ГМО — всему голова

Генно-модифицированные организмы (ГМО) в последние годы стали в России главной потребительской страшилкой. Благодаря деятельному участию высших чиновников в их опасность поверило большинство граждан, а производителей еды заставили раскошелиться на сертификаты со штампом "Не содержит ГМО". Поэтому недавнее заявление Геннадия Онищенко, назвавшего ГМО благом для России, многим показалось эпатирующим. Однако научное сообщество склонно считать эпатажем бездоказательные заявления о вреде ГМО.

АНАСТАСИЯ КАРИМОВА

Генно-модифицированное благо

11 октября на заседании Международного клуба агробизнеса в Москве главный санитарный врач России и руководитель Роспотребнадзора Геннадий Онищенко назвал генно-модифицированные продукты благом для России. Аргументы: биотехнологии позволяют в очень короткие сроки изменять живые организмы так, как это выгодно человеку. К тому же около 40% мяса на российском рынке — импорт, а в Южной и Северной Америке сельскохозяйственных животных откармливают генно-модифицированной соей. Наконец, "науку все равно остановить нельзя". При этом глава Роспотребнадзора признал, что видоизменение генной природы организма может происходить не только во благо человеку, но и во вред, поэтому важно обеспечить адекватный контроль за свойствами ГМО.

По мнению Геннадия Онищенко, государство не может дать всем гражданам "органик фудз" (безупречную с экологической точки зрения пищу), то есть, помимо того что ГМО — хорошие, им еще и попросту нет альтернативы. На восклицание председателя комитета Госдумы по аграрным вопросам Валентина Денисова о сенсационности этого заявления Онищенко ответил, что ничего сенсационного здесь нет: он давно за генно-модифицированные продукты.

Ботва на макушке

Первое трансгенное (генно-модифицированное) растение — табак — было получено в1985 году. С тех пор споры о безопасности ГМО не утихают. В 1998 году британский ученый Арпад Пуштай, проводивший исследование токсичности картофеля с геном лектина подснежника, встроенного для повышения устойчивости к вредителям, заявил, что у крыс, питавшихся картофелем, наблюдались нарушения функций внутренних органов и подавление иммунной системы, и сделал вывод об опасности трансгенной пищи. Это заявление подверглось сильной критике за неподобающую подготовку опытов. Институт Роуэтта, в котором работал Пуштай, отказался продлевать его ежегодный контракт. В России большой резонанс вызвали исследования Ирины Ермаковой из Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН — она изучала воздействие на здоровье крыс и их потомства одного из сортов генно-модифицированной сои. По утверждениям Ермаковой, введение этого сорта сои в рацион крыс привело к ряду отрицательных физиологических эффектов. Однако и эти опыты подверглись критике ее коллег из разных стран.

Единого мнения по поводу ГМО может не быть даже в рамках одного института. Например, в 2008 году фонд "Династия" посвятил трансгенам круглый стол. Виталий Пухальский, руководитель лаборатории Института общей генетики, заявил на этой встрече, что предугадать пользу ГМ-продуктов можно, а риски — нельзя. "Если трансгенную пищу съест взрослый человек, то ничего страшного не произойдет, но если такими продуктами будет питаться беременная женщина, то это может повлиять на гормональный статус плода",— предположил ученый. С ним не согласился директор института Николай Янковский, который считает, что генетически модифицированная пища безвредна: вот едим мы, скажем, кукурузу, в каждой клеточке которой 50 тыс. генов. Ну и что, что в ГМ-кукурузе один из генов модифицирован? Такое могло бы произойти и в рамках привычной селекции. Не говоря уже о том, что к трансгенным продуктам применяются гораздо более жесткие критерии контроля качества, чем к обычным.

У промышленников свои аргументы. По данным Российского зернового союза, выращивать ГМ-культуру в среднем на 20% дешевле, чем традиционную. Президент зернового союза Аркадий Злочевский сообщил, что в последние годы на Дальнем Востоке из севооборота выпал 1 млн га посевной площади, и существует только два способа ее вернуть: либо тратить деньги на "химию", чтобы восстановить плодородие земель, либо использовать для посевов неприхотливые и устойчивые к вредителям ГМ-культуры. При этом, по подсчетам экономистов, на "химический" путь придется потратить на 150% больше средств, чем тратится сейчас на все сельское хозяйство в этом регионе.

Простые потребители, конечно, не следят за всеми этими дебатами. В массовом сознании прочно поселились мифы о модифицированных помидорах с геном камбалы или о том, что главное блюдо в популярном в Москве фаст-фуде "Крошка-картошка" — картофель — своими размерами обязан достижениям генной инженерии. То же самое принято думать и о курах-бройлерах, которые набирают вес так быстро, что, если их вовремя не забить, они, отяжелев, не смогут передвигаться. На самом деле, объясняет Андрей Комаров, директор по развитию компании "Биоком", занимающейся исследованием продуктов питания на наличие в них ГМО, во всех упомянутых случаях речь идет исключительно о "мутантах", полученных с помощью обычной селекции. Генетически модифицированных кур в пищевой промышленности никто не использует, а отсутствие ГМО в той же "Крошке-картошке" было доказано в ходе лабораторной проверки экологами из "Зеленого патруля".

Отдельные интернет-деятели иронизируют над массовым страхом, что модифицированные гены способны встроиться в наш организм. "Если бы наша пищеварительная система не представляла собой биореактор, наполненный едкой соляной кислотой, активными ферментами, химикалиями, фильтрами и прочим оборудованием, а наши клетки были бы открыты для любых генов извне, то у нас бы выросли рога от первой же мясной котлеты, а ботва на макушке — от котлеты вегетарианской",— пишет известный блогер Лео Каганов.

"Основная проблема ГМО — информационная,— согласен Комаров.— Девяносто процентов того, что люди думают о ГМО, не имеет отношения к действительности". По мнению эксперта, принципиальной разницы между традиционной селекцией и трансгенезом нет: человечество, по словам эксперта, "десять тысяч лет выращивало уродов, которые в естественных условиях расти не могут".

Комаров показывает на мониторе своего компьютера изображения предшественников привычных нам овощей — капусты, моркови и картофеля. Выглядят, как обычные сорняки. "Растения, которые мы употребляем в пищу, существенно отличаются от тех, что растут в природе,— объясняет Комаров.— Человек, занимаясь земледелием и скотоводством, давно нарушает закон естественного отбора, но это почему-то никого никогда не смущало. В XX веке традиционная селекция прибегала к радиационному и химическому мутагенезу, но это не значит, что новые виды растений, полученные такими способами, вредные". "В селекции используются только близкородственные связи,— считает координатор генетической программы "Гринпис России" Наталья Олефиренко.— Селекция не предполагает внедрения чужеродных генов. Трансгены — это химеры. Данные исследований ГМО, проведенные крупнейшими российскими институтами, засекречены, объективной информации, подтверждающих их безопасность, нет".

Однако, если верить Комарову, большинство известных нам "извращений" было получено и без генной инженерии. Из новостей: швейцарскому садоводу Маркусу Коберту в этом году удалось вывести сорт яблок, по виду напоминающих помидоры — с красной сочной мякотью.

Тогда как селекционеру для выведения нового сорта могут потребоваться десятилетия (Маркус Коберт выводил свои "ябломидоры" 20 лет), генному инженеру для создания новой "линии" хватит и года, однако на необходимые проверки уйдет еще семь--десять лет. По словам Комарова, на этом этапе часть новых сортов бракуется, например у сои с геном ореха на испытаниях выявились аллергенные свойства, поэтому были введены ограничения на применение нового сорта.

Стоимость создания одного ГМ-сорта растения в США, по словам эксперта, может достигать $150 млн — значительная часть средств уходит на испытания. По этой причине созданием новых линий в России никто не занимается — нет инвесторов. Сейчас в США разрешены к употреблению более сотни линий ГМ-растений, в Европе — около 60, у России — только 17, при этом, как отмечает Комаров, эти линии можно завозить в Россию, но нельзя их здесь выращивать в коммерческих целях. По данным исследований Brookes & Barfoot, самые популярные модифицированные растения — это соя, кукуруза, рапс и хлопок, причем основная масса продукции не предназначена для потребления человеком — из кукурузы получают спирт, на котором работают автомобили, сою и рапс используют для кормления животных.

Колбаса из пробирки

Андрей Комаров просит не записывать его в сторонники ГМО. Дело, видимо, не в том, что он опасается прослыть чудаком от науки, но в специфике работы его компании — "Биоком" проводит заказные исследования продуктов на содержание ГМО, одним из крупнейших заказчиков является Общенациональная ассоциация генетической безопасности (ОАГБ), известная критикой производителей продуктов питания, якобы использующих в своей продукции ГМО.

Исследования продукта на наличие ГМО длятся, как правило, два рабочих дня. Лаборатория состоит из цепочки комнат. В первой от продукта отрезается крошечный кусочек (но так, чтобы в пробу попали все элементы состава продукта — жир и мясо из колбасы, например), который кладут в пробирку. Далее происходит процедура выделения и очистки ДНК с использованием специализированного оборудования (центрифуг, термостатов). Во второй комнате с помощью другого оборудования — амплификатора — и реагентов происходит полимеразная цепная реакция — увеличение числа специфических фрагментов ДНК, выделенной на первом этапе. Амплификатор в режиме реального времени определяет наличие или отсутствие фрагментов генетически модифицированной ДНК и выдает результаты на монитор компьютера. Это же оборудование позволяет получать и количественные результаты — сколько процентов ГМО содержится в продукте. По словам руководителя лаборатории Ильи Цветкова, в неделю в лаборатории делают по 250 анализов.

И хотя по своим свойствам конфета, содержащая в себе генно-модифицированную сою, ничем не отличается от любой другой конфеты, наличие измененного фрагмента в ДНК может нанести существенный репутационный ущерб производителю. Контрольные закупки в магазинах с последующим опубликованием черных списков проводил "Гринпис" и ОАГБ. В списки "Гринпис" попали компании "Дарья Полуфабрикаты", "Кампомос" и "Лианозовский колбасный завод", ОАГБ также обвинила в использовании ГМО компанию "Нестле". Позже компания подала в суд иск к ОАГБ о защите деловой репутации. По словам менеджера по корпоративным коммуникациям "Нестле Россия" Марины Зибаревой, "Нестле" предоставила достаточно доказательств, что продукты для детского питания не содержат ГМО и что обвинения Общенациональной ассоциации генетической безопасности безосновательны. Однако иск был судом отклонен. "Решение суда было основано лишь на процессуальных формальностях,— убеждена Зибарева.— Суд так и не рассмотрел дело по существу. Судья не вынесла решения в отношении того, содержится ГМО в наших продуктах или нет".

Государство периодически предпринимает более или менее успешные попытки "навести порядок" в генной инженерии. "Закон "О защите прав потребителей" обязывает производителя маркировать продукцию, если в ней содержание ГМО превышает 0,9% от каждого ингредиента. Однако за пять лет мониторинга продовольственного рынка мы ни разу не встречали такую маркировку. Не информируя о наличии ГМО в продуктах, потребителя фактически лишают осознанного выбора",— говорит директор ОАГБ Елена Шаройкина.

Девятого октября Дмитрий Медведев подписал поправки к закону "О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности", дополнив закон положением о том, что "генно-инженерно-модифицированные организмы, предназначенные для выпуска в окружающую среду, а также продукция, полученная с применением таких организмов или содержащая такие организмы, подлежат государственной регистрации в порядке, установленном правительством Российской Федерации". Хотя эти поправки по сути ничего не меняют, они, по крайней мере, означают, что государство помнит о проблеме. Это очень важно, причем не только для трансгенной продукции. Взять для примера хотя бы экологическую катастрофу, которую вызвал выведенный еще до генной инженерии борщевик Сосновского. Растение, одобренное после ВОВ как сельхозкультура, и росло стремительно, и вредителей не боялось. Идеальный силос, если бы не одно "но": молоко коров, которые его ели, становилось горьким. В итоге устрашающее достижение советских селекционеров, которое колхозники прозвали местью Сталина, распространилось чуть ли не на полмира.

Козы-продуценты

"Бывший мэр Москвы Юрий Лужков был одним из самых больших противников ГМО,— вспоминает Елена Шаройкина.— В 2007 году в столице были внесены поправки в закон города Москвы "О продовольственной безопасности", запрещающие приобретение продуктов, содержащих ГМО, за счет бюджетных средств. Была введена система добровольной сертификации, в рамках которой производители продуктов питания могут проводить анализ своей продукции на наличие в ней генно-модифицированных организмов (ГМО) и получать специальную маркировку "Не содержит ГМО". Мэр хотел создать в Москве "зону, свободную от ГМО". В ущерб, конечно, свободе рынка: чиновники могли потребовать, чтобы сетевые ритейлеры не закупали продукты без маркировки "Не содержит ГМО". Все это было похоже на профанацию: производитель сам приносил образцы продукции на проверку в лабораторию, и после этого никто не осуществлял контрольные закупки".

"Маркировка об отсутствии ГМО стала сугубо маркетинговым, а не информационным приемом,— считает директор по исследованиям MA Symbol-marketing Алексей Кобяков.— Ожидать, что производители и дистрибуторы будут честно информировать потребителей, особенно в глубинке, о трансгенах, чрезмерно оптимистично". Однако маркетинг оказался весьма успешным: в 2005 году, вспоминает Кобяков, согласно опросу ВЦИОМа, 86% россиян выступили против выращивания трансгенных культур, а 95% — против использования ГМО в продуктах питания. Понятно, что в такой ситуации тема ГМО способна нанести производителю серьезный репутационный ущерб. Обзвонив несколько крупнейших производителей продуктов питания из числа тех, что попадали в черные списки "Гринпис", корреспондент "Денег" убедилась, что эта тема едва ли вызывает у них энтузиазм. В "Нестле" свою позицию сформулировали сдержанно: "Учитывая предпочтения потребителей в России и странах СНГ, мы не используем генетически модифицированные ингредиенты в пищевых продуктах". При этом интересно, что потребители на Западе не видят в продуктах с ГМО никаких причин для страхов.

Свою лепту в формирование негативного имиджа ГМО вносят и лидеры страны. Например, Дмитрий Медведев два года назад сказал в одном из интервью, что любит "хорошие продукты, а не генно-модифицированные". "Технологии у нас, может быть, не всегда такие эффективные, как на Западе, но они гораздо более щадящие в отношении здоровья потребителя. Мы практически не пользуемся генной инженерией. Мы знаем, сколько проблем с этим. У нас этих проблем, слава богу, пока нет",— это слова Владимира Путина в 2006 году.

Выходит, что заявление Онищенко идет вразрез с "генеральной линией". "Я не могу найти объяснения такому поведению чиновника, который отвечает за здоровье и безопасность граждан",— говорит Елена Шаройкина. С другой стороны, действительно ли до сих пор у чиновников было единое мнение по этому вопросу?

Правительство России несколько лет назад выделило Институту биологии гена РАН $20 млн на создание трансгенных коз. Генная инженерия в животноводстве применяется пока преимущественно в фармацевтических целях,например канадские трансгенные козы производят в составе молока белок паутины, который используется в медицине в качестве шовного материала и для лечения различных ран. По словам Игоря Гольдмана, директора Российской коллекции генетического материала в Институте биологии гена РАН, на эти средства была выведена особая порода коз, в молоке которых содержится белок лактоферин. Ранее его можно было получить лишь из женского грудного молока. Лактоферин необходим, чтобы предупредить заболевание младенцев гастроэнтеритом, а поскольку сейчас все больше женщин сталкиваются с проблемами при грудном вскармливании, возникла необходимость его искусственного выведения. Ученые уже вырастили целую популяцию коз и даже нашли инвестора, готового заниматься их разведением в коммерческих целях. "Наша программа была одобрена высшим руководством страны,— уверяет Гольдман.— Правда, нас убедительно попросили называть этих коз не трансгенными, а козами-продуцентами".