Вчера Московский арбитражный суд назначил конкурсного управляющего Инкомбанка (см. стр. 7). Фактически это означает начало процедуры банкротства некогда одного из крупнейших банков страны. О причинах краха Инкомбанка корреспонденту Ъ АЛЕКСАНДРУ Ъ-СЕМЕНОВУ согласился рассказать его бывший президент ВЛАДИМИР ВИНОГРАДОВ. Это его первое интервью с августа 1998 года.
— Владимир Викторович, почему Инкомбанк не стал исключением среди других крупных банков и не выжил?
— И не должен был. Все банки, за исключением банка уважаемого г-на Смоленского, который испытывал трудности уже до 17 августа, неплохо себя чувствовали. Но из-за того, что резко изменились курсы валют, поменялись правила игры, платежи по экспортной выручке перестали поступать в страну и не поступали до конца года, банки не смогли существовать.
— Это главная причина?
— Да. Но были и другие. По количеству привлеченных денег физических лиц мы были первыми после Сбербанка — у нас было порядка миллиарда долларов. И когда население пошло массово забирать деньги, мы приняли решение отдавать, потому что надеялись, что правительство примет соответствующие меры. Отдавали честно и сполна. За первые четыре недели выдали свыше $600 млн! Потом из оставшихся $400 млн около $70 млн отдавали с поступлений на счета. При этом, естественно, предприятия перестали нам платить.
Также у нас была задолженность по евробондам на $350-400 млн. Несмотря на то что сразу мы заплатили только процентов 15-20 суммы, все оставшееся с нас взяли после того, как стоимость этих бумаг упала до нуля за два месяца, прошедшие с 17 августа. И все равно все мы не покрыли, потому что платили не вовремя, возникали штрафные санкции, пени. Помимо этого, вы конечно знаете, что Инкомбанк последовательно кредитовал экономику России и прежде всего — промышленные предприятия. Реальный портфель кредитных активов был равен $3,5 млрд. На $1 млрд активы были профондированы деньгами частных вкладчиков. Это именно та треть кредитного портфеля, которая достигала по срочности года и больше.
— Еще говорят, что банк погубили противоречия внутри менеджмента...
— Кроме макроэкономических причин, существует и несколько субъективных, внутренних причин — моя болезнь в 1997 году, и то, что некоторые мои коллеги мечтали занять мой пост, пока я болел. Это председатель наблюдательного совета банка Владимир Грошев, вице-президенты Юрий Мишов, Сергей Марьин, которые пришли в банк не без рекомендации Грошева. Люди, значительная часть биографии которых прошла в ЦК ВЛКСМ. Мне кажется, что, если бы они в то время занимались делом, банк оказался бы более устойчивым во время кризиса. Да, были бы проблемы в связи с большим промышленным кредитным портфелем, но меньше риск в связи с еврооблигационным займом Минфина. Евробонды купили в ноябре, как раз когда я лежал в больнице.
— То есть получается, что банк растащили команды менеджеров, которые работали в своих интересах?
— Я бы не сказал, что это были команды. Просто пока меня чинили врачи, прошло месяцев 9-12... как считать. Я одному из своих коллег — Марьину — сказал: хотели поруководить — берите, принимайте ответственность, я буду лечиться, а потом посмотрим, что вы сделаете. И, к сожалению, они занялись вопросами власти, а не конкретным управлением. Помните, как сказал Ельцин...
— По поводу Инкомбанка?
— Нет, по поводу Коржакова. "Они слишком много брали и слишком много отдавали". Моя вина в том, что я этим людям доверял как самому себе. Переоценивал в лучшую сторону, считал их более грамотными, чем они оказались, считал их более корпоративными. А они оказались испорченными ЦК ВЛКСМ до мозга костей. Это поколение, которое отработало в высших комсомольских инстанциях, особенно в период заката перестройки, испорчено. Может быть, в предыдущих поколениях были люди и потверже, поделовитей, а эти... учились много, но не научились ничему. Сожалею, что в свое время не предпринял решительных шагов и от них не освободился. Хотя пытался это сделать в последующем.
— Когда?
— В конце 1997 года, когда вышел на работу, я обсуждал с Грошевым вопрос, как с ними быть. Сказал, давай что-то делать — они же не работают, только обсуждают, кто будет первым, кто какую будет зарплату получать. Грошев сказал, что поговорит с ними.
— Договорился?
— Сказал, что разошлись в три часа ночи, выпили 0,7 виски, но друг друга не поняли. Сказал, давай посмотрим, как будут работать, подождем. Вот и подождали...
— Непонятно, как же у вас такой прокол с командой вышел. Ведь рассказывали, что у вас все топ-менеджеры проходили тест на лояльность вам и банку на детекторе лжи.
— Такую проверку все менеджеры между январем 1997-го и февралем 1998-го прошли. И, кстати, позже все подтвердилось в соответствии с данными описаниями.
— Но решений тем не менее принято не было. Я не понял. В Инкомбанке кто главный был — вы или Грошев?
— В Инкомбанке все было в соответствии с уставом и законом. В оперативных делах я был главным. Но в разработке стратегии я, конечно, обсуждал с ним такие вопросы. Я не мог снять своей волей первых заместителей: этот вопрос решается на совете банка. Я мог рекомендовать, и все.
К нам пришли иностранные инвесторы, они присутствовали на наблюдательных советах. West LB, Deutsche Bank, ЕБРР уже был акционером. Я не мог устроить скандал в наблюдательном совете. Другое дело, что уже сейчас, постфактум, я думаю, что нам надо было с Грошевым расставаться, когда ему тоже было тяжело. Году в 93-м, когда он ушел из ректоров Плехановского института. А мы ему протянули руку, он восстановил связи, стал председателем попечительского совета Плехановской академии. Я никогда не был против того, чтобы все считали, что банк создан нами совместно, что у нас равный вклад. Хотя это не совсем так.
— Как вы сейчас оцениваете варианты санации Инкомбанка?
— Инкомбанк можно было поддержать только в 1998 году, когда банк еще работал. И только влив $1,5 млрд. А планы — это дымовые завесы, которые должны обеспечить управляющему Алексееву две задачи — главную и основную. Главная задача в том, чтобы как можно дольше быть у власти, а основная — чтобы как можно больше от этого поиметь. Я думаю, что эти проекты направлены только на это. Любой рядовой экономист Инкомбанка вам скажет, что невозможно реанимировать банк, у которого в минусе без форвардов $1,5 млрд, а с форвардами почти $2,5 млрд. К тому же рынок стал намного уже, чем до 17 августа, клиентов уже не соберешь. Вообще, по всем банкам, которым сейчас вернули лицензии, видимо, ЦБ и наша судебная система приняла решение, что товарищам нужно помочь материально. А это неправильно. Банковская система в нынешнем виде не способна помогать народному хозяйству. Она должна быть реформирована, перейти на международную систему бухучета. Должен быть не гигантский Сбербанк, который может столкнуться с кризисом в результате неплатежей крупных корпоративных заемщиков, а 5-7 крупных частных банков, имеющих всероссийскую филиальную сеть. Только тогда можно будет говорить об эффективном управлении финансовыми потоками. Хорошо, что ЦБ сейчас жестко и последовательно контролирует деятельность коммерческих банков, но ему давно пора создать базу данных крупных кредитов. Надо видеть, какие корпорации у кого сколько взяли и когда они перестанут быть способными возвращать их. Не хватает создания корпорации гарантирования частных вкладов с госучастием. Для того чтобы стимулировать участие коммерческих банков в кредитовании промышленных предприятий, особенно производящих экспортную машиностроительную продукцию (в том числе по линии ВТС), давно целесообразно создать аналог немецкого государственного страхового общества "Гермес". Да, для этого нужно свести бюджет с профицитом. Но наше правительство обещает сделать это уже в 2000 году. Иначе мы никогда не будем соответствовать правилам и законам цивилизованного капитализма. Вместо этого у нас еще нарушается закон "О банкротстве кредитных организаций", когда временный управляющий занимается зачетами, а не формированием реестра.
— То есть вы считаете, что Алексеев не должен оставаться конкурсным управляющим банка
— Алексеев сейчас очень много знает, и если он уйдет скоропостижно, то унесет слишком много информации. Поэтому он должен поработать. По-честному передать свои знания еще одному или двум-трем, как решит наш уважаемый суд, конкурсным управляющим. То, что делает Алексеев сейчас, одному Богу известно. Но я точно знаю, что уже после моего ухода из баланса Инкомбанка исчезло $1,5 млрд кредитных активов. А пришли $100 млн в разных валютах, из которых больше $50 млн ушло на содержание аппарата Алексеева. Поэтому он и борется за банк: придет новый управляющий, и нужно будет отвечать на вопросы, по какой цене делали зачеты в регионах, сколько прощено долгов просто так.
— Полтора миллиарда убытков — они где? Говорят, что менеджеры покинули банк не с пустыми карманами.
— Я не могу сказать про это: не пойман — не вор. Наверное, им пообещали в тех структурах, куда они перешли, что если они помогут в разборке Инкомбанка, то у них все будет. А $1,5 млрд — в курсовых разницах. ГКО стоило три единицы, а после кризиса — минус сто единиц. Во всяком случае, по международной отчетности — так. Нас, кстати, подвело и то, что мы готовились с октября 1997 года до июня к продаже 20% акций Дойче банку. И в июне они нам отказали, сказав, что условия в стране не позволяют совершить сделку. А мы очень серьезно готовились к ней, делая суперпрозрачные ежемесячные и ежеквартальные балансы.
— То есть они видели, что у вас уже все непросто?
— Нет, на тот момент у нас все было хорошо. По апрель включительно. Было сделано заявление Черномырдина об экономическом росте, Чубайс неофициально, в тусовке МВФ, говорил про это. Мы бы сделали эту инвестицию, потому что заинтересованность Дойче банка была очень высока. Иногда даже в шутку кажется, что наши конкуренты простимулировали некоторых деятелей в России, чтобы так резко объявить о дефолте и обвалить курс.
— Только для того чтобы нагадить Инкомбанку?
— Для того чтобы такого партнерства не было. Представляете, Дойче банк приходит в страну и в банк таких размеров! Причем мы продавали им 20%, но подписывали опцион на 35.
— И ЦБ давал разрешение на эту сделку?
— С его стороны не было никаких проблем.
— А чем вы сейчас занимаетесь?
— Вместе с коллегами приобрел контрольный пакет в банке, который имел проблемы, — Межрегиональном клиринговом банке. Он небольшой, сейчас абсолютно чистый, прозрачный. Капитал $2 млн. Валюта баланса от $12 млн до $30 млн. Я там скромный акционер, член совета. Создали холдинг из трех лизинговых предприятий. Одно из них СП с "Сибирским алюминием", которое входит в тройку крупнейших лизинговых. Среди направлений его деятельности — проекты по производству и последующей передаче в лизинг самолетов Ту-204 и Ан-140, получившие одобрение в правительстве. Вторая компания — для сделок, найденных на рынке. Третья компания, созданная на Кипре, имеет лицензию Минэкономики и предназначена для инвестиций в форме лизинга импортного оборудования. В настоящий момент все три компании имеют определенные портфели сделок, суммарный объем которых около $50 млн. Из них около $35 млн уже профинансированы. Не расстался и с фабрикой имени Бабаева.
— И как вам после руководства Инкомбанком МКБ?
— Пригласил молодых людей, старой команды нет. Они не испорчены старой доперестроечной системой. Они, конечно, историю плоховато знают, но я им иногда рассказываю, как мы жили, как ошибались.
Будем заниматься корпоративным лизингом и проектным финансированием, организовывать облигационные займы для хороших средних предприятий и некоторых регионов уже с осени этого года. Вопросами управления промышленными проектами, например, в пищевой отрасли. Создали очень дешевую расчетную рублевую карту — "Бэтакард". Она имеет очень неплохие перспективы, и думаю, что есть возможность со временем побороться за создание на ее основе национальной платежной карточной системы.
— С действующими олигархами встречаетесь?
— Конечно. Вот на днях обсуждали с известным товарищем из первой тройки крупных бизнесменов ситуацию вокруг "Норильского никеля". По залоговым аукционам. Я сказал, что этого и следовало ожидать. Все нужно делать по закону. А залоговые аукционы делали по подзаконному акту. Что мешало подождать немножко и принять закон. Хотелось в одно мгновение стать богатым. Кстати, это и во время аукционов было моей позицией. Я говорил: давайте делать приватизацию, но давайте по правилам, по законам. Тендеры проводить в единообразной форме. А не так, когда правила писал твой спарринг-партнер.
— Очень уверенно говорите. Ваше прошлое безоблачно?
— Думаю, что на два порядка безоблачнее, чем у многих.
— То есть проблем с органами у вас нет?
— Нет. Иногда захаживаю в налоговую полицию, приглашают по некоторым вопросам. Как свидетеля. Уголовных дел не ведется. Да я и не напрашиваюсь.
АЛЕКСАНДР Ъ-СЕМЕНОВ