Производство оружия в России сократится, а его экспорт вряд ли вырастет. Такие перспективы рисует гендиректор "Росвооружения" генерал-лейтенант Григорий Рапота. Свое первое после назначения на этот пост интервью он дал корреспондентам Ъ Илье Булавинову и Ивану Сафронову.
— Решение разместить системы ПВО С-300 на Крите вместо Кипра — это удар по престижу России?
— Мы из этого никакой трагедии не делаем. По крайней мере до тех пор, пока киприоты выполняют свои финансовые обязательства. Мы продали — они купили. Наше дело — выполнить волю заказчика. В этой связи предстоит внести ряд изменений в российско-кипрский контракт, но это, как говорится, дело техники. Выплатят нам все деньги — мы их переведем предприятиям. Все остальное — вопросы МИДа, Минобороны, правительства, и за них я говорить не буду.
— Сколько Россия заработала на экспорте оружия в 1998 году?
— Итоги еще не подведены. Но очевидно, что речь будет идти примерно о $2 млрд,— я говорю сейчас только о проданном по линии "Росвооружения".
— У "Росвооружения" есть какое-то плановое задание на этот год?
— Нет, выраженных в цифрах плановых показателей у нас нет. У нас есть портфель заказов на период до 2005 года — примерно на $8,5 млрд. Сколько из них придется на 1999 год? Мы предполагаем, что около тех же $2 млрд. Могут быть какие-то удачи, какие-то неудачи, но в целом будет что-то около этого.
— Многие считают, что Россия могла бы продавать оружия не на $2-3 млрд, а в несколько раз больше. Это так?
— Ни о каком многократном увеличении экспорта продукции военного назначения не может быть и речи — прежде всего в силу объективных обстоятельств. Во-первых, происходит сужение всего международного рынка вооружений: с $54 млрд в 1990 году до $40 млрд в 1996-м и 1997 годах. Во-вторых, торговля оружием ведется в условиях жесточайшей конкуренции: из $40 млрд стоимости проданного в 1997 году оружия на долю США приходится $19 млрд, Великобритании — $8,8 млрд, Франции — 5,6 млрд, России — 2,5 млрд. Никто из продавцов свою долю рынка добровольно уступать не собирается. В-третьих, мы торгуем в условиях сокращающегося производства вооружений в России. Конечно, путем лучшей организации дела мы можем увеличить экспорт, и мы стремимся к этому, но это не может быть порядковым увеличением.
— Но ведь есть и другие резервы. Например, возвращение в те страны Африки, Ближнего Востока, куда СССР поставлял много оружия. Кроме того, высказывается мнение, что Москва могла бы шире использовать потенциал своих ракетных и атомных технологий, расширить военно-техническое сотрудничество с Ираном и даже поставлять оружие в обход международных санкций в такие страны, как Ливия, Ирак. Как вы к этому относитесь?
— Мы будем поставлять оружие во все страны, которые проявят заинтересованность в этом и подтвердят свои финансовые возможности. Но мы будем действовать строго в рамках тех ограничений, которые вытекают из взятых на себя Россией международных обязательств. Прибыль — это хорошо, но не любой же ценой! Вообще, "Росвооружение" работает в том правовом поле, которое определяет ему государство. По каждой сделке подписывается постановление правительства. Есть такое постановление — мы с легким сердцем продаем товар, нет его — мы хотя и с сожалением, но от сделки отказываемся.
— Но постановление правительства можно пробить — надо только захотеть...
— Я вам скажу, есть вещи непробиваемые. Вот если в Минобороны одни специалисты считают, что какой-то вид вооружения экспортировать еще нельзя, а другие убеждены, что можно,— в такой ситуации мы можем повоевать. Но ядерную боеголовку нам никто никогда не позволит продать.
Что же касается Ирана, то есть два вида ограничений. Во-первых, это режимы нераспространения, в которых участвует Россия, и во-вторых, это российско-американский протокол от 1995 года, в соответствии с которым мы сами взяли на себя обязательство вести военно-техническое сотрудничество с Ираном только до конца 1999 года.
— А зачем нам брать на себя такие обязательства?
— Вот это уже вопрос не ко мне. Конечно, исходя из чисто коммерческих соображений, "Росвооружение" было бы счастливо, если бы у него были развязаны руки в отношении Ирана, Ливии, Ирака.
— А если, например, с Ирака будут сняты все санкции, вы готовы в сжатые сроки поставить туда вооружение?
— Я скажу так: мы в этом заинтересованы. Готовы или нет — жизнь покажет. А то все горазды кричать: мы сейчас, мигом, только дайте. А когда до дела доходит, начинаются проблемы. Но торговать с Ираком мы, безусловно, хотели бы.
— Кризис в Юго-Восточной Азии поставил крест на надеждах заключить крупные контракты с Индонезией, Таиландом, Малайзией?
— Нет, крест, конечно, не поставил, но ситуация заморожена. Разговоры идут, телодвижения какие-то делаются, но радикальных подвижек пока нет.
— Правда, что "Росвооружение" испытывает серьезные финансовые трудности? По нашей информации, компания задолжала предприятиям несколько сотен миллионов долларов за уже выполненную работу.
— "Росвооружение" испытывает те же трудности, что и другие российские предприятия. В результате кризиса в банках оказались замороженными значительные суммы, предназначенные промышленности в виде авансов или оплаты за уже изготовленную продукцию. Мы, естественно, несем ответственность за ликвидацию этой задолженности. Кстати, и многие предприятия имеют значительные долги перед компанией. Все это, конечно, сильно осложняет наше положение, но мы ищем развязки. Думаю, если не будет очередного "17 августа", нам удастся разрядить обстановку.
Мы провели консультации в правительстве, администрации президента, Центробанке и других банках. В результате вырисовываются некоторые схемы, позволяющие активизировать участие российских банков и иностранных инвесторов в кредитовании предприятий. Но в детали я пока не хотел бы вдаваться.
— Что будет с институтом уполномоченных банков по счетам "Росвооружения"?
— Я думаю, ничего не будет. Мы стали более пугливыми, более осторожными и избирательными. Может быть, больший акцент будет сделан на госбанки. И хотя они нас в чем-то не вполне удовлетворяют, но за счет их авторитета работать, возможно, будет поспокойнее. Но в принципе институт уполномоченных банков остается.
— Будет ли пересматриваться состав уполномоченных банков?
— Этот процесс будет идти постоянно. Сегодня ситуация одна, завтра может все измениться. Вот, например, обрушился Моснацбанк, с которым "Росвооружение" активно работало. Причем он обрушился еще весной, задолго до известных августовских событий,— это был несчастный случай в банковской системе. Но мы бы хотели больше такого не допускать.
— Как вы относитесь к идее увеличить число предприятий, имеющих право самостоятельного экспорта?
— Эту идею еще предстоит осмыслить. Очевидно, что в ее основе лежит стремление не допустить монополии, дать производителю свободу выбора. И тем самым воплотить в этой специфической сфере экономики рыночные принципы. Думаю, сейчас уже накоплен достаточный опыт и пора дать оценку этой практике. Причем оценка должна быть основана на серьезных экономических выкладках, на объективных данных эффективности той или иной модели, а не на эмоциях.