О том, почему он согласился возглавить фракцию НДР и какое будущее уготовано "Нашему дому", Владимир Рыжков рассказал корреспонденту "Власти" Дмитрию Камышеву.
— Еще за несколько часов до заседания фракции вы отказывались ее возглавить. Почему же в итоге согласились?
— Да, я прямо говорил, в том числе и на заседании, что не хочу идти на фракцию и считаю это нецелесообразным. Ничто не мешает мне популяризировать движение, находясь на прежней должности. Ничто не мешает мне заниматься подготовкой к выборам. Никаких содержательных причин для этого перемещения, на мой взгляд, не было. Но тем не менее фракция и лидер движения заявили, что им нужно именно такое перемещение, и оно было проведено. В этой ситуации, как человек долга, я не мог поступить иначе, кроме как дать согласие.
— Пытался ли кто-то опровергнуть ваши аргументы?
— Логичных опровержений не было. Просто было сказано, что лидер движения встретился с председателем Госдумы, который подтвердил, что квота остается за фракцией, поэтому этот аргумент не нужно принимать во внимание. А все остальное повисло в воздухе.
— Но ведь депутаты должны были понимать, что если назначат вас, так сказать, насильно, то большой отдачи ждать от вас не приходится?
— Я говорил, что раз у меня нет желания и что я считаю такое решение нецелесообразным, то, конечно, мне будет психологически очень тяжело работать. Но, видимо, они посчитали, что никуда я не денусь и все равно буду работать.
— Вам не кажется, что Черномырдину вы понадобились, чтобы спасать не движение или фракцию, а лишь самого Черномырдина в качестве кандидата в президенты?
— Не кажется.
— А как вы, кстати, оцениваете шансы Черномырдина в качестве кандидата в президенты?
— Они полностью зависят от перспектив движения.
— И что же теперь вы как лидер фракции будете делать для ее спасения?
— То, что нужно сделать — намного шире, чем фракция. По существу, речь идет даже не о судьбе фракции, а о судьбе движения. Три с половиной года мы не можем ответить обществу на простой вопрос: что такое НДР? Партия начальников, партия регионов, партия "Газпрома", партия губернаторов, партия правительства? Поэтому первое, что мы должны сделать — идентифицироваться как политическая сила. Второе — поднять свою популярность, которая сейчас очень низка и продолжает падать. Если сейчас мы имеем по опросам 2-2,5%, то у нас нет шансов набрать 5% на выборах в Государственную думу. Третье — это все-таки найти возможность договориться с другими центристами по одномандатным округам. И четвертое — сформировать партийный список, штаб избирательной кампании и организовать всю необходимую работу.
Из этих четырех задач ни одна пока не решена, и, более того, никто пока даже не начал их решать. Получается, что до выборов осталось 10 месяцев, психологическое состояние движения неважное, мнение общества о нас весьма низкое и продолжает ухудшаться, и в этой ситуации мне пришлось возглавить фракцию. И, конечно, я заведомо знаю, что почти ничего сделать нельзя. Я попытаюсь сделать все, что смогу, но, как мне кажется, шансов переломить ситуацию немного.
— Но ведь у вас теперь, можно сказать, суперкредит доверия. Вы можете сказать Черномырдину: раз уж вы меня так любите, то делайте, как я скажу.
— Представьте себе осажденный город. Прорвана одна линия обороны, вторая, основные резервы исчерпаны. Во дворце сидит осажденный правитель, вызывает последнего бойца и говорит: я даю тебе суперкредит доверия, ты можешь делать все что хочешь. Все мое богатство — в твоем распоряжении. Делай чудеса. Вот примерно такое сейчас положение.
— Но что же все-таки мешало начать действовать раньше, когда еще не все линии обороны были прорваны?
— У нас никогда не было единства в команде. Истории с Беляевым и Шохиным это показали. Нас никогда не объединяли общие идеи. У нас постоянно бывают расколы при голосовании. У нас нет общих взглядов ни на один из принципиальных вопросов современности. Мы собирались по иному принципу — как партия власти. И многие люди, которые в нее приходили, хотели сделать карьеру. Теперь, когда возможности сделать карьеру уменьшаются с каждым днем, начинаются довольно неприятные вещи. Люди уходят. Теперь нас уже 61, а когда-то было 68. Я боюсь, что этот процесс будет продолжаться. Потому что когда людей не объединяет идея, когда подавляющее их большинство не верит, что можно преодолеть пятипроцентный барьер, когда некоторые люди знают, что их скорее всего не поддержат и в одномандатных округах, они начинают искать какие-то пути к отступлению. Работу в Москве, другие фракции, другое политическое движение. Поэтому у нас часть уже в "Отечестве", часть пытается уйти куда-то еще.
— Но, может быть, "Наш дом" изначально был мертворожденным движением, учитывая схему, по которой он создавался? Пока были административные рычаги, партия существовала, когда их не стало — не стало и партии...
— История знает успешные опыты, когда партия власти превращалась в нормальную партию. Возьмите голлистскую партию во Франции: начало было примерно такое же, но сейчас они имеют своего президента, и партия состоялась. Я считаю, что в принципе можно из партии начальников сделать партию идеи. Потому что начальники тоже несут какие-то идеи. Надо только, чтобы эта идея была акцентирована, чтобы люди были приверженны этой идее и боролись за ее реализацию. У нас это не получилось. Три с половиной года мы упустили. Сейчас осталось 10 месяцев до выборов, и вдруг нам говорят: давайте мы изберем молодого лидера фракции, и он сейчас нам все сделает. Я думаю, и сказал об этом на фракции, что время уже ушло, что уже поздно. Слишком поздно.
— И кто же конкретно в этом виноват? Или просто обстоятельства так неудачно сложились?
— Обстоятельства здесь значения не имеют. Обстоятельства одни для всех партий, только одни в них преуспевают, а другие нет. Речь идет о руководстве партии, включая меня, Черномырдина, Шохина, Беляева и всех остальных.
— Правда ли, что многие депутаты других фракций, включая их лидеров, уговаривали вас не уходить на фракцию?
— Да, это было практически общее мнение. Все, с кем я разговаривал в последнее время,— журналисты, депутаты, губернаторы,— все говорили: ни в коем случае не соглашайся.
— А откуда у ваших оппонентов такая к вам любовь?
— Я бы сформулировал так: как мне кажется, многие депутаты в Думе испытывают ко мне чувство доверия и уважения.
— Ну а как же с партийными разногласиями? Разве они не накладывали отпечаток на вашу работу?
— Конечно, накладывали. Мы не можем скрыть своих взглядов. Но я все-таки считаю, что всегда старался вести заседания честно, не отдавая предпочтения ни одной из сторон.
— Как, по-вашему, сложатся грядущие думские выборы и чего вообще можно от них ждать?
— Есть несколько партий-старожилов, которые, я думаю, обязательно будут в следующей Думе. Это прежде всего коммунисты. Правда, у них сейчас некоторая путаница с колоннами, и что они из себя будут представлять, сейчас сказать трудно. Но то, что тремя колоннами, двумя или даже одной, но они будут в Думе — это всем понятно. Уверен, что сохранит своего избирателя "Яблоко". "Яблоко" работает высокопрофессионально, они по-своему последовательны и они будут представлены в следующей Думе. ЛДПР и НДР находятся в зоне большого риска. И мы даже в большей степени, чем ЛДПР. Потому что Жириновский имеет за плечами 10 лет партийной истории, сильные и активные региональные организации и безусловные таланты публичного политика и оратора. И немало людей продолжают сохранять интерес к этому его своеобразному очарованию. У нас с этим совсем плохо. Очарованием у нас и не пахнет, идеологии у нас нет, фракция ничем выдающимся себя не зарекомендовала, люди от нас потихоньку убегают... Как сказал мне после заседания фракции один остроумный депутат: "Приятно смотреть на свеженького покойника..."
Кто-то будет, конечно, и в центре. Почти наверняка будет Лужков, хотя я не стал бы ему сейчас давать слишком завышенные авансы. Потому что пока не слишком внятно работает его "Отечество" и повторяет все ошибки, которые мы допускали: много начальников, много бойцов за мандаты, но мало идей и политического единства. Что касается группы Гайдар--Чубайс--Немцов, то они имеют шансы перейти пять процентов, потому что либеральный электорат в стране никуда не делся.
Я могу еще сказать, на что бы я лично хотел надеяться. Мне хотелось бы надеяться, что в новой Думе больше будет демократов и центристов, меньше крайне левых и националистов. Поэтому я был бы рад, если бы в парламенте были "Яблоко", НДР, "Отечество", Гайдар с Чубайсом, умеренные левые. Если бы это случилось, это было бы очень здорово для страны, потому что при всех нюансах и отличиях все эти силы отстаивают ценности демократии, рынка и реформ.
— Насколько велика опасность повторения на федеральном уровне петербургского варианта — в смысле криминализации выборов и активного использования так называемых новейших предвыборных технологий?
— Выборы будут тяжелыми с этой точки зрения, это уже сейчас понятно. Уже готовятся огромные финансовые ресурсы, которые будут вброшены в эту избирательную кампанию, собирается компромат на основных конкурентов, готовятся шарлатанские фокусы с "двойниками", "тройниками" и так далее. Криминал активно готовится к этим выборам.
— А как повлияет на думское голосование близость президентских выборов 2000 года?
— Это будет основополагающим фактором: лидеры основных партийных списков будут одновременно и кандидатами в президенты. А парламентские выборы станут своего рода "праймериз", репетицией президентских. Единственное отличие в том, что к президентским выборам не исключено возникновение блоков — скажем, НДР и "Отечества" или НДР, "Отечества" и Явлинского. Но сейчас пока рано об этом говорить.
"Многие депутаты в Думе испытывают ко мне чувство доверия и уважения"