно объявил, что отказывается от всех остальных должностей. Через неполных два месяца все они были упразднены вместе с СССР.
О больших успехах СВР под началом Евгения Максимовича неизвестно. Впрочем, вполне возможно, что это объясняется не их отсутствием, а спецификой разведки. Главным новшеством, которое Примаков внес в работу вверенного ему учреждения, стала практика открытых аналитических докладов СВР. Первый такой доклад был опубликован 26 декабря 1993 года. Он был посвящен расширению НАТО на Восток. Официальная точка зрения, которой придерживался на тот момент МИД, состояла в том, что включение новых членов в состав военно-политического блока западных демократических стран не противоречит интересам демократической России. В докладе СВР жестко и аргументированно утверждалось прямо противоположное: продвижение Североатлантического альянса на Восток представляет угрозу российским интересам.
Через несколько дней президент принял точку зрения СВР. С этого момента аппаратная звезда Андрея Козырева стала стремительно клониться к закату. А Евгения Примакова, напротив, восходить.
Между тем доклад СВР имел широкий резонанс не только в коридорах российской власти, но и в мире. Перепуганные восточноевропейцы получили лишний аргумент в пользу вступления в НАТО. А западные политики перестали позволять себе высказывания типа "лучшая гарантия безопасности Восточной Европы — демократизация России".
Вскоре грянул скандал, серьезно осложнивший взаимоотношения России и США. В 1994 году в США арестовали Олдрича Эймса, советского, а затем и российского агента, который работал завотделом ЦРУ. Это был один из самых громких провалов СВР. Тогда в кругах, близких к разведке, поговаривали о том, что Эймса "сдали", причем на самом высоком уровне — не ниже заместителей Примакова. Все это не помешало Евгению Максимовичу пересесть в январе 1996 года в кресло министра иностранных дел.
Дипломат
На первой пресс-конференции после назначения в МИД Примаков обозначил две основные задачи: "воспрепятствовать расширению НАТО и развивать отношения со странами СНГ". Надо ли говорить, что ни одна из этих целей не была достигнута: НАТО успешно расширяется, а СНГ фактически развалился.
При Примакове внешняя политика вроде бы изменилась: временами казалось, что России удается противостоять Западу. Однако на деле ситуация развивалась по одной и той же схеме. В конфликте Запада с очередным диктаторским режимом, к примеру Саддама Хусейна или Слободана Милошевича, российский МИД вступался за последних. Вдохновленные "поддержкой России", эти режимы начинали демонстрировать неуступчивость. Эмиссары Москвы приступали к челночным миротворческим поездкам. Но результат всегда был один и тот же: диктаторы благодаря "очередной дипломатической победе Москвы" сохраняли свою власть. И уступали требованиям Запада.
Тем временем НАТО, приняв первую группу "новобранцев", приступило к рассмотрению новых кандидатов в члены. Неудивительно, что в 1997 году поползли слухи о скорой отставке Примакова. Причину их появления точно сформулировал один из лидеров ДВР Сергей Юшенков: "Как человек он, наверное, хороший, а как министр иностранных дел — плохой. Он воспроизводит ту линию, которую проводил Советский Союз. Это ориентация на страны слабые, с тоталитарными режимами, в то время как Россия должна ориентироваться на интеграцию со странами развитой демократии с развитой экономикой".
Примерно такими же были успехи российской дипломатии и в СНГ. Противоречия, назревавшие внутри Содружества, и недовольство политикой Москвы вырвались наружу именно при Примакове, на кишиневском саммите осенью 1997 года. Более того, на этом саммите Эдуард Шеварднадзе и Евгений Примаков вступили в полемику, чуть не дойдя до ругани. Борис Ельцин тогда поддержал коллегу-президента.
Но Примаков, похоже, обиду не забыл. Весной 1998 года во время встречи с российскими десантниками в Боснии российский министр, показывая на противотанковый гранатомет, поинтересовался перед телекамерой, "сможет ли это пробить бронированный 'Мерседес'". За месяц до этого в Тбилиси из гранатометов был обстрелян бронированный "Мерседес" Шеварднадзе. Вопрос вызвал бурную реакцию в Тбилиси. Шеварднадзе назвал шутку Примакова "циничной, оскорбляющей память двух молодых парней из президентской охраны, погибших во время теракта 9 февраля". А при встрече на последнем саммите СНГ в мае этого года в Москве предложил Примакову обменяться автомобилями.
На этом же саммите было принято решение коренным образом реформировать СНГ. А заниматься этим поручили Борису Березовскому. Примаков резко отрицательно отнесся к назначению Березовского исполнительным секретарем Содружества и публично заявил, что политику России в СНГ будет определять МИД. В странах Содружества это заявление расценили как подтверждение прежнего курса. За полгода, прошедшие с тех пор, в жизнеспособности СНГ усомнился даже такой его убежденный сторонник, как президент Киргизии Аскар Акаев.
Однако внешнеполитические провалы вовсе не помешали Примакову подняться на новую иерархическую ступень — возглавить правительство.
Премьер
Феноменальная карьера Примакова во многом объясняется тем, что давным-давно он сделал правильный выбор между делом и словом. В пользу последнего. Силу слова он узнал еще в годы работы в академических институтах в 70-80-е годы. Евгений Максимович входил тогда в круг академиков (Арбатов, Иноземцев, Яковлев), готовивших аналитические доклады для высшего руководства страны.
В 90-е годы он чуть изменил свою тактику. Продолжая поставлять аналитические доклады руководству, он часть из них обнародовал. В стране появилось общественное мнение, с которым надо было считаться.
Не стань эти доклады достоянием общественности, вряд ли Примаков заслужил бы репутацию государственника и стойкий авторитет у оппозиции. Его ведь знали как бывшего сторонника Горбачева и ближайшего соратника Александра Яковлева. Но разве сегодня придет кому-то в голову говорить об идейной близости Евгения Максимовича к этим двум одиозным для оппозиции фигурам? Впрочем, в равной степени справедливо и то, что никто не упрекнет Примакова в ренегатстве.
Примаков всегда чутко улавливал едва наметившуюся, но перспективную тенденцию и становился ее апологетом. Это выделяло его из серой номенклатурной среды. А когда руководство дозревало до того, чтобы принять эту тенденцию в качестве официальной линии, кандидата на роль ее проводника искать не требовалось. Нет никаких оснований утверждать, что на склоне лет Примаков будет действовать иначе.
Сегодня Примаков впервые оказался в ситуации, когда он фактически становится главным лицом в стране. И, судя по всему, он не намерен быть фигурой временной. Президент Татарии Минтимер Шаймиев, хорошо ориентирующийся в российских властных коридорах, заметил: "Примаков пришел, и это надолго".
Бессмысленно гадать, какую политику будет проводить правительство Примакова, разглядывая политиков в его окружении и анализируя их взгляды и высказывания (сам премьер говорит, как правило, округло и осторожно). Сегодня политическое будущее Примакова зависит уже не от прямого его руководства (больного и теряющего власть президента), а от политической элиты страны и избирателей. На них он и будет ориентироваться.
А настроения избирателей формулируются достаточно просто: "порядок", "справедливость" и "твердая рука". Так что Виктор Черномырдин, заявивший о "новом мюнхенском сговоре" накануне утверждения Примакова в Госдуме, возможно, не так уж и не прав.
НАТАЛИЯ ГЕВОРКЯН, АЗЕР МУРСАЛИЕВ
ДОБРЫЙ ДЕСЯТОК ЛЕТ РАБОТА ПРИМАКОВА НА ВСЕХ ПОСТАХ СОПРОВОЖДАЛАСЬ СКАНДАЛАМИ, А ЗАКАНЧИВАЛАСЬ ПРОВАЛОМ. НО НА РЕПУТАЦИИ ПРИМАКОВА ЭТО НЕ СКАЗЫВАЛОСЬ
ПРИМАКОВ ВСЕГДА ЧУТКО УЛАВЛИВАЛ ЕДВА НАМЕТИВШУЮСЯ, НО ПЕРСПЕКТИВНУЮ ТЕНДЕНЦИЮ И СТАНОВИЛСЯ ЕЕ АПОЛОГЕТОМ. А ПОТОМ ЖДАЛ, КОГДА ТЕНДЕНЦИЯ СТАНЕТ ОФИЦИАЛЬНЫМ КУРСОМ
СЕГОДНЯ ПРИМАКОВ БУДЕТ ОРИЕНТИРОВАТЬСЯ НЕ НА СЛАБОЕ РУКОВОДСТВО, А НА ИЗБИРАТЕЛЕЙ. А ИХ КУРС ФОРМУЛИРУЕТСЯ ПРОСТО: "ПОРЯДОК", "СПРАВЕДЛИВОСТЬ" И "ТВЕРДАЯ РУКА"
Подписи
С госсекретарем США Мадлен Олбрайт у Евгения Примакова сложились особые отношения
Арабист Примаков всегда питал слабость к арабскому миру и его колоритным лидерам
Из-за абхазской проблемы Эдуард Шеварднадзе и Евгений Примаков вступили в резкую перепалку на кишиневском саммите СНГ осенью 1997 года. Но на переговорах с абхазским лидером Владиславом Ардзинбой опытные дипломаты вели себя как старые друзья