В субботу в Колонном зале Дома союзов (КЗДС) прошла встреча членов Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР), посвященная 20-летию этой организации. На встрече были премьер Владимир Путин и мэр Москвы Юрий Лужков, который после ухода премьера, так и не поговорив с ним, уехал в Австрию, признавшись, что "питерские" "имеют сейчас известное преимущество в решении некоторых вопросов". Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ считает, что Юрий Лужков имел в виду обоих членов тандема.
Члены ФНРП приехали на встречу со всей России и нежно радовались друг другу в буфете еще до начала торжественного заседания. Расстроен был только один делегат, из Тюмени, который признавался коллегам, которые как раз наливали ему коньяк, что не представляет себе, как объяснит жене, куда за два дня девались две тысячи рублей, которые она дала ему с собой,— ведь профсоюзы оплатили и проживание, и проезд. "А ты вали все на высокие цены в буфете!" — мягко советовали ему коллеги.
Впрочем, покорно выпив коньяк, член профсоюза немного оживился, отбросил страхи и сомнения и достал откуда-то еще и заначку, которой его верные товарищи тут же и нашли применение.
Тем временем в зале глава ФНПР Михаил Шмаков уже работал на износ: он доказывал журналистам, что ФНПР поддерживает Юрия Лужкова и что обратного пути у нее нет.
Лишний раз в этом можно было убедиться в фойе: здесь транслировались отрывки из самых ярких речей московского мэра на съездах ФНПР. Складывалось впечатление, что профсоюзы — это последний бастион Юрия Лужкова в борьбе с инакомыслящими. Оно, кстати, никуда не делось и после заседания.
Лидер ФНПР господин Шмаков в своем докладе на всякий случай напоминал пришедшим (из буфета), что профсоюзы независимы от власти, от бизнеса и от политических партий (скорее всего, потому, что сами претендуют и на то, и на другое, и на третье).
В это время Юрий Лужков, сидевший рядом лидером РСПП господином Шохиным, проявлял странные признаки беспокойства. Например, чтобы достать из кармана платок и вытереть вспотевшую шею, он зачем-то клал папку, лежавшую у него на коленях, под кресло, а потом, использовав платок, опять тянулся за папкой.
Потом мэр Москвы вдруг обхватывал лицо руками и неподвижно сидел так некоторое время, так что за него становилось откровенно тревожно.
Или вдруг начинал изучать огромную люстру на потолке, которую во всех деталях, без сомнения, давно изучил во время других многочисленных заседаний в этом зале. Он, у меня не было сомнений, не слышал того, что говорилось в это время с трибуны.
О чем думал Юрий Лужков? О том, что здесь состоится его встреча с Владимиром Путиным? О том, что она не состоится? Возможно, он думал одновременно и о том, и о другом.
Заседание началось после песни Анны Герман "Надежда — мой компас земной, удача — награда за смелость...". Я сначала думал, что это гимн профсоюзов, но их гимном оказался общероссийский. А песня Анны Герман звучала здесь, видимо, только для того, чтобы создать душевную атмосферу в зале. Впрочем, вряд ли стоило стараться: она здесь и так уже была создана, в том числе усилиями буфетчиц.
Первый глава ФНПР господин Клочков вспомнил всех, кто помогал и мешал становлению ФНПР поименно — в том числе и Геннадия Бурбулиса, например, который уж точно не помогал. Господин Клочков рассказал историю своего ухода из ФНПР — это была жертва, потому что его фигура вызывала "эффект красной тряпки у быка", а "надо было договариваться".
Делегаты внимательно слушали его, а некоторые внимали, потому что, подозреваю, за 20 лет руководящий состав ФНПР не сильно изменился, и для людей, сидевших в зале, все эти события и теперь были как живые.
Закончил господин Клочков пожеланием к делегатам, чтобы их не путали с госчиновниками, "хоть это и наши люди, но у них свои цели и задачи".
Слово дали Юрию Лужкову. Он, пока шел к трибуне, преобразился: взгляд его сделался тверд, движенья стали быстры, пот на ходу высох — и когда господин Лужков стоял на трибуне, он был уже прекрасен. И он показал, что он, если что, по-прежнему в форме.
— Я очень рад, что мое выступление — после наших друзей из Санкт-Петербурга,— заявил он под одобрительный смех зала.— Они имеют сегодня известный приоритет в обществе...
Стоило выделить слова "сегодня" и "известный". При этом Юрию Лужкову удалось одной фразой совершенно противопоставить друг другу Москву и Петербург.
После этого он противопоставил московскую и федеральную власти.
— Это дает мне возможность провести сравнения,— продолжил он.
— Наша совместная работа,— великодушно кивнул он господину Шмакову,— дала результат: уровень безработицы в Москве — 0,8 процента. Это — самый низкий в стране!.. Федеральная власть говорит как о выдающемся результате, что средний минимальный размер оплаты труда (МРОТ) в стране — 6900 рублей. А в Москве — 10 100 рублей!
Юрий Лужков говорил как человек, которому нечего было терять.
— А где у нас не выплачивается зарплата?! — воскликнул он.— В федеральных государственных предприятиях! Позор!
Он рассказал, что именно Москва "все эти годы давала бюджетные кредиты, без которых предприятия бы рухнули" (впрочем, он не стал говорить о том, что именно Москва является главным получателем налогов в стране).
— Но благодаря великому финансисту Кудрину,— продолжил он,— финансовые кредиты были запрещены! Их надо было брать у банков, под 20-25 процентов! А это крах любого предприятия! Что, России не нужны крупные предприятия?!
Конечно, на все, что он говорил, имелась и другая точка зрения. И тот, кто мог ее представить, уже был в это время в Колонном зале. И скорее всего, Владимир Путин слушал речь мэра в одном из кабинетов КЗДС. И скорее всего, Юрий Лужков не подозревал об этом, иначе бы он так не горячился, потому что все-таки премьер до сих пор, похоже, остается его последней надеждой.
Еще через минуту Юрий Лужков вдруг обрушился на мигрантов, которых назвал "развратом экономической системы".
— Мы поддержали решение правительства ввести квоты для мигрантов! — продолжил он. А то мигранты — это социальная проблема, правоохранительная... Мы с охотой взялись за это дело (зачистки Москвы от лишних мигрантов.— А. К.), как вдруг выяснилось: слушайте, а квота-то не работает! Федеральное агентство... как оно там.... по миграционной политике установило документы, по которым можно приехать в Москву любому количеству мигрантов!
Так у него опять федеральная власть встала на пути московской.
— А они (мигранты.— А. К.) получают лицензии и перестают работать! — заключил Юрий Лужков.
На прощанье Юрий Лужков заметил, что именно московские власти обеспечили, как и в советское время, каждому выпускнику вуза возможность выбрать по крайней мере одно рабочее место.
То есть и тут его не в чем было упрекнуть, в отличие от федеральной власти.
Закончил Юрий Лужков тем, что предложил внести в книгу рекордов федерации, которую, по его мнению, пора заводить, тот факт, "что на все митинги и мероприятия ФНПР за время ее существования приглашался и выступал мэр Москвы!".
Интересно, что о себе он говорил в прошедшем времени.
Появившийся после этого в президиуме премьер не обменялся приветственным взглядом, а ушел в чтение профсоюзной газеты. Это был, мне казалось, бессмысленный с познавательной точки зрения акт. Но он позволял не отвлекаться глазам ни на что постороннее.
В своей речи премьер говорил примерно о том же, о чем и мэр. Господин Путин заявил, что безработица в стране сократилась — до семи процентов в месяц, что рост реальной зарплаты — 4,9 процента. Только для Юрия Лужкова это были цифры не в пользу сравнения с московской властью, а для Владимира Путина — демонстрация достижений федеральной власти.
Мне казалось, делегатам должно быть не очень комфортно слушать премьера — ведь до этого они слушали мэра, которому они так яростно аплодировали. Впрочем, возможно, я ошибался. По крайней мере, никакого неудобства на их лицах я не уловил, как и на лице Юрия Лужкова.
— Мы заинтересованы в том,— продолжал Владимир Путин,— чтобы трудовая миграция была абсолютно легальной, нужно помогать законопослушным людям, приехавшим к нам на заработок. Помогать адаптироваться в России, защищать их трудовые интересы. И здесь открывается огромное поле деятельности для профсоюзов!
Премьер в результате заслужил не менее громкие профсоюзные аплодисменты.
Закончил свою речь господин Путин тем, что предложил предусмотреть "аккуратный баланс и ограничительные меры" для иностранного бизнеса, который переносит производство за границу.
— И переносят, и переносят, и не остановить никак этот процесс... — добавил он.— Скоро все производство будет в Китае и Индии... Им только дай пальчик — и до локтя могут отхватить ручонку-то!
Когда премьер ушел, многие потянулись к выходу, хотя торжественное заседание еще продолжалось. Я тоже вышел в фойе. Здесь висели плакаты: "Ты вступил в профсоюз? Молодец! Своей судьбе ты стал кузнец!" "Какие труды — такие и плоды!" "В профсоюз вступил не зря — знаю, там мои друзья!". И наконец, венчал все это великолепие закономерный плакат: "С "Единой Россией" у нас задачи общие!"
И тут я увидел, как из дверей зала в окружении всего-то трех журналистов выходит Юрий Лужков. Он шел к выходу, вернее, брел к нему. Мне казалось, что даже жестоко задавать ему какие-то вопросы. Ведь все в общем-то ясно.
Но ведь и не задать было невозможно.
— Вы в самом деле уезжаете в очередной отпуск? Правда, в Австрию? — спросила его корреспондент "РИА Новости" Елена Глушакова.
— Да. Вы хотите приехать? — без энтузиазма переспросил он.
— А вы приглашаете? — переспросила она.
— Я? — он подумал.— Нет. Мы будем отмечать отпуск (он хотел сказать — день рождения, 21 сентября.— А. К.) в кругу семьи... В неполном кругу...
Он не уточнил, кто будет отсутствовать. Это было семейное дело.
— Это мы всегда делаем,— добавил он.
— А вам не испортили настроение телесюжеты, которые были показаны по федеральным телеканалам?
— Нет! — быстро ответил он и так же быстро добавил: — Вообще-то радости они ни у кого не вызвали... В первую очередь у тех, кто их смотрит... (за всех говорить, наверное, не стоило.— А. К.). Я, во-первых, к сожалению, привык к грязи к этой, которая идет со стороны СМИ (впрочем, окружающие его журналисты были вроде прилично одеты.— А. К.). А во-вторых, я очень спокойно подаю в суд, это моя, как говорится, не только традиция. Это единственный способ защиты...
Он уже почти подошел к выходу и выглядел не волнующимся, как в начале заседания, а все понявшим и даже смирившимся с понятым человеком.
Тут его и настиг последний вопрос:
— А вы не планируете ставить вопрос о доверии?
Он к этому времени уже зашел в зону, защищенную от журналистов, и мог не оборачиваться и не отвечать. Но обернулся и как-то горько ответил:
— О доверии? О доверии кому?!
Нет, все-таки он держал удар.