Во дворе Михайловского замка в кооперации с Русским музеем состоялся open-air Антона Адасинского — создателя знаменитого пластического театра Derevo. В действе "Кошка на баяне" ему, среди прочих, должны были помочь Русский инженерный театр АХЕ, театр "СпасибоДа" и Poema Theater, а также детский хор "Радуга" и хор немых из ДК имени Шелгунова. Немые не спели. Зато проповеднику бессловесного общения с публикой господину Адасинскому, как показалось ОЛЬГЕ КОМОК, есть что сказать.
Одно начало действа чего стоит. "Извините, концерт задерживается, мы тут немножко порепетируем", — в процессе репетиции на сцену вылезает сам Адасинский, грызя зубами тельняшку. Вослед ему вытанцовывает женщина в красном, бессменная соратница героя Татьяна Хабарова. Потом запускается "Трепак" из "Песен и плясок смерти" Мусоргского про мужичка, который замерз в сугробе: Антон Адасинский в черном балахоне строит "лики смерти" и скачет по металлоконструкциям сцены.
Все, началось: "Это вообще-то реквием по Антону,— сообщает публике господин Адасинский, теперь уже в белом костюме. — Меня зовут Саша Пронин, вот это (двойник в таком же белом, в такой же шляпе) Андрей Занавеска, мы тут поминаем Антона и снимаем параллельно фильм, нам дали немножко денег, извините, если что не получится". Режиссер с мегафоном тусуется между сценой большой, сценой маленькой и партером, постоянно врывается в действо — это по-павлиньи разодетый Павел Семченко из АХЕ с мегафоном. "Поминает Антона" Positive Band — музыканты из АВИА, где господин Адасинский подвизался в молодости, и музыканты из Н.О.М. (наполовину те же, что в АВИА), а также сам легендарный Иван Турист.
Далее последовал, в сущности, нормальный альтернатив-рок-концерт. Вот только вместо пафосных плазм — кролик на каблуках, курящий в гробу, псевдотаиландские девушки, сцены якобы киносъемки, и вообще всевозможное — когда трогательное, когда маловнятное — копошение знаменитых лысых адептов театра Derevo на сцене и за ее пределами. Вместо "Не вижу ваши руки!" — доверительные монологи Адасинского "про Антона". Как он с пацанами на лавочке сидел, как дрались стенка на стенку, а потом песни вместе пели. Страшные байки про двоих в сером, лирические — про заобойного Пушкина: мол, обои снимешь — там газеты, их снимаешь слой за слоем — добираешься до эпохи Пушкина. Монологи напоминали раннего Гришковца эпохи "Как я съел собаку", да и тельняшек на сцене (даже на мальчиках из детского хора "Радуга") хватало.
Слов, рассказов, баек, стихов в "Кошке на баяне" — кстати, почему именно кошка и именно на баяне, толком объяснить не может даже сам Антон Адасинский, — было предостаточно. Но самое интересное в действе было все-таки не действо — оно чуть притормаживало, как всякая импровизация, растянутая на два часа. С музыкой получилось лучше, несмотря на стихийное качество звука. Электронные грувы и звучки работали как надо, специально-идиотические соло на всевозможных флейточках от Алексея Рахова бодрили слух. Пластиковыми бутылками по бочкам и железякой по чугунной ванне в "Ну, здравствуй, здравствуй" прозвучал наш ответ перехваленным The Stomp. Две песни Ивана Туриста из группы Н.О.М. — настоящего, хоть и ироничного рокера, — заставили публику плясать, выть и хлопать. Это, как выяснилось, сыграло в минус самому Адасинскому: его хоть ироничные, хоть исповедальческие опусы вызывали более театральную, чем концертную реакцию. Но ничего страшного, лиха беда сорок восьмое по счету начало: у Антона Адасинского голос точно есть, не говоря уже о сценическом мастерстве. На прощанье, он позвал зал на спектакль "Арлекин" родного театра Derevo. Они играли его весь август на Эдинбургском фестивале. "Я вернусь, я еще живой, тьфу-тьфу-тьфу", — уходя со сцены, сказал Антон Адасинский.