Балетный сезон в Петербурге открыли мини-гастроли чешского Национального театра, прошедшие на сцене БДТ имени Товстоногова. Спектакль Петра Зуски "Соло для троих" с его мрачной темой о бренности всего сущего не задал генеральной оптимистической линии на грядущий сезон, но то, что балетная зима 2010-11 началась с высокой хореографической ноты, — это бесспорно. С подробностями — ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Чешский балет гастролировал в Петербурге впервые. Коллектив ведет свою историю с 1883 года, а первым его балетмейстером был Вацлав Рейзингер, вошедший в историю как первый постановщик "Лебединого озера". На берега Невы пражане привезли спектакль новый (премьера состоялась в 2007 году), но уже ставший классикой. 42-летний хореограф Петр Зуска создал спектакль — посвящение трем бардам эпохи 60-х: бельгийцу Жаку Брелю, россиянину Владимиру Высоцкому и чеху Каролю Крылу.
Три выдающихся личности 60-х, считавшиеся "голосом совести своего времени", певшие на французском, русском и чешском языках в разных точках Европы, встретились в полнометражном двухчасовом спектакле. Постановка Петра Зуски не вписывается в какой-либо определенный жанр. Это не балет-монография: здесь нет частных подробностей жизни артистов. Это не балет-клип, иллюстрирующий слова песен, как можно было бы легко предположить. Это танцевально-театральный спектакль, где изначально первое место занимает Слово. Пластическую идею формируют тексты песен Бреля, Высоцкого и Крыла, их метафорический смысл. Хореография словно вылепливается из плотной словесной ткани, погружаясь в инфернальные миры голосов, кричащих о самом сокровенном. Циник и нонконформист Жак Брель готовится к смерти, как к самому главному празднику своей жизни. Сдирает с себя кожу заживо, выкарабкиваясь из воздвигнутого ему мраморно-цементного мемориала, Владимир Высоцкий. Лирический бунтарь Карел Крыл замуровывает заживо израненную душу.
Песни Бреля, Высоцкого и Крыла подобраны и составлены в музыкальную партитуру спектакля удивительным образом: тексты, вне зависимости от языка, словно продолжают один другой, возвращаются к предыдущему, выстраивают параллели и протягивают невидимые нити от одного к другому. "Вот и ушел Фернан. И покинул мир. Я теперь сир и наг" — "Только кажется мне: это я не вернулся из боя"; вслед за зацементированным "приятным фальцетом" Высоцкого льется из приемников "приторно-сладкий фальшивый голос" Крыла; сатирический "Диалог у телевизора", оказывается, имеет свой бельгийский аналог; на пьяный зов "Скажи, Серега!" откликается Жан: "Дружище, еще по одной!"; лихорадка аэропортов в песне "Москва — Одесса" продолжает сумасшедший бег у Жака Бреля: "Амстердам, Осер, Валансьен, Гамбург, Париж... К черту Париж!"...
Бардовская триада воплощена в едином герое (Александр Кацапов), проживающем на протяжении двух часов всю картину мира: от его сотворения до тризны на обугленной земле. Герой спектакля постоянно одинок, вокруг него кружится хоровод призраков: стюардессы и участники физкультурного парада, Зина и Мадлен, слепая девушка и "старые пеньки"... Хореограф словно намеренно отступает на второй план, отдавая пальму первенства голосам. Пластическая интерпретация балетмейстера неназойлива. Сознательная простота танцевального решения и лаконичность символистского хореографического истолкования зрительно материализует Слово. Карикатура и гротеск, тихая чуткая лирика, кровавый трагизм бытия — все краски пластической палитры доступны Петру Зуске. Его танцевальный мир искренен и прозорлив. Как прозорлив художник, стоящий на краю могилы.