В Канне скончался Жан Маре, самый романтический актер из породы неотразимых французских красавцев. Он прожил достаточно долго — 84 года — и поэтому знал настоящую цену себе и своей славе.
Всматриваясь в чеканный профиль Жана Маре, трудно отделаться от ощущения, что он только что сошел с советского агитплаката: столь безупречные черты могут принадлежать лишь порожденному фантазией идеальному существу. Стремление к идеалу, желание нравиться были для Маре если не смыслом жизни, то естественной потребностью.
Красота против таланта
Реалистический кинематограф, вникавший в переживания простых смертных, ничего не мог предложить Маре. Его сказочно фотогеничное лицо не предназначалось для того, чтобы отражать эмоции конкретного человека. Мифология, абстрагирующаяся от отдельной личности, мир обобщенных образов и чистых идей — такова была его стихия. Удержать в памяти какую-то характерную деталь его облика, особенный взгляд или жест в какой-нибудь роли совершенно невозможно, потому что психологическая достоверность никогда не была его козырем. Стараясь сыграть простого человека, Маре чаще всего оступался в сентиментальность.
То, что Маре пишет о своей внешности, выдает обычный комплекс чересчур красивого актера, к тому же многократно отвергнутого драматической студией Парижской консерватории. Маре так и не задает этот мучительный вопрос, способна ли красота заменить талант, но в его рассуждениях слышны оправдательные интонации: "На фотографиях я казался и кажусь себе слащавым. Если говорили о моей красоте, значит, не видели во мне никакого таланта. Я и сам так думал. Эта красота... Сначала думали, что я ею кичился, позднее придумали, что я от нее страдал. И то и другое неверно и глупо. Прежде всего, я никогда не считал себя красивым. Это не кокетство. Если бы мне была дана совершенная красота, я не стал бы жаловаться. Красота — это тоже вопрос моды. Я убежден, что моя внешность в юные годы таинственным образом соответствовала смутным вкусам эпохи. Красота, которую мне приписывали, никогда не радовала и не огорчала меня. И все же она была частью моей удачи, которой я старался помочь. Если по пьесе нужно было быть красивым, я делал все, чтобы казаться таким; точно так же, как старался сделаться уродом, когда этого требовала роль".
Маре убежден, что как актер делал все от него зависящее. Но чаще делали его. Иногда преподносили как драгоценный бриллиант в искусной оправе, иногда вульгарно использовали — этого в отличие от разборчивого Алена Делона он никогда не боялся. Маре блистал у великих режиссеров и у грошовых халтурщиков. Середины не существовало, потому что она состояла из неудачных попыток сделать из него реального человека из плоти и крови.
Незабываемые Зорро, граф Монте-Кристо, капитан Фракасс и прочие рыцари плаща и шпаги, без затей эксплуатировавшие коммерческий потенциал романтического героя, были в исполнении Маре так же условны, как и странные, непроницаемые создания, порожденные прихотливым эстетским воображением.
Герой против злодея
Обе стороны своего дарования — способность быть героем для миллионов и кумиром для избранных, воплощать идею абсолютного зла и идею абсолютной красоты, служить и положительным, и отрицательным персонажем — актеру нередко приходилось являть в одном и том же фильме, играя двойников.
Так было в популярной серии о Фантомасе. Однако нельзя сказать, что Фантомас — плохой, а журналист Фандор, который за ним охотится,— хороший. Маре даже и не пытается сыграть разительный контраст добра и зла. Оба его героя одинаково закрыты, спрятаны под маской, не вызывающей ни страха, ни сочувствия, а только желание смотреть не отрываясь, снова и снова.
Так было и раньше, в самой первой картине Маре, выпущенной в советский прокат,— "Опасном сходстве" Пьера Бийона. Двойственность героя здесь отражает двойственность авторства. Дешевый и захватывающий фильм снят второразрядным режиссером по сценарию изысканного декадента Жана Кокто, художника, поэта, режиссера, разглядевшего за почти неестественной красотой Маре пленительную странность внутреннего состояния.
Недостатки Маре как реалистического актера — статуарность, безволие в руках постановщика, неспособность к общению со средой и партнером, загадочная изолированность и мечтательная многозначительность — для сюрреалиста Кокто были достоинствами. Все, к чему прикасался Кокто, становилось исключительным. В фильмах, поставленных им самим или по его сценариям — "Вечное возвращение", "Орфей", "Завещание Орфея", "Красавица и чудовище", Маре сыграл самые удачные роли, наполняющие художественным смыслом его декоративный облик.
Простак против эстета
Неудивительно, что утонченный Кокто разглядел в 24-летнем атлетичном блондине уникальный материал для своих экспериментов. Удивительно другое. Созданный Кокто как актер и как личность, Маре никогда не испытывал к нему ничего, кроме самого искреннего преклонения и благодарности, и никогда не пытался взбунтоваться, проявить самостоятельность.
"Я неловок и искренен, а он обращается со мной, глупым мальчишкой, как с самым просвещенным человеком на свете,— пишет Маре о первом периоде их знакомства.— Чем больше я ценил Жана, тем больше стыдился себя". Для Маре, выросшего в простой семье и не получившего образования, Кокто с его богемными привычками был истинным художником.
После первого громкого успеха Маре в спектакле "Царь Эдип" Кокто, неожиданно пропавший на два месяца, вдруг позвонил: "Приходите немедленно, случилась катастрофа!" Ожидая самого худшего — что у него отберут обещанную роль, Маре приехал. "Случилась катастрофа... Я влюблен в вас". "Я тоже влюблен в вас",— соврал Маре, сознающийся в мемуарах, что был удивлен и польщен. Может, потом он и вправду влюбился в своего учителя, а может, внушил себе эту любовь, выросшую из восхищения: "Все увиденное вместе с Жаном Кокто становилось бесподобным. Благодаря ему я открывал красоту там, где никогда не подозревал ее, красоту, которую сам не заметил бы".
Однажды Кокто понравилась вывеска перчаточной лавки — красная железная перчатка. Ночью Маре украл ее.
В воспоминаниях актера, который до самой старости считал, что в нем сочетаются мужчина и ребенок, прочитывается личность бесхитростная, иногда совершенно наивная. Маре ненавидел табак, но усилием воли приучил себя курить, чтобы голос стал пониже, и всю жизнь не на шутку беспокоился из-за своего гороскопа, в котором было написано: "Остерегайтесь стать убийцей".
Чувства, которые он испытывал внутри и никогда не мог показать на экране, порой кажутся простыми до банальности. Прочитав душераздирающее описание смерти любимой собаки, которой Маре два года делал уколы и для которой начал строить дом с садом, с нетерпением ждешь, какие же слова он найдет для рассказа о смерти Кокто. Слова оказываются теми же, ничуть не более сильными и пафосными.
Жан Маре так и не научился играть на публику и различать полутона — даже на бумаге.
ЛИДИЯ МАСЛОВА