"Кровь моя, всё моё"

Вице-президент ЛУКОЙЛа Анатолий Барков встретился с корреспондентом "Власти" Олегом Кашиным и впервые рассказал о том, что он делал во время ДТП на Ленинском проспекте и как его кровь попала на водительскую подушку безопасности служебного "Мерседеса".

Авария на Ленинском проспекте произошла 25 февраля 2010 года. Столкнулись служебный "Мерседес" Анатолия Баркова и "Ситроен", в котором находились известный акушер-гинеколог Вера Сидельникова и ее невестка Ольга Александрина. Женщины погибли. Барков получил легкие травмы. 8 сентября глава ГУВД Москвы Владимир Колокольцев сообщил, что расследование дела завершено, виновным признан водитель "Ситроена" Ольга Александрина.

В прошлом номере "Власти" было опубликовано интервью главы московского отделения Федерации автомобилистов России Сергея Канаева, в котором официальная версия ДТП подвергалась серьезному сомнению. Между тем непосредственный участник событий вице-президент ЛУКОЙЛа Анатолий Барков (по версии ГУВД, он находился в машине на заднем сиденье, а автомобилем управлял его водитель) за прошедшие со дня ДТП месяцы так и ни разу не рассказал публично, что же произошло 25 февраля.

Барков вообще не давал прессе ни одного интервью (если не считать автобиографических монологов для корпоративного сувенира — книги "Дуга Баркова" из серии "Вагит Алекперов и его команда", издаваемой ЛУКОЙЛом для внутреннего пользования), и был настолько закрыт для СМИ, что даже о том, чем именно он занимается в компании, никто точно не знал.

И все же, ни на что особо не надеясь, я написал в пресс-службу нефтяной компании письмо с просьбой об интервью с Барковым. Почему не последовало отказа, я сам до сих пор не понимаю. Из общения с пресс-службой я понял, что это была первая после ДТП просьба журналиста о встрече с Анатолием Барковым и что, получив мое письмо, в ЛУКОЙЛе, кажется, просто растерялись: "Интервью? Черт, а действительно, пускай Барков даст интервью".

Общение происходило на условиях принимающей стороны (она вообще, кажется, состоит из одних только условий — достаточно сказать, что в здание компании на Сретенке не пускают посетителей в джинсах; то есть оба раза "в порядке исключения" меня в джинсах все-таки пропускали, но оба раза об этом приходилось долго и сложно договариваться). Снимать в здании ЛУКОЙЛа, как мне объяснили, запрещено, поэтому пришлось удовольствоваться снимком производства пресс-службы компании. Список вопросов для интервью меня попросили прислать заранее, честно предупредив, что Анатолия Баркова, который не привык пространно разговаривать, к интервью "будут готовить". Как выяснилось при встрече, результатом подготовки стали заранее написанные ответы, распечатку которых во время беседы Анатолий Барков держал перед собой, время от времени в нее заглядывая (именно время от времени: на большинство вопросов Барков отвечал сам, а вот фрагмент, посвященный тому, что гибель Веры Сидельниковой была для компании "личной утратой", прочитал по бумажке). Кроме того, во время интервью рядом с нами сидел адвокат Анатолия Баркова, который следил за тем, чтобы его клиент не сказал чего-нибудь лишнего. Например, когда вице-президент ЛУКОЙЛа стал рассказывать о том, как с его автомобиля снимали номера, адвокат перебил его: "Но вы этого не видели, вам рассказывали". "Да, я тогда уже уехал",— поправился Барков.

Не знаю, так ли важны эти детали, но мне показалось нужным о них рассказать.

"Мне по должности положен персональный автомобиль с водителем и охраной"

Как произошло ДТП?

Я всегда выезжаю на работу пораньше, часов в семь — я живу во Внуково и по Ленинскому всегда езжу. Без десяти, без пятнадцати восемь я уже на рабочем месте, потому что если позже выедешь, то только к девяти попадешь на работу или к половине десятого. И как обычно — плотный поток идет, у меня телевизор в подголовнике, я или его смотрю, или закемарю. Я всегда сзади сижу с правой стороны, у нас так положено по правилам безопасности, есть правила перевозки лиц. И вот я, наверное, или закемарил немножко, или что-то еще, но только услышал вскрики — водитель Володя кричал, и охранник тоже кричал. Вот в этот последний момент я только и успел вот так вывалиться вперед и пролетел над торпедой между сиденьями.

А чья кровь на водительской подушке безопасности? Некоторые считают, что ваша и что это доказывает, что вы были за рулем.

Кровь моя, все мое. Даже когда скорая подъехала, а она подъехала достаточно быстро, я в том же положении и сидел. Но по поводу того, что я был за рулем,— комментировать слухи бессмысленно, поэтому давайте посмотрим с позиции здравого смысла. Я занимаю достаточно высокий пост в одной из крупнейших нефтяных компаний мира. Мне по должности положен персональный автомобиль с водителем и охраной. Мой статус не позволяет мне самому управлять служебным автомобилем. На подушку безопасности чуть-чуть попало моей крови. Ну моя она, да — а все остальное на коврик вылилось, весь костюм, все в крови было, только перед этим операцию сделали, а тут еще и разбил нос.

Какую операцию?

Тоже на нос, перегородка была поломана, и та же самая врач, когда я приехал, говорит — зря делали операцию, теперь нос сломали. Вот как эту ситуацию описать — охранник обычно сиденье пододвигает, чтоб ногам удобнее было, вот моя нога левая под сиденьем была и как бы рычагом сработала, бардачок между сиденьями я даже коленом согнул вот так и сдвинул. А нога зацепилась, поэтому щиколотка треснула. Но когда скорая подъехала, врачи подбежали, говорят — там, в "Ситроене", сложнее — и туда побежали, а я как сидел, так и остался, я же терпеливый вообще.

Но вы в сознании были, да?

Ну может быть, на долю секунды я потерял сознание.

А после аварии вы видели, что происходило вокруг? Говорили о снятии номеров, о том, что мигалка была и что ее тоже снимали.

Все фотографии были в прессе. Приехали люди, начальник нашей автоколонны приехал, бампер валяется, а номера же сдавать надо, тем более что когда грузят машину на эвакуатор, то все всегда снимают номера. Эвакуатор подошел, номера сняли. Но это уже без меня было, меня-то уже увезли.

"Мигалок ни у кого в компании нет, даже у президента"

Как вы считаете, почему это ДТП, для Москвы совершенно обыкновенное, вызвало такой сильный резонанс?

С моей точки зрения, ДТП, в результате которого погибли люди, наверное, считать обыкновенным нельзя. В любом случае это прежде всего трагедия, и я еще раз приношу свои глубочайшие соболезнования родным и близким погибших.

Вы не сразу выразили соболезнования.

Ну вы знаете, что я неделю лежал в больнице, поломан нос, трещина на коленке и на щиколотке перелом, как только вышел, через неделю после ДТП, мы сразу опубликовали соболезнования. Но, в общем, может быть, СМИ как-то не совсем с самого начала себя корректно вели. В день аварии наш сотрудник сказал журналистам, что, по словам водителя, правил он не нарушал. В публикации попало только "правил не нарушал", без "по словам водителя". Небрежность, которая меняет смысл. Еще, наверное, одной из причин стало, может быть, преждевременное заявление сотрудника ГИБДД, прибывшего на место происшествия, о вине водителя "Ситроена". Но его правоту подтвердило многомесячное следствие.

ЛУКОЙЛ долго молчал.

Да, ЛУКОЙЛ молчал, но он и не является стороной в процессе. Дело было возбуждено по факту ДТП, и в качестве свидетелей там проходили я, мой водитель и охранник как частные лица. Поэтому я принял решение оказывать сироте материальную помощь именно из личных средств.

Тоже странный момент: о том, что вы будете помогать девочке, вы объявили в день, когда было объявлено о закрытии уголовного дела. Выглядело так, что вот, обо всем договорились, дело закрыто, помогаем семье.

Можно ведь по-всякому рассуждать. О, сразу откупиться хочет. Всегда можно к чему-то придраться. Мы посоветовались, приняли решение: дело закрывается, появляется опекун, мы открываем счет. Сейчас с опекуном все должно утрястись, а механизм оказания помощи мы уже продумали, чтобы не просто давать деньги, а чтоб работали деньги, помогали. Через страховую компанию до совершеннолетия — у нас есть механизм, у нас ведь тоже люди погибают, мы всем помогаем. Еще некоторые мои коллеги тоже решили помогать, и в печати будет счет, и если кто-то, кто красиво говорил на эту тему, тоже даст денег, это будет реальная помощь, а не слова.

Кстати, можете себе представить мое состояние, когда я узнал, что в катастрофе погибла Вера Сидельникова, врач центра акушерства, гинекологии и перинатологии. Дело в том, что наша компания начиная с 1995 года ежегодно оказывала благотворительную помощь для приобретения необходимого медицинского оборудования среди прочих именно этому центру. Последний транш был в январе этого года, незадолго до аварии, когда мы перечислили средства для приобретения специального монитора для оптимизации выхаживания новорожденных в первые часы и сутки жизни. Кстати, жена моего заместителя пользовалась услугами этого центра. Поэтому для нас гибель Веры Сидельниковой также является личной утратой.

Вы считаете, что эти обстоятельства могут перебить общественное раздражение по отношению к вам?

Видимо, раздражение в обществе, наверное, еще с давних времен накопилось. Это сегодня уже никого "Мерседесом" не удивишь, а в начале девяностых это была редкость, ездили большие люди вплоть до криминалитета на "Мерседесах" — наверное, и это свою роль сыграло. Сегодня к этому все уже привыкли, даже дети ездят на "Мерседесах", и ничего такого в этом нет.

Но не все ездят с мигалками и спецномерами.

Я могу с ответственностью сказать, что мигалок ни у кого в компании нет, даже у президента. Машины сопровождения — да, есть, у первых трех вице-президентов и у президента. Больше тоже ни у кого нет машин сопровождения, но они тоже ездят без спецсигналов всяких, и передвигаемся мы точно так же, как все, точно так же стоим в пробках. Ни один спецномер сегодня не поможет, хоть шесть "ольг" повесь. Номера — они со мной так же давно, как и водитель, обычные номера, уже лет пятнадцать-шестнадцать, с самого начала, когда я в 1993 году появился здесь.

Вы говорите, что, как все, стоите в пробке, значит, вы понимаете, как люди относятся к машинам с мигалками, спецномерами и прочим...

Ну конечно, мы сами иногда материмся, когда они встанут в колонну по левому ряду и идут. Вот, наверное, это и вызывает у людей больше ненависти, чем сами обстоятельства, и никому и дела нет, что я езжу без мигалки и без сопровождения и что это такая же авария, как и те, которые у нас каждый день происходят.

"Если бы он был виноват, я бы не стал его выгораживать"

Водитель — он у вас откуда взялся?

Он был таксистом, перешел в компанию вместе с несколькими другими ребятами из таксопарка, до сих пор все они вместе работают в компании. Работаем долго, и естественно, что привыкаешь к нему по-человечески.

Пятнадцать лет вместе — это уже друг, близкий человек. Как его зовут, где он сейчас?

Володя Картаев зовут. Работает, как раньше, в компании.

И права у него не отняли?

Ему уже вернули права, возит меня по-прежнему.

И он возит вас сейчас?

Возит, да. Так и продолжал ездить, только по справке ездил, пока права не вернули. Ни он, ни охранник не пострадали, охранник так немножко, видимо, уперся ладошкой, чуть поболела.

Если бы вы располагали данными о стопроцентной виновности водителя, стали бы вы ему помогать избежать наказания?

Я никого не собирался выгораживать и всегда говорил, как было, и то, что знаю. За водителя зачем заступаться? Он невиновен.

Но если бы он был виновен, стали бы вы за него заступаться?

Если бы он был виноват, я бы не стал его выгораживать. Вообще же для таких вопросов есть суд, мое слово для суда не думаю, чтобы что-то решало.

Ну это вопрос. Мы знаем, какая у нас судебная система.

Нет, я не думаю, что было бы так.

Как вы сейчас ездите, что-нибудь изменилось?

Ничего не изменилось, я к таким вещам равнодушно отношусь. Так же сзади сижу, смотрю телевизор. Я ведь и тонул, и горел, и аварии уже были.

А как вы оцениваете поведение ГУВД и его начальника Владимира Колокольцева при расследовании ДТП?

До Колокольцева дело не доходило, они уже потом сами объезжали и смотрели там все, а мы работали с одним следователем, он всегда вел себя корректно, и я думаю, что и мы, со своей стороны, себя тоже корректно вели. Следователь пострадал ведь еще тоже, машину ему разбили, нацарапали на капоте, что он не так себя ведет. Я ему сочувствую, нормальный следователь, все делает, как положено. На все экспертизы водили нас, кровь брали, я сдавал, ни от чего не прятался, мы все на виду.

По поводу изъятия видеозаписей с места ДТП что вы можете сказать?

Во-первых, я даже не знаю, где там стоят камеры, какие рабочие, какие нерабочие. Аптек, магазинов близко нет, все далеко, мы на самой середине дороги практически. У нас не было никаких записей, только вот эти фотографии, которые во всех газетах. Поймите, именно я как никто другой заинтересован в видеозаписях. Только они могли бы подтвердить невиновность моего водителя. Хотя наверняка нашлись бы те, кто не поверил бы даже видео.

В целом сейчас у вас какое ощущение — история закончилась или продолжается до сих пор?

Неприятное чувство, чувство обиды осталось. Если бы я узнал, что водитель действительно виноват, тогда можно было бы хотя бы каяться в чем-то, но если каяться не в чем? Если четко невиновен? Если экспертиза показала скорость 35, то на самом деле она же меньше была! Это же плотный поток, из него же никуда не выскочишь.

На резервную полосу как раз.

А в том месте полоса же узкая вот такая, куда там выскочишь. Насколько я понимаю, "Ситроен" понесло — одно колесо шипованное, второе нешипованное. Надо понимать, что это февраль месяц, это раннее утро, гололедик, а его и не видно, как он блестит. А там еще чуть поворот такой, вот ее и понесло. А если она еще и по телефону в этот момент говорила? Две женщины ехали за рулем.

Такое ощущение, что вы ее обвиняете.

Я не обвиняю, я говорю, что мой водитель не нарушал правил. Он же видел, что их понесло, он закричал. А я не видел ничего.

"Только спасибо могу сказать, что он мне такое звание присвоил"

Глава московского ФАР Сергей Канаев в интервью "Власти" сказал, что вы генерал-майор ФСБ и бывший начальник Путина. Что вы об этом можете сказать?

Ему только спасибо могу сказать, что он мне такое звание присвоил.

А на самом деле какое у вас звание?

Я добросовестно срочную отслужил сержантом в авиации, вот даже на руке (Показывает.) самолет наколот. В Германии, да, но я там был в конце шестидесятых, а Путин — в конце восьмидесятых, поэтому мы никак не пересеклись нигде.

Вы с ним не знакомы?

Нет.

И сейчас не знакомы?

Ну как — на Каспий он к нам прилетал, открывал месторождение, на кнопку жал, ленточку резал, вот там мы виделись. Кстати, господин Канаев в своем интервью вашему журналу запустил еще один слух, бросающий тень уже не на меня, а на сестру умершего в августе Сергея Сидельникова. Он намекает на то, что Сергей Сидельников отказался от услуг адвоката под давлением, якобы потому, что его сестра замужем за вице-президентом страховой компании, где застрахован автотранспорт ЛУКОЙЛа. Так вот, сообщаю вам, что компания страхует свои автомобили в компании "Капитал-Страхование" и никакого вице-президента, имеющего родственные связи с семьей Сидельниковых, в этой компании нет.

Хочу еще раз уточнить — в спецслужбах вы не служили?

Не служил. Слухи о том, что я из КГБ, наверное, возникли из-за того, что я в компании отвечаю за безопасность, но безопасность разная бывает, сейчас мы больше экономической безопасностью занимаемся, ну и вот охрана, агентство ЛУКОМ-А. Вот я их курирую.

Тогда интересно, почему в компании за безопасность отвечает человек без опыта работы в спецслужбах.

А как-то это пошло изначально, у нас, кстати, многие с такой биографией. Я по образованию нефтяник.

Но в вашей официальной биографии среди ключевых эпизодов есть и штурм вот этого здания в 1994 году, когда в нем сидел ваучерный фонд "НефтьАлмазИнвест", и освобождение в 2002 году первого вице-президента ЛУКОЙЛа Сергея Кукуры.

В то время, в то смутное время, сидел здесь какой-то йеменец, сидел там со своим фондом, исламский центр открыл наверху, а потом правительство отдало здание нам, Черномырдин подписал постановление. Моя роль заключалась в координации действий наших специалистов с правоохранительными органами.

Это все-таки тоже работа не для нефтяника.

Да, но по должностной инструкции мне президент это поручил. Когда мы только начинали, еще сидели на Люсиновской, а этого офиса не было, я тогда уже отвечал за безопасность, с тех пор так и отвечаю. Был отдел, потом стало управление, сейчас целый департамент, 54 человека в департаменте, занимаемся проверкой договоров, бумажной работой всякой. Вся документация через нас проходит, каждый договор проверяем, очень много денег экономим. С транспортной милицией работаем, потому что недоливы цистерн, их недопущение тоже входит в нашу сферу деятельности.

Кроме безопасности вы за что отвечаете?

Общие вопросы — транспорт, который есть в компании, то есть и по авиации все заявки, путевые листы. Железная дорога, перевозки, сейчас это вывели за пределы компании, но принцип-то остался. Автомобили, там тоже путевые листы. Принимать заявки, автобусы, кого привезти, куда увезти. Связь — "ЛУКОЙЛ-информ" подо мной. И управление морского и речного транспорта. Я Высоцк курировал, Варандей ставил в море, стройку курировал в Ненецком округе, сейчас на Каспии Корчагино запустил.

В иерархии ЛУКОЙЛа вы какой по счету?

Я, наверное, в пятерке нахожусь, потому что я напрямую президенту подчиняюсь. Есть еще вице-президенты, которые под первыми вице-президентами сидят, но я напрямую президенту подчиняюсь.

"На компании это не отразилось, реализация бензина не упала"

Возвращаясь к теме ДТП — общественное мнение полностью не на вашей стороне. Как вы считаете, что должно произойти, чтобы общество изменило к вам свое отношение?

Наверное, не надо искажать то, что в действительности есть. Из меня делать какого-то... Вот как этот Канаев сделал из меня генерала — ну что я тут могу возразить? Я не генерал. Вы говорите об общественном мнении, но я не считаю, что публикации в отдельных СМИ и есть общественное мнение. А при чем тут вообще я? Я виноват лишь в том, что остался жив.

Но если спросить любого прохожего на улице, виноват ли Барков, он скажет: виноват.

Конечно, он скажет, что я виноват. Потому что сложился стереотип, что мы ездим как хотим.

Как этот стереотип сломать?

Как в других государствах. Одну мигалку на страну, президенту,— и все, а то сейчас, чего греха таить, можно купить талон, можно и мигалку купить. Через месяц отберут, потом снова поставишь. Ну что это такое?

Но если будет одна мигалка на страну, вас-то все равно народ не простит.

Если бы народ воочию видел и знал, кто я действительно, наверное, не было бы таких разговоров. Если бы пресса не искажала ничего, а говорила как есть. Надо было этим критикам со мной поехать, двадцать лет на Севере полазить по болотам, может, тогда другой стереотип был бы хотя бы в отношении меня, не знаю про остальных. Я ж не родился за этим столом, я заканчивал восемь классов. Потом училище, потом техникум, потом институт, потом кандидатская. И двадцать лет Севера. Потом сюда попал.

Вы слышали песню Noize MC, посвященную вам?

Нет, не слышал, но мне рассказывали. По-человечески я его понимаю, погибла сестра его знакомой. Поэтому он безоговорочно решил, что в этом виноват именно ЛУКОЙЛ в моем лице. Хотелось бы ему напомнить одну заповедь: "Не суди, да не судим будешь".

Собираетесь судиться?

Ни с кем не собираюсь судиться, пусть останется на их совести, никаких я извинений ни от кого не жду, я сам знаю, что я и мое окружение — мы все не виноваты, а что случилось, то случилось. В каком-то чисто психологическом смысле было неприятно, жена дома даже телевизор не включала, в интернет не лазила. Я — более спокойно, потому что на компании это не отразилось, реализация бензина не упала, добыча нефти не снизилась.

То есть бойкот ЛУКОЙЛа не получился?

Нет, все как было, так и есть.

Но на репутации компании сказалось в любом случае.

Я думаю, что нет. Можно же через раз бойкот устраивать.

То есть вы не боялись, что для спасения репутации компании вам придется из нее уйти, например?

Я думаю, мне никто бы не позволил такого сделать. Тогда бы нам полкомпании надо было бы увольнять — то там авария, то там авария. Если так расставаться со специалистами, то тогда бы, наверное, и надо было какие-то меры принимать. А так все нормально, разве что приказ появился об ужесточении правил перевозки, обязывающий пристегиваться и на заднем сиденье тоже.