Московский театр Et Cetera под руководством Александра Калягина открыл новый сезон премьерой шекспировской «Бури». Роль волшебника Просперо сыграл сам художественный руководитель театра, а поставили спектакль, созданный театром в сотрудничестве с фестивалем «Черешневый лес», легендарный грузинский мастер Роберт Стуруа и его команда. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Последняя пьеса Шекспира длится в театре Et Cetera едва ли полтора часа. У Великого Барда самая короткая пьеса, как известно, «Макбет», но и она, если не делать купюр, должна длиться на сцене гораздо дольше. То есть «Буря» Робертом Стуруа была изрядно сокращена. Но чтобы схватить режиссера за руку, приходится перечитать пьесу: когда выходишь со спектакля, кажется, что все на месте. И даже зная, чего именно недостает, зритель ни в коей мере не будет чувствовать себя обделенным: сам язык Роберта Стуруа предполагает такую концентрацию открытой, откровенной, местами даже избыточной по меркам сегодняшней моды театральности, что говорить о том, что чего-то недодали, по меньшей мере странно.
Постоянный соавтор режиссера Георгий Алекси-Месхишвили построил во всю сцену театра Et Cetera огромный белый павильон, напоминающий элегантную и небрежную мастерскую художника. Здесь почти ничего нет, но здесь может родиться и умереть целый мир. Отсюда давно ушло вдохновение: волшебник Просперо устало полуспит в кресле, его подмастерье — шекспировский раб Калибан дремлет на полу, и к заваленному книгами рабочему столу в углу мастерской давно никто не подходил. «Буря» начинается вроде бы случайно: еще одна книга падает буквально с небес, то есть с театральных колосников, раб по складам читает имя автора и название пьесы, и вот тогда-то заснувший было мир вдруг просыпается.
Но уж раз просыпается, так просыпается не по-детски. Маленькая картинка на стене, изображающая тропический остров, место действия у Шекспира, расширяется до размеров всей сцены, точно кто-то щелкнул пальцами по новенькому тач-скрину. Распахиваются настежь не только окна, но и стены, ниоткуда валит густой театральный дым, на лонже летает через всю сцену Ариэль в усыпанном блестками костюме, а гром и молния грохочут и сверкают так, что даже в десятом ряду партера у зрителя закладывает уши и заболевают глаза.
Стиль грузинского мастера можно называть философским карнавалом, а можно — грустной клоунадой. Один из героев «Бури» — натуральный клоун, в красном парике и с нарисованной улыбкой. Другие менее заражены цирком, но в каждом из персонажей есть своя степень отстраненности, остроты, нездешности. У Роберта Стуруа действие всегда происходит немножко как во сне, как в наваждении, когда понятия смещены, обыденная логика нарушена и ни о чем нельзя судить с полной уверенностью. Духу последней шекспировской пьесы стиль режиссера идеально соответствует: «Буря» исполнена волшебства, иронии и театрального произвола. Другое дело, что большинству актеров театра Et Cetera еще только предстоит освоить и присвоить предложенный грузинским режиссером рисунок (пока услышали Стуруа разве что Владимир Скворцов — Калибан и Наталья Благих — Ариэль). Тогда они начнут не просто выполнять чужие причуды, а получать удовольствие от игры — глядишь, и зритель начнет получать удовольствие.
Особняком в спектакле стоит Александр Калягин, играющий изгнанника Просперо, бывшего миланского герцога, некогда свергнутого с престола коварным братом. У Шекспира мудрец Просперо — всемогущий волшебник, познавший тайны природы и научившийся повелевать стихиями. В спектакле Роберта Стуруа герой Александра Калягина не выглядит всемогущим магом, это уставший и разочаровавшийся в жизни человек. И лишь одна страсть дремлет в нем — жажда отомстить узурпатору за свое прошлое падение, а значит, и за свое нынешнее бессилие (сам Роберт Стуруа даже сравнивает героя с постаревшим Гамлетом). «Месть!» — зло кричит Просперо, и лишь в этот момент глаза его загораются желанием действовать. Буря, разбившая корабль и приведшая к нему на остров его обидчиков со свитой, не его затея, но все-таки счастливый шанс исполнить мечту о мести.
Надо ли пояснять, что мудрый Роберт Стуруа считает любую месть бессмыслицей и что в конце концов сам Просперо отказывается от радости кровавого реванша. Казалось бы, вот уже злодеи повержены и герой Александра Калягина собственноручно затягивает три головы в петли. Но тут опять грохочет гром, Просперо падает на землю — и тут же внезапно прозревает, отказывается от своих планов, а натянутые веревки падают вниз. Выглядит это очень наглядно, эффектно и поучительно. Шекспир — автор, в сущности, весьма благосклонный к тем, кто его ставит: он разрешает быстро, как в сказке, перейти к результату, не задерживаясь на подробностях и обоснованиях. Результат-то все равно печален: влюбленные молодые герои куда-то улетели, никому не нужный старик обмяк на стуле, а невесть откуда взявшийся детский голосок просит у Бога всех помиловать.