Леонид Десятников
Почетным гостем III Левитановского фестиваля в Плесе станет композитор Леонид Десятников: один из фестивальных концертов будет посвящен его 55-летию
Можно долго и с упоением спорить о том, почему средний представитель нашей филармонической публики может назвать так мало имен современных отечественных композиторов (если только может назвать вообще). Но в том, что имя Леонида Десятникова он, безусловно, назовет, можно усмотреть некоторый парадокс.
Десятников, естественно, менее всего "композитор для композиторов"; мир "новой музыки" с его нешуточными, но эзотеричными страстями его как будто бы интересует крайне выборочно. Манифесты, речи о новых путях в искусстве, школьные пристрастия, поза — это не его. Беседуя о творчестве, он вам запросто может рассказать, как тяжело ему бывает садиться за рояль (он ведь не за компьютером сочиняет), а собираясь вроде бы говорить об эстетических кредо, изрекает парадокс за парадоксом, mot за mot. (Его ненароком оброненное "любимый жанр — трагически-шаловливая вещица" многочисленные СМИ в те моменты, когда он становился ньюсмейкером, цитировали с такой забавной серьезностью, с какой Копелян в "17 мгновениях весны" произносит "характер нордический, беспощаден к врагам рейха".) Юбилейная программа из десятниковских транскрипций произведений других композиторов, которую будут играть в Плесе, а потом в Питере, называется "Second hand": в этом стремлении отшутиться и от юбилея, безусловно, его почерк.
Блистательный и ироничный собеседник, у которого на все готов изысканно-саркастичный комментарий,— это не только Десятников-человек, все это слушатель безошибочно угадывает в его музыке. И довольно легко становится его адептом, ожидая, если у него есть минимальный вкус к такого рода играм, все новых и новых развлечений. Вроде аранжировок Пьяццоллы, сделанных по заказу Гидона Кремера. Вроде непринужденной и обаятельнейшей работы с так или иначе дистанцированными от обыденной языковой среды текстами — Державин (кантата "Дар"), Карамзин ("Бедная Лиза") или, совсем с другой стороны, обэриуты (цикл "Любовь и жизнь поэта"). Вроде переработок самых, казалось бы, очевидных вещей из советской песенной классики (музыка к фильму "Москва"). Наконец, вроде затейливых игр с прежней музыкой, от Баха до Стравинского,— самым монументальным и самым нашумевшим (по совершенно немузыкальным причинам) его произведением в этом жанре остается опера "Дети Розенталя". Но все же при всей его иронии все эти аллюзии не стеб и не утонченное салонное иконоборчество. Про тех же "Детей" он с полным основанием говорил, что они признание в любви классической опере XIX века. И если непредвзято глядеть дальше развлекательности, то увидишь и не бросающуюся в глаза глубину, и человечность, пугающуюся чересчур громких слов.
Он всегда воспринимался как чисто петербургский, со всеми коннотациями, факт нашей музыкальной культуры. Но в прошлом году, сюрприз из сюрпризов, вдруг оказался музыкальным руководителем Большого театра — институции, у которой все по-московски: почтенное прошлое, обширность, некоторая косность и борющаяся со всем этим тоска по великим делам. Музикдиректором ему, как оказалось, пришлось быть совсем недолго, меньше года. Но и само назначение, и увольнение он воспринял с равным достоинством. В конце концов, его главные дела с Большим, по счастью, композиторские: сейчас Леонид Десятников работает для театра над партитурой балета "Утраченные иллюзии".