Контрапункт по-русски
Анна Толстова о выставке "Le counterpoint Russe" в Лувре
Говорят, что современное искусство в России предпочитает эстетику политике. Современное искусство во всем мире очень политизировано, а наше почему-то не очень. Но его можно понять: от него так долго требовали выражать определенную политическую позицию, что как только появился шанс перестать быть советским или антисоветским, оно и перестало. А еще говорят, что если ты не занимаешься политикой, то она займется тобой. И это похоже на правду.
Когда в 2007 году в Третьяковке Андрей Ерофеев, тогда еще начальник созданного на основе его царицынской коллекции отдела новейших течений музея, сделал выставку про соц-арт и современное политическое искусство, многие были недовольны. Дескать, нечего все сводить к политике — мы же не искусствоведы в штатском, чтобы повсюду видеть одну крамолу. Ведь соц-арт, заставляющий эмблематического Ленина рекламировать "кока-колу", благо советская наглядная агитация и империалистическая реклама использовали одну и ту же красно-белую гамму, думал о провокации на уровне художественного языка, а не об идеологической диверсии. И вообще, о каких соц-артовских традициях можно говорить в 2007 году? Через полгода выставку соц-арта должны были отправить в Париж — и вышел конфуз. Кто-то где-то в высших инстанциях (когда история сделалась достоянием публики, руководители культурных министерств и ведомств начали дружно отрицать свою к ней причастность, и один лишь министр культуры Соколов высказался весьма определенно, что это искусство — "позор России") взял да и запретил вывозить добрую треть экспонатов как политически неблагонадежные. В Третьяковке показывать — пожалуйста, а за границу везти — как бы чего не вышло. Под запрет попал и музейный соц-арт эпохи развитого застоя, а именно карикатуры покойного Вячеслава Сысоева, отсидевшего за них срок еще в СССР, и самое живое и современное искусство: "Синие носы", "ПГ", Владислав Мамышев-Монро, Мария Константинова. Резоны цензуры объяснялись как-то невнятно: якобы целующиеся милиционеры, образ Гитлера, свастика и портреты современных политических деятелей, использованные художниками, могут быть неправильно истолкованы. То есть мы тут понимаем, что это сатира и ирония, а на родине Рабле, Мольера и Вольтера — куда уж им.
Воздух в 2007-м был несколько другой, чем в 2010-м. Одни по привычке во всем видели политический пиар и дешевую рекламу современного искусства, тем более что опусы "Синих носов" происходили из галереи политтехнолога Марата Гельмана. Другие проявили благородство и неожиданный героизм. Например, тогдашний директор Третьяковки Валентин Родионов, защищая репутацию музея, подал в суд на министра культуры, намекавшего, что выставка сделана в интересах отдельных галерей, поскольку набивает цену их художникам. Третьи уже тогда почувствовали что-то неладное в атмосфере. Все это, надо напомнить, происходило на фоне другого процесса: на куратора Андрея Ерофеева и директора Сахаровского центра Юрия Самодурова, поднявших проблему цензуры в проекте "Запретное искусство", подали в суд оскорбленные хоругвеносцы. И история с кастрацией экспортного варианта выставки соц-арта показала, что политическая цензура в современной России положительно существует, а соц-артовский Эзопов язык вновь может войти в обиход.
Нынешний скандал с выставкой "Русский контрапункт" в Лувре на первый взгляд вызывает ощущение полного дежавю. Кто-то где-то в верхах на всякий случай опять запретил к вывозу в Париж вполне соц-артовские по духу работы художника галереи Марата Гельмана. Только фарс этот разыгрался в изменившихся декорациях. Вроде бы, "Русский контрапункт" — важное событие в рамках года "Франция — Россия 2010". С их стороны — главный французский музей и известный куратор Мари-Лор Бернадак. С нашей стороны — две уважаемые институции: Государственный центр современного искусства и Stella Art Foundation — его создательница назначена комиссаром российского павильона на Венецианской биеннале. Представительная выставка: признанные во всем мире художники старшего и среднего поколения, буквально каждое имя — из хрестоматии. Вот, казалось бы, официальный триумф современного искусства нашей взявшей курс на модернизацию страны. Но когда плакаты Авдея Тер-Оганьяна из цикла "Радикальный абстракционизм" пали жертвой цензуры, стало очевидно, каково реальное положение дел с современным искусством в России.
Авдей Тер-Оганьян, даром что он один из лучших живописцев "южнорусской волны", вышедших на московскую художественную сцену в начале 1990-х, и его полотна есть в наших ведущих музеях — в Русском и в Третьяковке — политэмигрант: после перформанса "Юный безбожник" 1998 года его отношения с Русской православной церковью осложнились настолько, что ему пришлось искать политического убежища в Праге, дабы не сесть по печально знаменитой статье 282 УК — за разжигание религиозной вражды. Серия "Радикальный абстракционизм" была вызвана эпопеей с выставкой "Осторожно, религия!", на которой православные экстремисты учинили погром, но дело возбудили не против них, а против кураторов Сахаровского центра, обвиненных по 282-й и оштрафованных. Сделана серия вполне по-соц-артовски: ничего не значащие абстракции подписаны идиотскими заключениями на основе статей Уголовного кодекса, вроде: "Это произведение призывает к насильственному изменению конституционного строя РФ", или "Это произведение направлено на возбуждение религиозной вражды". При всей своей публицистичности, эти работы — образец тонкой и ироничной игры с языком, демонстрирующий абсурдность однозначных политических прочтений произведения искусства. И то, что пожелавшие остаться анонимными цензоры прочли их буквально, говорит лишь о том, насколько некомпетентно у нас руководящее культурой чиновничество.
Однако официальных лиц, которые бы заступились за художника, в 2010-м, в отличие от 2007-го, не нашлось, и это понятно. Все герои цензурных скандалов 2007-го лишились своих постов: Андрей Ерофеев уволен из Третьяковки, для которой собрал превосходную коллекцию, Юрий Самодуров был вынужден уйти по собственному желанию из созданного его руками Сахаровского центра, а защищавшего честь Третьяковки Валентина Родионова отправили в отставку. Не удивительно, что директор ГЦСИ, вместо того чтобы грудью встать на защиту опального художника, заявил, что "Радикальный абстракционизм", многократно показанный на различных выставках в России, попал в состав экспортного проекта по ошибке. При этом существование политической цензуры публично по-прежнему отрицается. Но право отдельных групп и лиц на нее уже узаконено.
Кураторы "Запретного искусства" этим летом были осуждены по 282-й и приговорены к штрафам. Журнал "АртХроника", подробно освещавший процесс и писавший аналитические материалы об отношениях современного искусства и церкви, тоже попал в экстремисты. Роскомнадзор вынес ему предупреждение за публикацию экстремистских материалов, в частности, речь шла о репродукции одного из экспонатов "Запретного искусства", "Иконы-икры" Александра Косолапова, напечатанной в апрельском номере — задолго до того, как выставка получила обвинительный приговор. Теперь прокуратура и отдел по борьбе с экстремизмом ГУВД проводят проверки — внимание бдительных органов к журналу привлек православный бизнесмен Сергей Шмаков. Настолько православный, что смог заполучить на временное хранение в храм при своем коттеджном поселке икону "Богоматерь Торопецкая" из Русского музея — вопреки протестам музейщиков.
В истории с луврским проектом художники победили по принципу "спасение утопающих — дело рук самих утопающих". Авдей Тер-Оганьян призвал коллег бойкотировать выставку, и некоторые их них из солидарности готовы были отказаться от участия в своей первой (и, скорее всего, последней) выставке в Лувре. Угроза международного скандала, видимо, возымела воздействие на Росохранкультуру: в последний момент она разрешила вывезти работы Авдея Тер-Оганьяна из России. Попутно Авдей Тер-Оганьян пытался привлечь внимание к судьбе своего товарища по несчастью — скрывающегося в Болгарии от преследования по 282-й статье художника Олега Мавромати, которому грозит депортация в Россию и, возможно, тюремное заключение. Кажется, без благоприятных последствий для беглеца.
В программе года "Россия — Франция 2010" Лувру предназначались две наши главные, самые парадные выставки: весной — "Святая Русь", осенью — "Русский контрапункт". Контрапункт, что и говорить, вышел строгий, даже суровый: более точно продемонстрировать, как замечательно совмещаются у нас доктрины "Православие, самодержавие, народность" и "Россия, вперед!", было бы трудно. Изначально куратор Мари-Лор Бернадак предложила показать "Русский контрапункт" в подземельях средневекового Лувра: это символически напоминало бы о том, что искусство Ильи Кабакова и его ровесников рождалось в обстановке андерграунда. Судя по всему, этому "позору России" — тем современным отечественным художникам младших поколений, которые наследуют концептуальной традиции — тоже разумнее всего сидеть в подполье и не высовываться. И ведь как чудесно все получается: если ты занимаешься современным искусством, а не маскирующимся под него дизайном, тебе даже не надо думать о каком-то политическом содержании. Оно теперь будет возникать само собой.
Париж, Лувр, до 15 января 2011 года