Частному лицу одеваться можно во что угодно и вести себя все равно как. Это никого не касается. Но как только лицо должностное хоть на шаг отходит от норм государственного или дипломатического протокола, его пиджак и туфли, его вилка и автомобиль начинают говорить.
Так юбка жены премьер-министра Кириенко сказала, что личная жизнь выше государственных дел. Пиджак вице-премьера Немцова не признал Азербайджан государством. Ботинки Александра Лебедя отказались считать работу в Совете безопасности государственной службой. Платье Татьяны Дьяченко объявило свою хозяйку непогрешимой. А галстук, покинув шею президента, сказал, что Ельцин больше не отвечает за страну.
Рассказывают, что президенту Азербайджана Гейдару Алиеву стало обидно за державу, когда он в темном костюме и при галстуке вышел в Москве из самолета и увидел вице-премьера Бориса Немцова, одетого в клубный пиджак и белые штаны.
— Эх, Боря,— сказал Алиев.— Если бы ты не был моим другом, не стал бы я с тобой сейчас обходить почетный караул.
Эта и подобные протокольные ошибки, казалось бы, являются лишь поводом для зубоскальства прессы. Однако же не все так просто.
— Протокол,— говорит посол Италии в России Эмануэле Скаммакка дель Мурго,— может быть политическим оружием или, во всяком случае, заявлением о намерениях.
Мы сидим в маленьком кабинете посла. У его превосходительства под пиджаком желтая клетчатая рубашка и желтый цветастый галстук. А еще его превосходительство угощает меня дамскими сигаретами "Вог". И это очень правильно. Обстановка рабочая, время дневное.
— Один и тот же визит на высшем уровне,— говорит посол,— можно провести по-разному. Главы государств могут обменяться или не обменяться государственными наградами и подарками, включить или не включить в программу визита посещение еще двух городов кроме столицы. То есть, совершенно не нарушая требований учтивости, можно сделать встречу сухой и холодной, а можно — теплой и дружественной.
— А можно,— спрашиваю я,— допускать в протоколе ошибки?
— Нежелательно,— отвечает посол.— Ведь ваши партнеры никогда не знают, ошибку вы совершили или умышленно выказали неуважение. Кроме того, даже будучи ошибочной, манера поведения публичного политика всегда выражает что-то, всегда что-то значит.
Я припоминаю несколько протокольных ошибок наших политических деятелей и предлагаю послу их прокомментировать. Вот, например, Александр Лебедь, став секретарем Совета безопасности, довольно долго ходил на работу в Кремль обутым в коричневые плетеные туфли, которые в народе называются еще "шузами с разговорами".
Посол уходит от ответа. Ему по должности, по протоколу то бишь, не пристало обсуждать наших политиков. Он говорит, что государственный протокол в России достаточно развит и изощрен. Никак не противоречит международным нормам, и вообще, все у нас хорошо.
Но не надо меня успокаивать. Татьяна Дьяченко, дочь и советник президента по имиджу, в прошлом году на аудиенцию у папы римского надела светлый костюм с мини-юбкой, хотя ее специально предупредили о том, что нельзя открывать колени и нельзя носить белого. Белый цвет в Ватикане — символ непогрешимости, и непогрешим у них только папа.
А мини-юбка жены премьер-министра Кириенко? То есть в частной жизни она может носить любую юбку. Но мини-юбка на официальном приеме значит, что колени госпожи Кириенко стоят где-то в одном ряду с деньгами МВФ и процентами по ГКО.
Да вот еще опять же Немцов! Даже если простить ему Алиева, остается еще Япония, где, договариваясь с деловой элитой об инвестициях, вице-премьер раздавал всем тамошним олигархам номер своего личного мобильного телефона.
Наконец, сам президент. Почему он все время отступает от протокола, сворачивает с утвержденного маршрута, подписывает указы на коленке? Зачем в Стокгольме, когда на ступенях дворца его ждали король с королевой, Борис Николаевич остановился посреди площади и стал обсуждать с Немцовым и Вяхиревым трастовый договор? Зачем трогал английскую королеву? Зачем в Германии танцевал и дирижировал оркестром? Зачем в Японии стучал в барабаны? Зачем вообще придумал встречи без галстуков, если именно из-за несоблюдения протокола на них не может быть принято никаких политических решений? Зачем, если протокол "может быть политическим оружием или, во всяком случае, заявлением о намерениях"?
— Великий итальянский юрист Санти Романо,— говорит итальянский посол,— писал, что общество не может существовать, если в нем не выработаны правила поведения. Только варварские племена могут не иметь таких правил. В России,— повторяет посол,— протокол строг, точен и предполагает внутри себя как возможность быть сердечным, так и возможность выразить холодность. Что же касается способов одеваться, формальности в России соблюдаются менее, чем где-либо в мире. Здесь даже я,— посол улыбается,— не каждый вечер надеваю темный галстук. И ничего плохого в этом не вижу. А вот смокинг, например, который у нас надевают только после семи вечера, в России могут надеть и утром, на свадьбу например. И, надо признать, эта русская легкомысленность очень удобна. Во всяком случае,— посол поднимает палец вверх и становится серьезным,— никак не умаляет той теплоты, того искреннего гостеприимства и благожелательности, которые я так ценю в национальном характере русских.
Дальше посол рассказывает историю. Дело было в день 850-летия Москвы. Посол получил от своего правительства срочную дипломатическую депешу и должен был немедленно доставить ее в Кремль президенту. Все улицы были перекрыты. Кремль пустовал. Офицер охраны посоветовал послу обратиться в экспедиционный отдел, но и внутри экспедиционного отдела никого не было, кроме двух бабушек-вахтерш. Посол постучал, и бабушки его пустили.
Усадили с собой за стол. Налили водки.
— У меня письмо для президента,— сказал Скаммакка.
— Пьем и кушаем,— ответила одна из бабушек.— С делами потом разберемся.
Дальше началась известная сцена из фильма "Осенний марафон". Посол пил до дна сначала как тостуемый, потом как тостующий. Потом от безысходности просто оставил важную депешу милым экспедиционным бабушкам и ушел. Каково же было его удивление, когда на следующий день в посольство пришел официальный ответ президента Ельцина. И, видимо, тоже через бабушек.
— В России,— говорит посол,— если вы умеете не важничать, вас всюду примут и прием будет самым теплым. И это радушие, на мой взгляд, заслуживает большего уважения, чем самый изысканный этикет и самые утонченные манеры.
Я только не понимаю, почему радушие и сердечность должны обязательно противоречить изысканному этикету. Бывший посол СССР в Лондоне Леонид Замятин считает, что ненависть к протоколу вовсе не является чертой нашего национального характера. Княгиня Волконская в Дипломатической академии всего за один учебный год обучала будущих советских дипломатов носить смокинг и пользоваться рыбной вилкой. И дипломаты не возражали, а наоборот, учились охотно.
Зато политиков от протокола тошнило. Молотов, например, хоть и выглядел всегда элегантно, наотрез отказывался от фраков и смокингов, даже когда именно смокинг был предусмотрен протоколом.
Замятин рассказал мне историю. В 1948 году в Париже Молотов возглавлял правительственную делегацию. Отправляясь на прием к Де Голлю, Вячеслав Михайлович строго наказал всем одеться в простые костюмы. Не послушался Молотова только посол Павлов. Оделся во фрак.
— Я же сказал — никаких фраков! — прошипел Молотов.
— Не могу,— ответил посол.— Между мною и вами большая разница. Вы, Вячеслав Михайлович, представляете всего лишь правительство, а я — главу государства.
Совсем плохо с протоколом было у Хрущева. В его времена советское руководство, видимо окончательно запутавшись в протокольных тонкостях, одним махом отменило все фраки и смокинги и ввело единую дипломатическую парадную форму.
Форма была из плотного черного сукна с позументами. Особенно приятно в ней было работать в странах Ближнего Востока на сорокаградусной жаре. Однажды на приеме у английской королевы к послу Замятину подошел муж ее величества.
— Я так и думал, посол, что вы военный.
— Я не военный,— ответил Замятин.
— Не-ет,— покачал головой муж королевы, полковник.— Вы в военной форме. В России все военные.
Последнее отчасти было правдой. Замятин говорит, что с приходом Горбачева государственный протокол в России усложнился и политическая элита оказалась не готова к такому повороту событий.
— Я ничего не могу поделать с политиками, которые не хотят следовать протоколу и соблюдать приличия.— Так говорит мне по телефону шеф президентского протокола Владимир Шевченко.— Мы издаем книги, мы рассылаем политикам памятки, мы пишем на всех пригласительных билетах, во что нужно одеться. Но, видимо, они не читают пригласительных билетов.
— А что,— спрашиваю я,— грозит члену правительства, например, за несоблюдение протокола?
— Да ничего не грозит.
— А можно несоблюдение протокола как-то оправдать?
— Конечно,— говорит Шевченко.— Чисто по-человечески. Вот у нас тут был случай, что один ответственный политик опоздал на важную встречу. Но дело в том, что он зашел в туалет. И там у него все как-то затянулось. И Немцов тоже случайно приехал в белых штанах. Просто не успел переодеться.
Вот оно! Слишком человеческое! Государственный протокол призван скрывать человеческие слабости, превращая человека в государственную машину. Но беда в том, что российский избиратель не любит голосовать за государственную машину, а любит — за живого человека со всеми его слабостями.
Вся предвыборная кампания президента Ельцина была построена исключительно на нарушении государственного протокола. И народу, судя по результатам выборов, это понравилось. Все российские политические деятели демонстрируют себя народу не в качестве государственных деятелей, а в качестве людей, персонажей. Наша политическая жизнь — дело глубоко семейное, и поэтому по нашей политической сцене можно ходить в халате. А протокол у нас не любят. Считают скучным, сухим и неискренним.
— Неискренними бывают только люди,— говорит посол Италии Скаммакка дель Мурго.— Плох тот дипломат и плох тот гражданин, который, возлагая цветы на могилу Неизвестного солдата, считает это скучным протокольным мероприятием и не думает о погибших солдатах. В сущности, все переговоры на свете ведутся только для того, чтобы мальчики не умирали.
Он говорит серьезно. У нас принято смеяться над любовью американцев к национальному флагу и национальному гимну. Но в древние времена знамя и гимн служили для того, чтобы собрать растерявшихся воинов на поле боя. А это — как раз то, что нам нужно. Правда, про флаг и гимн у нас говорят все больше ампиловцы и баркашовцы. Но я смотрю на его превосходительство, и он совсем не похож ни на баркашовца, ни на ампиловца. Похож на князя, каковым и является.
— В День независимости,— говорит посол,— когда гвардейцы выстраиваются в каре во дворе посольства, я отдаю команду "Равнение на знамя!", и у меня нет причин иронизировать над этим. Мой народ создал конституцию. Я служу народу и конституции. Так неужели я не могу надеть ради этого галстук? И что в этом зазорного?
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН
Государственный протокол может быть политическим оружием или, во всяком случае, заявлением о намерениях
Российские политики слишком человечны, чтобы соблюдать протокол