Вчера с пяти утра у входа в Бутырскую тюрьму образовалась не одна очередь, как обычно, а две. Первая очередь была с авоськами. Вторая — с телекамерами. Между двумя очередями курсировал специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.
Вход в Бутырскую тюрьму спрятан. Еще во времена Хрущева приземистое тюремное здание загородили жилым домом, так что если вы с передачей или на свидание, то это в арку. В доме этом люди живут обученные, на звонки в дверь не отзываются, на лестницу "только посмотреть" не пускают.
— Да поймите же вы, молодой человек,— сказал телеоператору дядечка, вышедший погулять с рыжим сеттером,— Если я вас пущу на лестницу, то придется пустить и всех остальных операторов, а потом еще адвокатов, бандитов, мамаш и девок. А жить я тогда где буду?
Но все же пустил. В девять утра владельцы соседнего магазина винно-водочных товаров, завидев у входа в тюрьму множество людей с мобильными телефонами, подослали туда человека с нагрудной рекламой — и не напрасно.
— Где ваш магазин-то? — спрашивали ходячую рекламу замученные журналисты,— и быстро обзаводились водой и пивом.
— Вот ведь по телевизору вас видела, а теперь живьем! — радовалась тучная женщина обозревателю НТВ Павлу Лобкову.— А у меня там сыночка (с ударением на "ы"). Ничего не сделал, только убил двух человек случайно. С кем не бывает.
И ковыляла дальше к ступенькам и узенькой двери, ведущей в здание тюрьмы. Слева от двери, кроме объявлений, обещавших адвоката, оправдание, помилование, освобождение из-под стражи в зале суда всякому позвонившему по номеру такому-то, болталась еще отдельная большая бумага с надписью: "Барсучий жир". Как-то даже жалко было, что на этот раз Гусинскому досталось не от Барсукова...
А от кого, активнейшим образом обсуждалось в очереди журналистов. За две минуты я узнал: что арест Гусинского это двухходовка Волошина, трехходовка Березовского, одноходовка самого Гусинского, что "Русское видео" придумал в Петербурге Путин для отмывания ленсоветовских денег, что ФСБ не простит Гусинскому покупку Интернета, поскольку этот бизнес спецслужба готовила для себя.
Внутри тем временем очередь авосечников продвигалась к окошку и галдела:
— Откуда я могу знать номер камеры?.. Рассыпьте чай и переложите в два пакета... Да знала бы я, что три килограмма не пропустят, не тащила бы через всю Москву такую тяжесть...
Над окошком, где принимают передачи, висела еще одна реклама. Кафе "Уют". "Уважаемые посетители, при столовой следственного изолятора работает кафе 'Уют'. Мы предложим вам чай, кофе и гарантируем отдых в уютной обстановке с 11.00 до 17.00 ежедневно".
Девушка с испуганными глазами заламывала руки:
— Почему же у них нет списка допустимых лекарств? Что же мне делать?
А седая женщина четвертый раз подряд говорила ей:
— Ты, дочка, не дергайся. Ты пойди в аптеку и положи все, что нужно. Побольше положи.
— Но ведь не пропустят.
— Ты не бойся, клади. Пусть сами копаются и говорят, что нельзя. Нечего их слушать. У тебя муж в тюрьме. И ты не бойся. Что ему надо, то и клади.
В таком же тоне говорил в журналистской очереди адвокат Гусинского Павел Астахов.
— Конечно, Бутырка выбрана специально, чтобы мне приходилось выстаивать очередь, чтобы попасть к клиенту. Но мы изменим меру пресечения обязательно.
Астахов был одет в красивый пиджак и губы поджимал самодовольно. Седая женщина была одета в потертую кофту и губы поджимала горько. Астахов говорил, что его клиент доволен своим арестом, как удачной рекламной акцией. Седая женщина говорила, что ее муж пойдет уже на четвертый срок.
А я думал про искомую президентом национальную идею. Вот ведь оказывается, что роднит народ от медвежатника до олигарха — генетическая готовность к аресту. Для простого народа национальная идея выражается словами "не верь, не бойся, не проси", а для олигархов — формулой "умри ты сегодня, а я завтра".