Через месяц Банку России исполнится десять лет — 13 июля 1990 года был создан Госбанк РСФСР, переименованный вскоре в Центральный банк. А в ближайший понедельник 140 лет исполняется прародителю всех центробанков СНГ — Госбанку Российской империи. В связи с этим Ъ начинает серию публикаций о том, как зарождалась современная банковская система России. Сегодня на вопросы обозревателя Ъ ЮЛИИ Ъ-ПАНФИЛОВОЙ отвечает самый первый председатель российского ЦБ ГЕОРГИЙ МАТЮХИН. С его именем связывают многое — и чеченские авизо, и гиперинфляцию начала 90-х. Наконец, он единственный глава ЦБ РФ, ставивший свою подпись на выпускавшихся купюрах.
— Георгий Гаврилович, вы считаетесь создателем современной банковской системы страны. Тем не менее многие называют вас ее разрушителем. Вам об этом известно?
— Разрушителем меня считают, положим, только Геращенко и Парамонова. При этом они уверены, что воссоздали то, что я до них разрушил. В действительности я разрушил советскую банковскую систему и создал новую.
— Именно в созданной вами системе стало возможным украсть немалые суммы по чеченским авизо. Правоохранительные органы пытались в этом обвинить и вас лично...
— Действительно, обвиняли, прокуратура пыталась что-то найти, но я совершенно в этом не замешан. Я даже не знал, где находится РКЦ. Если бы я был замешан, то должен был давать какие-то указания. Не мог же я сам вместо операционистки отправить авизо. Я говорил прокурору: "Ищите сговор с чеченцами", в таких случаях какие-то контакты должны всплыть. Ничего, естественно, не нашли, так как ничего этого не было.
— Но вы же не будете отрицать, что как раз в 1992 году в Чечню ушли пресловутые грузовики с "наличкой".
— Было дело. Тогда были большие проблемы с наличными деньгами. У нас еще с президентом Ельциным был конфликт на этой почве. Деньги печатали и сразу распределяли по регионам. А Борис Николаевич по старой привычке хотел в каждую свою поездку взять с собой мешок. Он мне звонил, иногда с дороги, и говорил: "Я еду туда-то, мне нужно столько-то миллионов рублей". А где я их возьму, этого он совершенно не понимал. Конечно, если бы я готов был выслуживаться, то мог бы отщипнуть от какой-нибудь области. Но это подогревало бы настроения против ЦБ и новой власти в России.
— Так, может быть, вообще не стоило давать деньги Чечне в то время, когда вооружалась армия Дудаева?
— А я и не давал. Я уехал в командировку, возвращаюсь в Центробанк, а начальник соответствующего департамента мне и говорит: "Деньги в Чечню мы по вашему распоряжению отправили". "По какому распоряжению? — спрашиваю.— Я никакого распоряжения не давал". "Ну как же, Хасбулатов сказал, что вы распорядились, просто не успели подготовить соответствующие бумаги в банке". Звоню Хасбулатову — он говорит, что его не так поняли, наверное, помощник напутал. Я звоню его помощнику, тот уверяет, что только передал слова Хасбулатова. Так или иначе, деньги ушли. Но мы в ЦБ как раз знали, что этого делать не нужно. Незадолго до этого посылали гонца на разведку. Он вернулся и говорит: "Ничего посылать не стоит, там сплошное воровство, деньги тут же исчезают".
— Почему же вас чеченцы встречали у парадного подъезда угрозами? Говорят, вы ходили через черный ход...
— Это было до грузовиков с деньгами и как раз за то, что я денег не давал. Мне же Дудаев слал телеграммы с требованием наличных.
— Зато вы были щедры к коммерческим банкам и безудержно кредитовали их. Согласитесь, что это было одной из причин гиперинфляции, в чем вас также обвиняли.
— Если бы это было так, то это тут же сказалось бы на курсе рубля. А когда я уходил из ЦБ в 1993 году, курс упал с 250 до 112 рублей за доллар. Это самый лучший индикатор. Просто к этому времени уже накопилась разная критика в мой адрес. Первое — что запорол расчеты, второе — инфляция, хотя все дело было в шоковой терапии. Причина была не в денежном факторе: цены выросли в три раза, потому что их отпустили. А мы не могли в три раза больше за сутки наполнить рынок денежной массой. Вот и получилась колоссальная нехватка денег — и наличных, и безналичных.
Гознак же в то время подчинялся Минфину, и мы не могли резко увеличить выпуск денег, а у правительства на этот счет были свои соображения. Но обвинили в том, что не выплачивается зарплата, меня. Тогда это даже обсуждалось на Верховном совете. К тому же именно я предложил выпустить пятитысячную купюру, что помогло бы ослабить денежный голод. А в Верховном совете заявили, что я тем самым стимулировал инфляцию. У нас в ЦБ, напротив, была политика удорожания денег, чтобы на них был меньше спрос — подняли ставку рефинансирования с 5 до 20 процентов.
— Какие еще у вас были задачи на старте?
— Экономика была монополизирована, и я понимал, что если мы разрушим монополию банковской системы, то это поможет демонополизации в других сферах. Тогда всю экономику держали в руках три монстра — Промстройбанк, Жилсоцбанк и Агробанк. На базе филиалов этих монстров было создано много коммерческих банков. Это была стратегическая задача. Из тактических главной можно назвать задачу создать расчетно-кассовые центры. Геращенко и в этом был нашим ярым противником, он отстаивал систему межфилиальных оборотов. И понятно почему. Коммерческий банк не может работать самостоятельно при такой системе расчетов, а Геращенко и хотел держать всю систему в руках. Это чисто советский подход.
— Может быть, ваши противники были правы? Ведь проблемы с расчетами действительно были.
— Нас не только в Госбанке, но и Егор Гайдар тогда не понимал. А я ему объяснял, что без системы расчетно-кассовых центров нельзя наладить расчеты между коммерческими банками. Как иначе отправлять деньги во Владивосток, например, не "змея" же запускать с деньгами. В противном случае каждый коммерческий банк должен был иметь отношения с тремя тысячами других банков. Только расчетно-кассовые центры помогли наладить корреспондентские отношения. РКЦ получили необходимые полномочия, в том числе и эмиссионные, они же могли тезаврировать деньги. Любой банк, получив авизо, мог пойти в РКЦ и получить деньги. Мы не с неба взяли эту систему — изучали опыт Франции, Англии, Германии.
— Но у нас она тогда работала со сбоями. В чем была ошибка?
— У нас в то время, в 1990 году, не было достаточного компьютерного обеспечения, в то время как на Западе, на который мы ориентировались, все было давно компьютеризировано. Поэтому мы разрешили на местах организовывать столько РКЦ, сколько это было целесообразно, с тем чтобы потом лишние ликвидировать. В Москве же, по настоянию Госбанка, был создан всего лишь один центр. Вот и получился завал — ведь большинство расчетов идет через Москву. Потому и стали говорить, что новая система никуда не годна.
— Первое время вам пришлось работать параллельно с Госбанком СССР. Какие функции за ним оставались?
— В основном Госбанк СССР руководил республиканскими нацбанками, пытался руководить и российским. Но мы дали директивы региональным управлениям, чтобы они подчинялись только тем его указаниям, которые соответствовали нашей линии.
— После чего и начался ваш конфликт с тогдашним председателем Госбанка Виктором Геращенко?
— Конечно. Начнем с того, что нам пришлось штурмом брать здание Банка РСФСР. Меня туда не пускали по распоряжению Геращенко, пришлось привлечь депутатов и других известных людей. Он пытался сохранить Госбанк, это и понятно — другого для России он, видимо, не хотел. Хотя, работая за границей, имел представление о банковской системе при рыночной экономике.
— Как вам нравится то, что в итоге получилось после вас?
— Да ведь после меня ничего нового не сделали, только совершенствовали то, что было создано. Спасибо им за это. Единственное, что мне не нравится, это то, что уничтожили много банков. У ЦБ, кроме поддержания национальной валюты, надзора и контроля за коммерческими банками должна быть также функция помощи банкам. Конечно, поначалу опыта не было, все специалисты пришли из Госбанка и Сберкассы. В то же время в банках работало много новых людей, не все были чисты на руку. Было немало воровства, выдавали заведомо невозвратные кредиты, пускали в оборот фальшивые авизо. Но были случаи, когда банки испытывали трудности по не зависящим от них причинам. В частности, из-за того, что многие предприятия не в состоянии были вернуть займы. Нужно было подходить дифференцированно и помогать коммерческим банкам.
— Сейчас больше говорят о необходимости ужесточения подхода, чтобы не поощрять заведомо невозвратные кредиты.
— Сейчас это, может быть, и правильно, когда уже установилась банковская система. Но раньше закручивание гаек без разбора было неправильным. В итоге разрушили мелкие и средние банки и в то же время создали касту крупных уполномоченных, которые жировали за счет бюджета, малым бизнесом никто из них не интересовался. А нужно, чтобы банки жирели за счет работы с клиентами.
— Вас не любили и коммерческие банки. За что?
— Если не брать два-три банка, с которыми были непростые отношения — и то скорее на уровне эмоций, чем по деловой причине (это банк "Столичный", МЕНАТЕП, Промстройбанк), то с остальными были нормальные отношения. В Промстройбанке, в частности, меня не любили потому, что я разрушил его монополию, а его главу Якова Дубенецкого лишил огромной власти — ведь он был до этого в ранге министра. Еще, правда, меня не любили в Ассоциации российских банков и лично ее президент Сергей Егоров. Они хотели, чтобы мы ввели в совет директоров ЦБ представителей ассоциации. А я говорил, что мы можем только сотрудничать, но вводить в совет директоров и давать право решающего голоса — это просто исключено. Нельзя собирать в одном загоне волков и овец.
— Так кто же вас в итоге "уволил"?
— В основном это Виктор Геращенко. Коммунисты в Верховном совете его поддержали, и Хасбулатов быстро сдался.
— А как вы вообще стали банкиром? Ведь у вас шпионское прошлое?
— Когда еще работал в разведке (хотя как разведчик я, признаться, засыпался), я поступил в Финансовый институт. Что интересно, как раз на кафедру к отцу Виктора Геращенко. Сам Виктор Геращенко в это время тоже учился. Кстати, у меня остались самые лучшие впечатления о его отце: знающий профессор, характер прекрасный... Потом защитил кандидатскую диссертацию по банкам. А потом поскольку к тому времени я уволился из "шпионской" организации, то попал в Институт мировой экономики и международных отношений, выпустил семь монографий, было много журнальных публикаций, в том числе за рубежом. Защитил докторскую по проблемам кредитных денег.
— Чем вы занимались после ухода из ЦБ?
— Окунулся в частный бизнес. Был создан банк "Шонкор-ОЛБИ" совместно с концерном ОЛБИ. Я был председателем совета. Банк, правда, в итоге разорился.
— Как же так — с вашим опытом и связями?
— Очень неудобно оказалось руководить из Москвы банком в Горно-Алтайске. Первый председатель правления связалась с бандитами, следующие тоже руководили не слишком хорошо, некоторые подворовывали. Но рухнул банк все-таки из-за одного невозвращенного кредита. Мы выдали фирме "Альфа-траст" $2 млн. Для нас это была большая сумма. На эти деньги, кстати, была создана компания маршрутных такси "Автолайн". Суд признал факт мошенничества, но денег нам не вернули. Мы решили нанять частное детективное агентство "Око", заключили с ним договор цессии. Потом выяснилось, что "Око" долг сумело получить в виде акций, которые давали право на владение особняком на Большой Андроньевской, но присвоило их себе. Банку так ничего и не вернули. Сейчас этим делом занимается горно-алтайская прокуратура.
— У вас не нашлось никаких средств против этого?
— Трудно бороться со спецслужбами: "Альфа-траст" прикрывала ФСБ, как и сам "Автолайн" теперь,— посмотрите на их чекистский герб на микроавтобусах. И детективную фирму возглавлял бывший сотрудник ФСБ Шуленин. Мы вели переговоры, просили своих знакомых в ФСБ, но до сих пор ничего не добились. Правда, на Шуленина все-таки заведено уголовное дело по факту мошенничества. Но пока наоборот, я ему должен. Суд недавно потребовал, чтобы я выплатил Шуленину 5 млн рублей. Он к тому же мой родственник и в свое время просил меня разместить $190 тыс. в нашем банке. Я так и сделал, причем принимал деньги под расписку — их нужно было вести в Горно-Алтайск. Он предъявил эти расписки суду, хотя все средства с процентами банк давно вернул. Сейчас на мое имущество наложен арест, и мы с женой теперь ждем судебных исполнителей.
— Имущества у бывшего председателя ЦБ должны быть немало, на долги хватит?
— У меня сейчас пенсия 580 рублей, а своровать я ничего не своровал. Арестовали недостроенную дачу под Ногинском и дом под Рязанью за 10 тыс. рублей. Слава богу, из квартиры нас с женой по закону выгнать не могут. Да и вообще я никому не должен.
— Что вам больше понравилось — государственная служба или предпринимательская деятельность?
— Везде интересно, и везде меня жизнь повозила. В основном я страдал из-за того, что слишком доверял людям. Меня доброта сгубила.
— Вы согласились бы сейчас работать в Центробанке, если бы вас позвали?
— Силы-то пока есть, год-два можно поработать. Но лучше бы председателем кого помоложе, а я уж — советником.
ЮЛИЯ Ъ-ПАНФИЛОВА