Начало "Кольца"

В нью-йоркской Metropolitan Opera Робер Лепаж приступает к "Кольцу Нибелунга" Рихарда Вагнера. Работа над циклом займет два года — если "Золото Рейна" выйдет буквально через несколько дней, то последнюю часть тетралогии выпустят в 2012 году. Минувшим летом Лепаж увлеченно рассказывал мне про сценографию "Кольца": вся сцена будет разделена на несколько десятков площадок, которые смогут не только подниматься и опускаться, но и вращаться вокруг своей оси, при этом актеры каким-то образом будут продолжать на них удерживаться и при этом еще петь... Даже по короткому трейлеру, который можно увидеть на сайте нью-йоркской оперы, понятно, что готовится там нечто грандиозное, этакий театральный "Аватар".

Лепаж очень волновался из-за того, как будут изготовлены все эти декорации: в его работах точность технического воплощения замысла имеет особое значение. Определенные волнения вызывало и то, каким образом певцы согласятся быть частью огромного хитроумного механизма, но я лично совершенно не волновался: убедил же канадский режиссер капризных оперных солистов, что они в его "Соловье" должны петь стоя по пояс в воде и управляя при этом куклами из вьетнамского традиционного театра. "Соловей" — одна из последних оперных постановок Лепажа, европейская премьера которой состоялась минувшим летом в рамках знаменитого музыкального фестиваля в Экс-ан-Провансе. Философская сказка Андерсена, музыка Стравинского, русские вокальные миниатюры, наивный театр теней, акробатика, ориентальный кукольный театр на воде — в общем, все смешалось в этом очаровательном спектакле, похожем на щедрый подарок уставшему от концептуального театра зрителю. В общем-то, "Кольцо Нибелунга" тоже сказка, и лучше Лепажа делать сказки поучительными, увлекательными, современными и вместе с тем оставлять их волшебными, пожалуй, никто в мире не умеет.

В России его признали раньше, чем увидели: московскую премию Станиславского великий канадский режиссер получил еще тогда, когда его фамилию ведущие церемонии читали по бумажке. Киношные люди, правда, уже видели его фильмы и говорили, что они прекрасны. Это теперь не знать Лепажа и в театральной Москве — признак отсталости. А еще пять лет назад о нем знали единицы. Но, видимо, было какое-то предчувствие любви, и она вспыхнула в первый же вечер спектакля Робера Лепажа, пересекшего границу России,— "Обратной стороны Луны".

Объяснить любовь обычно трудно, но в случае с Лепажем как раз весьма легко. Дело в том, что у нас никак не могут помирить современность с гуманизмом. "Человеколюбивое" театральное искусство у нас почему-то всегда пахнет нафталином и фальшью — так что само это определение нельзя не заключить в кавычки. А тому искусству, которое претендует на то, чтобы зваться театром "современным", большинство зрителей отказывает (иногда зря, а иногда и справедливо) в сердечности. Если же на театральной сцене используют видео, сложные механизмы и другие технические ухищрения, обычный зритель знает: перед ним — враги.

Роберу Лепажу удалось "погасить" этот конфликт. Он, без сомнения, режиссер современный, человек эпохи интернета и новых технологий, не обольщающийся на счет состояния человечества и его перспектив. Но при этом художник чуткий, снисходительный к природе человека и не зараженный цинизмом. Со временем и пространством режиссер на сцене обращается как всесильный и бесстрастный волшебник, с людьми — как проницательный и участливый наблюдатель, знаток слабости и ценитель хрупкости (кстати, когда-то Лепаж пошел в театральный институт только для того, чтобы преодолеть застенчивость и частые депрессии).

В спектаклях канадского мастера обычно встречаются два мира, они словно смотрятся друг в друга, друг друга отражают — и это настолько меняет "оптику", что зрители оказываются буквально завороженными не только самим сочетанием фактур и культур, но и новыми смыслами, которые вдруг проявляются. В трагикомедии "Обратная сторона Луны" свидетелем непростых взаимоотношений двух братьев становится сам космос, ведь один из мужчин (кстати, Лепаж сам исполнял все роли в этом спектакле) интересуется Циолковским и мечтает познакомиться с космонавтом Леоновым. В "Проекте Андерсен" биография датского сказочника переплеталась с историей современного режиссера, ставящего Андерсена на сцене — живой герой взаимодействует с киноэкраном, совершает немыслимые операции с реквизитом, но на самом деле лишь ведет разговор о тайнах творчества. В знаменитейшем спектакле Лепажа "Трилогия драконов" история жизни двух сестер и их семей словно "подсвечивалась" темой Китая — далекая и загадочная страна придавала этой семейной саге, которая в других руках стала бы просто "мыльной оперой", какое-то иррациональное звучание.

Канадский мастер вовсе не сноб, не надменный театральный небожитель. Рассказывая о высоком и сущностном, он готов зачерпывать нужное ему и из массовой культуры. И в то же время никогда не забывает о неожиданных, сугубо театральных эффектах, которые можно потом еще долго смаковать. "Липсинк", год назад покоривший Москву,— мозаика из девяти историй о разных людях, которые объединены темой человеческого голоса. Актеров всего девять, по числу главных героев, но персонажей, наверное, больше сотни. Случайный герой из предыдущей части становится главным в следующей, и в какой-то момент "Липсинк" уходит уже весьма далеко от первой героини — оперной певицы Ады, усыновившей младенца, мать которого была случайной соседкой Ады в самолете и умерла прямо во время трансатлантического перелета. Потом этот ребенок, став уже успешным кинорежиссером, будет разгадывать тайну своего происхождения.

Фантазия режиссера, одновременно дерзкая и нежная, позволяет ему соединять на сцене то, что кажется несоединимым, и производить магическое воздействие на зрителя самыми, казалось бы, простыми средствами. Робер Лепаж в своих работах умеет стать возвышенным и загадочным, но в то же время остаться очень трезвым и ироничным. Он обожает использовать новейшие технологии возможности сцены и света, но всегда сохраняет то самое "человеческое измерение", без которого технические ухищрения мертвы. Он формалист и мастер ручной выделки. В его постановках все жестко зафиксировано и вместе с тем эфемерно, чревато превращениями и изменениями. Приступая к "Кольцу Нибелунга", Лепаж говорил, что тетралогия Вагнера — про изменения, про то, что мир все время находится в развитии.

Вагнеровская эпопея наверняка будет соотноситься с личным опытом любого зрителя: спектакли Робера Лепажа одновременно и лирические, и эпические. Иногда режиссер кажется бесстрастным пришельцем, смотрящим на землян откуда-то из космического далека, даже каким-то ловким манипулятором, но иногда — самым уязвимым и чувствительным из людей, изящным и печальным клоуном. Его театральная компания, основанная в начале 1990-х годов в городе Квебек называется Ex Machina — в напоминание о deus ex machina, античном "боге из машины", который с помощью специального устройства неожиданно спускался на сцену во время исполнения трагедии. Бог не бог — но то, что недавно отметивший 50-летие канадец стал одним из главных авторитетов современного мирового театра, сомнению не подлежит. И то, что его спектакли отмечены расположением высших сил, тоже несомненно.

"Театр как спортзал,— говорит Робер Лепаж.— Люди идут в спортзал, чтобы после проведенного у компьютера рабочего дня правильно перераспределить свою физическую энергию, не дать телу зачахнуть. Так и театр: человек сегодня идет туда, чтобы развивать свои эмоции, свои творческие способности. Можно сказать, идет в театр для того, чтобы оставаться человеком". Так что нам остается только завидовать зрителям Metropolitan Opera и надеяться, что Чеховский фестиваль будет привозить его новые постановки и что проект спектакля, который Робер Лепаж хотел поставить в Москве с Евгением Мироновым в главной роли, все-таки осуществится.

Нью-Йорк, Metropolitan Opera, 27 сентября