Акциз его императорского величества

150 лет назад, в 1860 году, Александр II решил ввести акцизные сборы с выпускаемых спиртных напитков, заменив ими прежнюю откупную систему торговли водкой.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Питейное планирование

Путь к извлечению максимальной прибыли из самого пагубного пристрастия народа — пития водки — до боли напоминал русские дороги: он был долгим, ухабистым и, как правило, приводил путников туда, откуда они отправились в свое странное странствие. А место это, в полном соответствии с традициями, находилось на распутье, у камня-указателя. На нем, как водится, говорилось, что путь налево — отдать всю торговлю водкой в частные руки и получать мало, но не знать хлопот. Путь направо сулил передачу продажи спиртного в руки государства, увеличение выручки и много-много забот. Средний же путь соответствовал половинчатому варианту — частное производство и торговля под полным контролем государственных мужей.

Каждый из русских государей вскоре после вступления на престол оказывался перед необходимостью такого выбора. Во времена первых царей династии Романовых предпочтение отдавалось государственной монополии, имевшей своеобразную форму. Для всех городов и уездов устанавливался своего рода план по потреблению хлебного вина, как тогда именовалась водка, где оговаривалось, сколько питий и в какие сроки там должно быть потреблено.

Для исполнения царской воли в городах и весях заводились казенные кабаки во главе с управляющими — кабацкими целовальниками, целовавшими крест в том, что не будут красть государевы деньги. А чтобы клятва не преступалась, из числа наиболее состоятельных жителей избирались кабацкие головы, призванные следить за правильным ходом продажи питий. А чтобы у голов с целовальниками не возникало желания, сговорившись, что-либо украсть, предусматривалась еще и круговая порука всех жителей за выплату в казну кабацких сборов полностью и без утайки.

При этом царский двор не трогало то, что недостача питейных денег могла образоваться из-за каких-либо природных катаклизмов, к примеру пожаров, наводнений или эпидемий — моровых поветрий. Все виновные в недоборе средств отправлялись на "правеж", где при помощи кнута и прочих подручных средств с них выбивались недостающие деньги.

Такая методика питейных продаж не отличалась гуманностью, зато позволила к 1680 году сделать так, что водочные доходы стали составлять четверть всех поступлений в казну. Больше приносили только личные — подушные подати, доля которых доходила до 40%.

Однако питейные доходы казны могли быть значительно больше, ведь редкие целовальники и кабацкие головы не использовали служебное положение в личных целях. Судя по сохранившимся документам той эпохи, после выполнения "питейного плана" ответственные люди начинали усиленно работать над получением собственной выгоды. В число способов ее извлечения входили и изготовление неучтенной водки — тайное корчемство, разбавление ее водой в кабаках, а также контрабандный ввоз спиртного из-за рубежа. Да и воеводы и иные чиновники на местах нередко занимались тайным корчемством. А верховная власть, в свою очередь, искала и находила не менее эффективные, но, как обычно, бесчеловечные способы борьбы с нарушениями государственной монополии. Так, выявленных покупателей противозаконных питий пытали до тех пор, пока они не называли имя продавца. А уличенного сбытчика, который, как правило, был одновременно подпольным винокуром, в первый раз серьезно штрафовали, а во второй били кнутом и сажали в тюрьму.

Но вот в периоды, когда распри ослабляли царскую власть, тайное корчемство расцветало буйным цветом, и борьба с ним становилась весьма трудоемким и затратным делом. Именно поэтому после начала самостоятельного правления Петр I оказался на распутье и был вынужден выбирать способ извлечения водочных доходов. Он попытался было провести всеобщую конфискацию перегонных аппаратов, но, убедившись в бесполезности этого метода борьбы с подпольной выгонкой питий, решил отдать водочное производство в частные руки.

А чтобы все-таки не лишаться питейных доходов, Петр обложил винокуров податью, размер которой зависел от объема используемых ими сосудов, а не от количества произведенного хлебного вина, учесть которое было бы достаточно сложно. Новую систему налогообложения лоббировал любимец царя Меншиков, тайно и явно владевший большим количеством винокуренных заводов. После введения новых правил собственными производствами питий начали обзаводиться и многие другие птенцы гнезда Петрова. Так что производство хлебного вина на долгие годы перешло из ослабевших рук государства в крепкие руки государственных мужей.

Откупное регулирование

Государственную монополию на питие возвратила только воцарившаяся в 1741 году Елизавета Петровна. Многие русские историки и экономисты считали, что именно этот ее шаг привел к увеличению доходов казны и нормализации денежного обращения в империи. Однако Семилетняя война с Пруссией оказалась слишком тяжелым бременем для русской казны, и императрица для ее пополнения увеличила цену ведра водки — около 12,3 л — сначала до 1 руб. 88,5 коп., а к 1756 году довела до 2 руб. 23,5 коп. Такая дороговизна вкупе с тем, что армии и чиновникам перестали выплачивать жалованье, привела к новому расцвету тайного корчемства, с которым обедневшие чиновники боролись безо всякого усердия. Так что в итоге на распутье оказался Петр III, а затем и сместившая его Екатерина II.

Вскоре после прихода на трон новая государыня стала склоняться к передаче водочной торговли на откуп. Система откупов существовала исстари и заключалась в том, что власть отдавала сбор налогов, таможню или, к примеру, рыбную ловлю в определенных местах в аренду частным лицам. Довольны были все: князья получали от откупщиков гарантированную ежегодную плату, а откупщики всеми правдами и неправдами старались сделать свой труд не только хлопотным, но и весьма прибыльным.

Правда, в начальный период правления Екатерины II откупная торговля хлебным вином шла параллельно с государственной.

"Питейные сборы при Екатерине,— писал известный русский экономист профессор П. П. Мигулин,— поступали главным образом при посредстве откупов. Вначале их ведала Камер-коллегия и ведала настолько плохо, что даже не могла толком разобраться ни в доходах, ни в расходах от казенной продажи вина. Под надзором камер-коллегии продажа водки в некоторых городах была в заведывании городских магистратов (управлений) и ратуш, в других местах — в заведывании казны через так называемых верных сборщиков, наконец, во многих местах — через откупщиков. При таких условиях царило в этой области множество злоупотреблений, и казна недобирала весьма крупных сумм, ей причитавшихся. Учрежденная для исследования дела комиссия признала в 1766 г. продажу на вере и отдачу винных сборов в заведывание магистратов и ратуш нежелательными и предложила ввести во всей империи откупную продажу питей. Так покончено было с введенной при Елисавете казенной продажей питей".

Тогда же установили и правила откупов.

"Откупами,— писал Мигулин,— возобновляемыми каждые четыре года, ведала сперва та же Камер-коллегия, а затем вновь учрежденные казенные палаты. Продажа на вере казенных питей сохранялась только там, где не находилось желающих взять продажу вина на откуп. При откупах сохранялась исключительная продажа казною, причем казна принимала на себя заготовление вина, которое выкуривалось на частных и казенных заводах, затем свозилось в казенные склады и из них продавалось откупщикам, со своей стороны, заведующим, таким образом, только продажей вина по установленной казною цене. С 1795 г. откупщики уплачивают уже в казну определенную сумму с каждой губернии и обязуются продавать вино не дороже определенной цены".

Откупная система действовала не на всей территории Российской империи. После окончательного присоединения Малороссии оказалось, что там население привыкло к самостоятельному изготовлению спиртного, и потому ломать привычный образ жизни не стали. Также поступили на иных присоединенных к России территориях. Профессор Мигулин писал:

"В губерниях Рижской, Ревельской, Выборгской, Киевской, Полтавской, Черниговской, нынешней Харьковской, Псковской и Могилевской винокурение было свободно, и продажа вина была вольная, но за это платились особые подушные подати. Доходы казны с питей в этих губерниях были ничтожны, хотя, кроме Белорусских губерний, в остальных вольная продажа существовала только в городах, а в сельских местностях введены были откупа".

Однако, как оказалось, откупная система, так же как и государственная монополия, имеет множество изъянов.

"Откупная система порождала также множество затруднений и неудобств,— пишет Мигулин.— Сильно было развито корчемство. Между отдельными губерниями и уездами на дорогах, ведущих к городам и другим населенным пунктам, откупщики ставили надсмотрщиков, наблюдавших за провозимым корчемным вином. Устраивались внутренние заставы, крайне стеснявшие передвижение и создававшие ряд других неудобств".

Впрочем, откупщики гораздо лучше государственных чиновников боролись с тайным корчемством, и повышение цены на водку все-таки приводило к росту доходов казны и откупщиков, а не к росту самогоноварения.

"Цены на вино устанавливались единообразные,— констатировал Мигулин.— В начале царствования Екатерины они составляли 2 руб. 23 коп. за ведро, с 1764 г. были повышены до 2 руб. 54 коп., с 1770 г.— до 3 руб., с 1790 г.— до 4 руб. Сама казна платила за вино в зависимости от состояния урожая в данной местности, развития винокурения и от других обстоятельств от 52 коп. до 1 руб. 3 коп. за ведро в разное время. Чистая прибыль казны от винной торговли определялась в 1763 г. в 4 милл. руб. с небольшим, в 1790-х годах до 9 милл. руб., а в самом конце царствования Екатерины — свыше 15 милл. руб., валовой же сбор превышал 24 милл. руб. Казна вырабатывала на своих заводах всего около четверти производства вина, поступавшего на продажу. В 1790-х годах это производство составляло около 3 милл. ведер".

Мало-помалу откупщики и их приказчики на местах стали превращаться в богатейших людей империи, и оказалось, что они обладают таким неограниченным влиянием, что могут менять не только появившихся при Александре I городничих, но и губернаторов и даже смещать епископов. Естественно, такое перераспределение власти не могло понравиться чиновничеству, и потому в 1819 году произошла новая реформа, отменившая откупы и восстановившая полный государственный контроль за водочной торговлей. Новшеством в ней оказалось то, что государство контролировало оптовую торговлю, отдав розницу — "раздробительную продажу" — частным лицам.

"Министр финансов императора Александра I граф Гурьев,— писал профессор Мигулин,— пытался произвести коренную реформу русских финансов. Он отменил откупную систему обложения питей и ввел казенную продажу вина. По новой системе управление питейными сборами было возложено на казенные палаты и уездные правления. Вино заготовлялось на казенных и частных заводах... Вино продавалось из казенных магазинов и казенных ведерных лавок. Раздробительная продажа вина производилась частными лицами, цена на ведро с 1819 г. была доведена до 7 руб., акциз же с водок был определен в 6 руб. с ведра. Благодаря этой реформе питейные доходы сильно возросли, именно с 53 милл. рублей в 1815-1819 гг. до 77 милл. рублей в 1820 году. Но затем, отчасти вследствие повышения цены на вино до 8 руб. за ведро, а главным образом вследствие злоупотреблений заведующих продажею питей, доход этот в 1826 г. упал до 68 милл. рублей, и казенная продажа питей (уже при преемник Гурьева — Канкрине) была упразднена и заменена снова откупною системою".

Акцизное замешательство

Решения об отмене откупов император Александр II принял в 1860 году, однако для его воплощения в жизнь потребовалось значительное время. Во-первых, нужно было создать структуру, которая станет взимать акцизы. Затем подобрать и расставить на места акцизных чиновников. Но главное, необходимо было сломить сопротивление откупщиков и всего чиновничьего сообщества. Б. К. Кукель, назначенный в 1862 году акцизным управляющим Курской губернии, вспоминал в 1889 году:

"Те, кто были свидетелями откупной оргии, вероятно, не забыли ее до сих пор; откуплено было не одно вино: на откупу состояли, за малыми исключениями, и администрации, и суды; в уездном городе не было служащего на государственной службе, который не получал бы положенной лепты деньгами и вином; никто не стеснялся брать "по чину". Конечно, откупщик платил несравненно щедрее, чем правительство, например: винные пристава, поставленные правительством для охраны интересов казны, получали казенного содержания 114 р. в год, а от откупщиков — по 800 и до 1000 р., кроме вина и наливок по несколько ведер в месяц. Во всех губернских и уездных учреждениях откупщик был как у себя дома; неугодные ему чиновники беспощадно изгонялись со службы; неправда творилась на каждом шагу; сколько возмутительных дел предано было "воле Божьей"; сколько народу томилось по тюрьмам якобы за контрабанду и ссылалось на поселение в Сибирь по настоянию откупщиков. Одному Богу известно, сколькими слезами и человеческими жертвами окуплены те многие миллионы, которые были добыты откупщиками с русского народа".

Как писал Кукель, откупщики, которым разрешалось работать до 1 января 1863 года, оказывали вновь созданному ведомству ожесточенное сопротивление и пытались проделать с ним проверенный годами трюк.

"Прежде всего,— писал Кукель,— мое внимание обратилось на то обстоятельство, что откупщикам было выгодно в последние месяцы их существования увеличить до наибольшего предела продажу своего вина. Этот прием практиковался ими постоянно при переходе откупа из одних рук в другие, в виду чего новый хозяин всегда платил известное отступное старому для того, чтобы тот к концу срока не понижал цен на вино и тем не заставлял бы народ делать запас дешевого вина на первое время нового откупного хозяйства. Ясно, что для казны это было бы убыточно, так как доход с продажи вина в течение первых месяцев был бы очень мал. Вот я и боялся этого для нового акцизного дела в виду того, что цены так называемых "специальных" водок (будто бы высшей очистки, а в сущности — низкопробной сивухи) по закону были произвольны и держались около 12 руб., а простое полугарное вино откупщики обязаны были продавать не дороже трех рублей за ведро, но такого вина в продаже вовсе не было, хотя и было законом установлено иметь его. Понижение цен к концу года до 3-х рублей ясно заставило бы потребителей закупать его на все наличные средства в запас, тем более что откупными агентами распускались в народе разные зловещие слухи относительно предстоящей казенной продажи и дороговизны".

Кукель вспоминал, что ему пришлось заняться изготовлением листовок, в которых разъяснялись новые правила водочной торговли. В ответ откупщики принялись перехватывать эти листовки и покупать их за весьма солидные деньги. Тогда акцизный управляющий выпустил столько листовок, что скупать их стало бы безумно дорого, и трюк с удешевлением водки не сработал. Откупщики предложили ему выкупить все их дело досрочно, что также наносило ущерб казне. Практически все откупщики годами откладывали выплаты положенной платы в казну, и потому за ними накопились миллионные долги. Передав все хозяйство акцизным чиновникам без упоминания об этом факте, они пытались списать с себя эти грандиозные долги. А после отказа акцизного управляющего от подобной операции начали писать самые разнообразные кляузы в столицу.

Жизнь акцизных чиновников после 1 января 1863 года, как вспоминал Б. К. Кукель, легче не стала:

"После 1-го января пришлось вести новую, едва ли не труднейшую борьбу с легионом лиц, кормившихся около откупов, во главе которых были чиновники. Все восстали на акцизный мир с единодушием, достойным лучшей участи. Полиция, хотя и сдерживаемая страхом перед грозным начальником губернии, все-таки где только могла проявляла свое недоброжелательство и распускала под рукою разные сплетни. Даже и почтовое ведомство не упустило случая сыграть роль "моськи" в известной басне. Приняв акцизных деятелей за агентов как бы нового откупного хозяина, почтовые чиновники потребовали своего месячного жалованья, а не получив такового, стали притеснять их при выдаче и приеме корреспонденции; некоторые же почтмейстеры отказывали даже в приеме казенной акцизной корреспонденции".

После долгих мук и борьбы с огромным количеством наветов Кукель получил от своего начальства ценный совет — отгородиться от общества и перестать общаться с дворянским и чиновничьим миром губернии. Вот только отгородится от тех, кого требовалось контролировать, не представлялось возможным. А именно они, как оказалось, и представляли главную опасность для существования акцизной системы.

Производительное сопротивление

Служивший не одно десятилетие акцизным надзирателем С. И. Зосимович оставил весьма занимательные мемуары, в которых описал все тяготы и лишения акцизной службы. Подведомственный ему округ находился у границы Российской империи с Австрией и Румынией, а потому акцизным служащим приходилось вести бесконечную борьбу не только с тайным корчемством, разного рода махинациями официальных производителей спирта, приписками и подтасовками на спиртовых складах, но и с безостановочной контрабандой спирта из сопредельных стран, где он был значительно дешевле.

"В г. Хот., отстоящем в пятиверстном расстоянии от иностранной границы и в прилегающих к такой границе местечках,— население было большею частию еврейское, преимущественно крайне бедное и, в силу своего бедственного положения, занимавшееся контрабандным промыслом, служившим ему почти единственным подспорьем к поддержанию жалкого существования. С душевным прискорбием приходилось преследовать таких пролетариев. В городе, где находилось Окружное Акцизное Управление, группировались акцизные чиновники, и поэтому городское еврейское население в отношении наблюдения за ненарушением акцизных уставов было под особенно-усиленным надзором. Производство частых обысков и выемок у заподозренных в водворении контрабанды жителей заставило их искать какого-либо выхода, и они пошли на компромисс, предложив мне взять от них публично данную в синагогах клятву под названием "Херим" о неводворении контрабанды, а взамен этого разрешить открыть на акциях, кроме существующих в городе, еще один общественный оптовый склад спирта русского производства. Продажа из такого склада спирта до известной степени давала заработок тем из участвовавших в открытии склада лицам, которыя лишились материальных средств от прекращения сбыта водворенного контрабандного спирта. Для открытия общественного оптового склада никакого препятствия не встретилось, но относительно клятвенного обещания, не разрешаемого официальным путем, я согласился принять конфиденциально, зная насколько, что местное еврейское население свято чтит такого рода обещания, произнесенные в синагогах. В течение всего обусловленного обещанием двухгодичного срока в городе не водворялся контрабандный спирт евреями и они еще сами способствовали задержанию контрабандистов, давая знать акцизному надзору о тех лицах, какие пытались проносить спирт из-за границы".

Однако этот эпизод Зосимович относил к числу редких успехов, поскольку в остальных частях вверенного ему акцизного округа контрабанда спирта продолжалась, несмотря на все усилия пограничной стражи и усиление акцизной стражи, численность которой в округе была увеличена в разы — до 150 человек. На ужесточение контроля контрабандисты отвечали ужесточением сопротивления, и, как вспоминал акцизный надзиратель, на него даже устраивались засады на лесных дорогах, где его пытались если не убить, то всерьез запугать. Смертью едва не закончилась и предпринятая им проверка одного из спиртовых заводов округа. На каждом из них имелся "виноизмерительный снаряд", учитывавший количество изготовленного спирта, и на многих заводах с этим снарядом производились разнообразные манипуляции.

"Получив сведения о том, что на винокуренных заводах соседних к моему акцизных округов практикуются какие-то приемы для тайного получения спирта, я отправился на один из винокуренных заводов вверенного мне округа. Прибыв на этот завод вместе с полицейским приставом, я обнаружил, что для похищения спирта заводчик нарушал акцизные знаки, обеспечивающие доступ к внутренним частям контрольного виноизмеряющего снаряда, для чего разрезал казенную бечевку, на которой были навешаны пломбы и печати, вскрывал снаряд и произвольно ставил показание счетчиков снаряда, уменьшая количество выкуренного на заводе спирта, и, таким образом, часть его утаивал от оплаты акцизом... Открыть эту проделку заводчика было не легко... После этого открытия бывшие на заводе и принимавшие участие в производстве винокурения евреи тотчас скрылись в ближайшем к заводу лесу. Едва удалось задержать одного главного администратора — управляющего заводом... До прибытия Судебного Следователя мною было предложено Становому Приставу принять меры охраны от расхищения спирта и заводского имущества, для чего были вызваны местные сельские власти с тридцатью крестьянами и размещены вокруг винокуренного завода. В избе, где отведено помещение для приезжающих лиц акцизного надзора, я обратился к управляющему заводом с просьбою заказать в селении обед. Спустя некоторое время принесены были мясные котлеты и хлеб. Вскоре после принятия пищи у меня появились боли в желудке и, когда перешли в нестерпимые спазмы, то не оставалось сомнения в том, что они вызваны отравленной ядом пищей. Принятыми тотчас же мерами у меня была искусственно вызвана рвота, облегчившая несколько страдания. Послали за доктором, но, по отдаленности места пребывания, доктор мог приехать только на другой день".

Как оказалось после приезда врача, акцизного надзирателя пытались отравить мышьяком, которым посыпали котлеты. И в ту же ночь подкупленные владельцем завода крестьяне-охранники собирались поджечь дом, где спали Зосимович и его спутники. Подобную жизнь выдерживали не многие, и мало-помалу принципиальные акцизные чиновники начали покидать эту опасную и неблагодарную службу. А их места занимали те, кто хотел и умел договариваться с нарушителями Питейного устава.

Так что после первых успешных лет сбора акцизов власти для поддержания и увеличения уровня водочных поступлений в казну пришлось прибегнуть к увеличению акцизов. Если в 1860 году решили взимать 4 коп. с градуса спирта, а в 1864 году подняли его до 5 коп., то к 1873 году довели до 7 коп.

"Наиболее крупное поступление в последние два года откупов (1861-62),— писал профессор Мигулин,— составило в среднем менее 125 милл. руб., а первый же год акцизной системы (1863) дал уже 138 милл. руб. Впоследствии этот доход колебался, но в 1874 году он превысил 200 милл. руб., а в 1880 г. дошел до 222 миллионов руб. В деле этого повышения поступлений огромную роль сыграло увеличение населения и рост его благосостояния, но несомненно, что в распоряжение государственного казначейства поступила и часть доходов, ранее остававшихся у откупщиков".

При всем том акцизная система вызывала огромное недовольство, и не только у тех, кто оплачивал акцизы. Созданная система стимулирования качественного изготовления спирта привела к тому, что мелкие дворянские винокуренные заводы, служившие столетиями основой экономического процветания поместий, становились нерентабельными и закрывались. В тяжелом положении оказывались и свободные теперь крестьяне, с выгодой продававшие на эти заводы свое зерно.

Резкое недовольство акцизной системой высказывала пресса: публицисты обвиняли акцизное ведомство в злонамеренном снижении цены водки, что, по их мнению, вело к спаиванию народа. Это негодование существовало и во всем русском обществе. Раздражение общества вызывало и то, что суды были завалены делами о нарушениях Питейного устава, которые общество считало придирками акцизных чиновников с целью получения взяток с содержателей заводов и питейных заведений.

А экономисты писали о том, что английскую акцизную систему скопировали не до конца и по-настоящему свободной торговли и конкуренции из-за ограничений на открытие питейных заведений и лавок так и не получилось. Словом, все в очередной раз оказалось не так, и император Александр III вновь оказался перед проблемой, как собирать водочные доходы в казну. В 1894 году он принял предложение о возвращении к государственной монополии в спирто-водочной торговле, но осуществили эту реформу уже после его кончины.

Ныне вопрос о водочном акцизе и его увеличении снова стал предметом дебатов между министром финансов Алексеем Кудриным и его оппонентами. Если судить по истории вопроса, это означает только одно: нескончаемое блуждание по путям извлечения максимальной прибыли из самого пагубного пристрастия народа будет продолжаться.