Сегодня на вопрос "Левый ли вы?" многие деятели культуры стали отвечать: "Разумеется". И это перемена довольно серьезная.
Новые нормальные
Средний советский деятель культуры не пользуется словами "левый" и "правый". При оценке коллег по цеху он применяет критерий не политический и не эстетический, а, как утверждает поэт и художник Дмитрий Пригов, психосоматический — с кем легко. Вместо "левое--правое" предпочитают говорить "старое--новое", причем "старое" — это плохое и советское, а "новое" — это хорошее и нормальное, что, как правило, означает "как в Европе", "как у людей".
Между тем, как отмечает тот же Пригов, наши интеллектуалы, оказавшись на Западе (в эмиграции или так, по случаю), обнаруживали с удивлением, что говорят на одном эстетическом языке с людьми, политическим им чуждыми. Ревнители "духовного" оказались заодно чуть ли не с фашистами, а диссиденты-авангардисты — с западными левыми интеллектуалами, которые к коммунизму относятся с интересом, если не с симпатией.
И вот опять. С нормальной западной точки зрения наш восторг перед капитализмом, шиком, деньгами и аморальностью, которым была отмечена минувшая эпоха, как теперь говорят, виртуального богатства, кажется странным. Нормальная западная точка зрения состоит в критике капитализма, а не в его вожделении. Но у нас в последние годы мейнстримом стала правая позиция. Любовь к капитализму смешалась с модой на царя, стерлядь, церковь, патриархальное воспитание и национальную гордость. А все левое было дискредитировано как маргинальное.
Именно так оценивает его, хотя и с оговорками, теоретик культуры Даниил Дондурей, который проповедует "новый патриотизм" как путь интеграции в мировое сообщество. Он считает, что левого у нас быть не может, пока не построен "вечный капитализм", "пока не выращено правое — по-настоящему мощно, всеохватно и всепоглощающе".
Но вот появилось новая, точнее говоря, забытая с 20-х годов точка зрения, согласно которой быть цивилизованно-западным означает быть именно левым. Левым, но не коммунистом; критиком буржуазности, но не террористом; любить 1968 год, но не 1917-й. Носители этой идеи (они, как правило, молоды, начитанны и успешны) считают, что понятия левого и правого применимы к нашей культуре, как и к любой другой. Вообще говоря, идея, что внеполитического высказывания не существует и все имеет свой смысл, сама по себе является левой.
Новые левые формируются в интеллектуальной и университетской среде. Недавно вышедшее фундаментальное исследование Александра Тарасова, Глеба Черкасова и Татьяны Шавшуковой "Левые в России: от умеренных до экстремистов" написано именно с левых позиций. Оказалось, что только так и можно критически описывать левых, потому что правые срываются на крик. Глава популярного у российских интеллектуалов издательства Ad Marginem Александр Иванов считает, что "необходимо отобрать левую идею у коммунистов", и издает "Московский дневник" Вальтера Беньямина — один из самых блистательных памятников левой мысли ХХ века.
Истины ради надо отметить, что эта книга — чуть ли не единственный провал издательства. Наша публика не готова к левой идее. Но почти вся великая западная культура ХХ века была левой. Сартр и Пикассо, Ле Корбюзье и Мишель Фуко, Петер Штайн и Микеланджело Антониони — все они левые художники. Только в России было принято до недавнего времени агрессивно игнорировать политический и социальный смысл их творчества.
Новые левые способны описать парадокс, который привел к путанице правого и левого в российском контексте. Главный редактор "Художественного журнала" Виктор Мизиано утверждает, что ХХ век, левый по своей идеологии, именно по этой причине стал веком России, но сама Россия осталась в стороне. Наш опыт (революция и репрессии) был объектом европейской мысли, но сами мы были лишены возможности транслировать его на языке западной культуры. У нас не было сюрреализма, экзистенциализма, прагматизма... Никакой другой школы мысли, кроме марксистской, но та была языком власти, и интеллигенция не хотела на нем говорить. Между тем это был единственно конвертируемый язык, который гарантировал этой стране ее интернациональность.
И если именно левая культура в ХХ веке объявила монополию на гуманизм, то у нас это сделали диссиденты, по сути своей правые. Поэтому у нас принято называть левым любое оппозиционное искусство, хотя, если оно защищает культуру, духовность и абсолют (как в случае Тарковского и Бродского), оно сильно правее левого. Однако уже в 70-е годы дальновидные люди, ориентировавшиеся на Запад, стали левыми — не признающими абсолюта и критикующими любую власть, в том числе власть духовности и традиции. Они занялись встраиванием советского опыта в западный левый интеллектуальный контекст. Именно это сделали, например, создатели соц-арта Комар и Меламид.
Мизиано разделяет надежду на то, что Россия будет нормальной страной, но для него это означает конец дилеммы "коммунизм--антикоммунизм". Левое перестанет быть неприличным, правое будет названо своим именем, и мыслящая прослойка не будет считать ни то, ни другое абсолютным злом. Тогда, может быть, Россия сможет осуществить свою историческую миссию — осмыслить свой опыт ХХ века не на языке Руси православной, а на языке нормальной западной критики. Жест Александра Бренера, нарисовавшего доллар на кресте работы Малевича (и тем самым обнажившего "точку власти" в искусстве), Мизиано считает первым признаком нормализации культуры.
Либералы и радикалы
Мизиано, однако, понимает, что, кроме собственной позиции, он может предложить немного примеров настоящей левой культуры в нынешней России. Есть, правда, художники. Многие постсоветские художники заявили о своих левых (но не коммунистических) взглядах. Это как радикалы-одиночки вроде арт-террориста Бренера или Анатолия Осмоловского, строителя баррикад на улицах Москвы, так и, условно говоря, левые либералы.
Последние, например Дмитрий Гутов, видят свою задачу в переосмыслении советского опыта и нахождении в нем по-настоящему — по-западному — левых фигур. Нашел Гутов пока философа-марксиста Михаила Лифшица, а также всю культуру 60-х (антисталинистскую и, значит, левую) — от фильма "Девять дней одного года" до пятиэтажек.
Пятиэтажки хочет реабилитировать и новейшая архитектура. И это логично — должна же была в конце концов наступить реакция на архитектуру богатых особняков и банков. Молодой архитектор Кирилл Асс ценит "хрущебы". Лишь технически, с его точки зрения, они подкачали. А социальная идея и, главное, эстетика — супербедная и очень модная сейчас, например, в Швейцарии — в полном порядке.
Хрущевская архитектура продолжает традиции русского конструктивизма, а эстетская "бумажная архитектура" 70-80-х, которая хрущевскую заклеймила как убогую, сейчас торжествует в новомосковском и неосталинском стилях. Левая архитектура всегда была прежде всего социальной, и закономерно, что в этом году Асс защитил диплом на тему "Преображенская следственная тюрьма", причем выбрал эту тему сам, интересуясь тем, как общество относится к собственным фобиям (абсолютно в духе левой философии Мишеля Фуко, крупнейшего теоретика институтов репрессии). По словам Асса, проекты тюрем в новой России представляют собой утверждение "Не так тут плохо"; он же хотел сообщить именно факт тюремности: на магазине написано "магазин", а на тюрьме должно быть написано "тюрьма". Этим словом и стала геометрическая эстетика конструктивизма — Асс критичен и по отношению к левой идее тоже.
Появилось у нас и левое кино, защищающее права меньшинств. Фильм Александра Баширова "Железная пята олигархии" не только критикует капитализм (устами одного из героев, во всяком случае), но и берет уроки у главного левого кинематографиста ХХ века — Жана-Люка Годара. Левым можно считать и нашумевший фильм Петра Луцика "Окраина". Фильм о тяготах народных, но глубоко отличный от другого фильма о тяготах народных — "Любить по-русски" Евгения Матвеева. В чем разница? У людей 20-х годов был ясный ответ: искусство типа матвеевского не антибуржуазно. Это искусство для пролетариев в буржуазную эпоху. Иначе говоря, кич.
Из всех левых художников у нас больше всего известны левые радикалы-перформансисты, с которых несколько лет назад все и началось. Между ними нет согласия, кроме одного пункта: все они подлинно левыми считают только себя, но не других, которых поносят за ренегатство. Все обвиняют в буржуазности Олега Кулика (как шута для "новых русских" и прихлебателя богатых). Но для Бренера, который только что возвратился в Москву после двухлетнего отсутствия, и коллега Осмоловский с его политическими проектами (баррикады, символические захваты учреждений) есть "большевистская богема", соискатель медиального успеха, не более того.
Настоящее левое, по Бренеру, это работа одиночки, "преодоление коррумпированной коллективности", тотальный анархизм и критика политкорректности. Тут Бренер забегает на несколько шагов вперед, поскольку у нас о самой политкорректности мало известно. Но он теперь совсем западный левый, на любой вопрос отвечающий цитатой из какого-нибудь классика и со снисходительным интересом относящийся к Москве — "Клондайку, где добывается золото власти".
Наши левые, однако, отличаются от западных. Они мало думают об обществе и не разделяют идею социальной ответственности. Их программа скромна: сформировать свою группу поддержки, круг собеседников. Впрочем, Олег Мавромати, левый художник и видеорежиссер, автор распространяемого на кассетах фильма "Тайная эстетика марсианских шпионов", считает, что делает искусство для народа, хотя народ об этом и не знает. Поговорив, по его словам, с "бандитами", он узнал, что их приоритет в искусстве — настоящий реализм, когда в кино льется подлинная кровь. Так он и снимает свои фильмы. Собственно, многие левые художники пришли к тому, что искусству лучше бы уничтожиться совсем. Потому-то и Эдуард Лимонов почти ничего не пишет, отдавая все силы газете "Лимонка" (которая, безусловно, художественный проект).
Последняя новость из стана Лимонова — его разлад с геополитиком Александром Дугиным, правой фигурой, из-за которой лидер национал-большевиков долгое время не считался вполне левым. Но теперь, как видим, левое очищается.
Прелесть местного ландшафта, в котором левое и правое путались и сливались, уходит в прошлое. Все становится яснее, взрослее, хотя и несколько скучнее, разумеется.
ЕКАТЕРИНА ДЕГОТЬ
Быть цивилизованно-западным означает быть именно левым. Левым, но не коммунистом; критиком буржуазности, но не террористом; любить 1968 год, но не 1917-й
Новейшая архитектура хочет реабилитировать пятиэтажки. И это логично — должна же была в конце концов наступить реакция на архитектуру особняков и небоскребов
Подписи
Левые
Александр Бренер, художник и поэт
Эдуард Лимонов, писатель и политик
Комар и Меламид, художник и художник
Дмитрий Пригов, поэт и шоумен
Петер Штайн, немец и режиссер
Правые
Олег Ефремов, актер и руководитель
Зураб Церетели, ваятель и бизнесмен
Никита Михалков, режиссер и начальник
Александр Солженицын, честь и совесть
Валентин Распутин, писатель и публицист
Илья Глазунов, педагог и портретист
Вячеслав Клыков, скульптор и монархист