День защитника отечества. Вместе и в таком порядке поставленные, эти слова вызывают ощущение какого-то иного времени и уж точно другого места. Здесь и сейчас — это законный повод отметить, независимо от воинского звания и степени принадлежности к армии, свою принадлежность к мужской половине страны. Не нарушая традицию, "Ъ" отмечает очередной ДЗОТ. Где "тэ" — это просто точка в конце праздника.
В качестве подарка к этому дню спецкорреспондент "Ъ" Александр Кабаков написал балладу.
В детстве всякий нормальный человек хочет быть моряком, пожарным или, при самом большом невезении, дворником с правом поливать мостовую из брезентового шланга, пускающего узкую боковую струю воды из протертого сгиба — если наступить где надо. Варианты касаются моряка. Некоторые согласны на летчика, танкиста в кожаном шлеме с валиками, мотоциклиста с пулеметом на прыгающей коляске.
А спустя некоторое время приходит повестка. Бродишь по дико холодному военкомату, останавливаясь без трусов перед девушкой-отоларингологом и склоняясь в покорной позе перед пожилым майором-хирургом. Являешься в старой куртке и драной кроличьей шапке, со старательно, но безуспешно спрятанной в рюкзаке водкой,— команда восемьдесят один, строиться!
Пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди — быстро, салабон штопаный — первый взвод, заканчивать помывку, второй взвод — одиннадцать подтягиваний в зачет — кухонный наряд, надеть подменку и на смену, уроды — эй, петух комнатный, объявляй дни до дембеля, давно на ушах не стоял — товарищ капитан, отделение выполняет хозработы по обустройству территории — пять-де-сят пя-тому дню до при-каза: звездец, звездец, звездец, налива-ай! — па тунд-дре, па широкой да-роге!..
Срочная служба в советской армии отличалась от советской зоны только тем, что брали не по статье, а по возрасту, а отпускали без судимости. Основным оружием бойца (солдатом советского рядового называл только окликающий его в самоволке комендантский патруль) в мирное время была и остается лопата штыковая и совковая, носилки дощатые и тряпка для мытья полов из гимнастерки четвертого срока, намотанная на черенок от лопаты же с прибитой поперечиной. Романтика и армия при близком рассмотрении оказываются понятиями куда более несовместными, чем гений и злодейство, приказ и выполнение. Автомат АК-47 (позже АК-74) нормальный воин видит два-три раза за службу: стрельбы перед присягой, во время окружного смотра и, может, еще разок по случаю. Рукопашные бои случаются чаще: со стройбатовцами, попавшими в увольнение одновременно, с товарищами-однополчанами за скамейку на просмотре фильма "Солдат Иван Бровкин на целине" или "В зоне особого внимания" в гарнизонном клубе и во время ежевечерних неуставных отношений — впрочем, это явление не такое уж универсальное, как теперь представляется обществу.
Офицерский корпус живет веселее. Во-первых, в беседах с проклявшими день своей свадьбы женами, куря потом на общей кухне офицерского барака, в сапогах на босу ногу и казенных майках. Во-вторых, в подготовке во время дежурства по пустому штабу под шорох мечущихся среди документов и огрызков закуски крыс к сдаче экзаменов в академию. В-третьих — во-сем-надца-тому году до пен-сии: звездец, звездец, звездец, налива-ай!.. па тунд-дре!..
Так они и жили. Так и живут — те, кто жив после всего, что было между восьмидесятым и девяностым, между девяносто четвертым и девяносто шестым. Не больно романтично. Совершенно непохоже ни на какое кино.
Но как в каждом колхозе знали, что наш председатель, конечно, вор и пьяница, но вон там, за холмом, там все в порядке, их по телевизору показывали,— так и в каждой части жила и живет легенда о каком-то спецназе, где учат рубить руками кирпичи, стрелять с двух рук по-македонски в падении, выживать не то что при гарнизонной кухне, на перловой шрапнели и вареном минтае, но просто в болоте и пустыне, питаясь змеями, понял? Рязанцы, понял, они даже по кухне не дневалят, подавальщицы и все такое, а сами все время на стрельбах, мишень очередью перерубают. У них даже не "калаши", представь, а американские М-16 и еврейские "Узи", чтобы владели, они ножи на звук кидают. Их японец учит карате и один наш, в маске, он вообще засекреченный...
Пацаны, даже если их обрядить в линялое хэбэ или рваный камуфляж, остаются пацанами. Метя плац или стартовую площадку, перемывая вторую сотню алюминиевых мисок или чистя второй центнер полугнилой картошки, они, перебивая и привирая, рассуждают о калибре и надежности "Беретты" в сравнении со "стечкиным", который, конечно, зря с вооружения сняли, классный был пистолет, недаром его наши спецы любят... Глаза горят, сказка сказывается, жизнь идет сама по себе.
С одним настоящим я возвращался из Чечни. Он был весь в черной бороде, черно-сером городском камуфляже и оружии. Вверх прикладом висел за плечом длинноствольный АК с подствольником, болтался на поясе в польской, нештатной кожаной кобуре знаменитый "стечкин", и нож, конечно, отличный нож английского десантника — где достал, где достал... купил! — высовывал рукоятку из-за короткого голенища. Рэмбо дико кашлял и в связи с диагнозом "двустороннее воспаление легких" эвакуировался в центральный госпиталь. Скулы его над бородой горели температурным огнем, глаза плыли в лихорадке. Он курил, стоя поближе к аппарели транспортного "Ила", ожидая команды на посадку и — совершенно как в кино — исподлобья оглядываясь, будто ожидая немедленного начала стрельбы со всех сторон залитого жидкой грязью моздокского военного аэродрома.
В самолете мне, естественно, не хватило места, и я присел на пол возле поплывшей вверх, закрываясь, аппарели, на которой поднимались четыре прямоугольных ящика из свежего дерева. Ему, как ни странно, не хватило места тоже, он присел рядом, буркнув: "На двухсотый не опирайся". "Я понимаю",— ответил я, отодвигаясь от ящиков. "Будешь?" — спросил он после этого, вытаскивая из сумки со стершейся надписью Adidas бутыль мутно-красного напитка, в котором я уже мог сразу опознать полуфабрикат с разбитого грозненского коньячного. Когда мы, как положено, под три тоста, из которых последний за тех, допили, я уже многое знал про капитана спецназа внутренних войск: квалификации снайпера, подрывника, водителя всех боевых машин, радиооператора. Шесть горячих точек за шесть лет, два ранения — одно проникающее, однокомнатная на четверых, старшей десять, младшему пять, миллион триста с командировочными в месяц. К духам относится нормально, у них своя война, у нас присяга, Ельцин сам ничего, но вокруг воры, в охранную структуру уйти можно, но пока как-то не готов, понимаешь, я ж офицер, ты пойми, я ж учился воевать, а не холуем дверь в "мерс" открывать... Потом он лег на спину, прямо на рифленый пол, и заснул. Пистолет в кобуре он передвинул на живот, а автомат как-то приспособил вроде подушки.
И спал до самой Чкаловской.
А в Чкаловской стояли строго по уставу обряженный майор и двое солдатиков в волосатых шинелях и направляли всех в рамку металлоискателя на предмет обнаружения скрытно вывозимого из зоны боевых действий оружия. Моему знакомцу в рамку не требовалось, он обогнул ее и не торопясь, махнув мне на прощанье, со всем своим металлом направился к выходу из КПП.
— Боец,— окликнул его майор,— оружие под расписку сдать!
Боец остановился, постоял немного и, повернувшись, пошел к майору. Честно говоря, стало очень страшно.
— Я не боец,— сказал он и надолго закашлялся,— я тебе, майор, не боец, а капитан внутренних войск.
Постоял еще немного молча, чуть покачиваясь от температуры, потом пожал плечами.
— А оно тебе нужно, мое оружие, майор?
Майор не ответил.
— Ладно,— Рэмбо еще немного подумал, потом сбросил с плеча автомат, расстегнул пояс и стащил с него кобуру с пистолетом.— А мне не нужно. Расписку давай.
— А нож? — неуверенно напомнил майор. Бородатый, не ответив, уже решительно пошел прочь и обернулся только от дверей.
— А нож у меня охотничий и зарегистрированный, ты понял, майор? И со стволами осторожней, не поранься. Это такое говно, стволы — стреляет, понял?
Вот, собственно, и все.
БУКВЕсли кто еще верит в романтических профессионалов убийства, в стрельбу, когда враги просто падают, как картонные силуэты, и не видно развороченных пулей со смещенным центром затылков, из которых выползают серые потеки мозгов; перерезанных очередью голых вспухших животов, внутри которых переливается, течет нечто сине-багровое; располосованных глоток, в которых пузырится розовая пена...
Если кто еще с упоением рассматривает на расплодившихся прилавках оружейных магазинов помповые "ремингтоны" и "макаровы" с гражданским названием ИЖ, мечтательно прикидывая убойную и останавливающую силу...
Если кто еще чувствует сладкие мурашки на спине, глядя на телевизионный экран, по которому марширует парадный расчет голубых беретов...
В общем, пусть такой романтик разыщет этого малого, который, надеюсь, вылечился от своей пневмонии и нашел себе какую-нибудь приличную работу. Хотя, конечно, без стволов вряд ли — профессия есть профессия. И пусть поздравит его с военным праздником.
Интересно, что он услышит в ответ.