На прошлой неделе прошло ежегодное заседание Консультативного совета по иностранным инвестициям (КСИИ) при правительстве РФ, в ходе которого главы крупнейших международных корпораций рассказали премьеру Владимиру Путину о том, как они видят развитие своего бизнеса в нашей стране и что мешает осуществлению их планов. А по окончании заседания управляющий партнер компании Ernst & Young по России и координатор иностранных участников КСИИ Александр Ивлев рассказал спецкорреспонденту "Денег" Петру Рушайло о своих впечатлениях от нынешнего состояния российской экономики, о том, что мешает иностранным инвесторам и что они предложили российскому премьеру. А также о том, в чем главная идея проекта Сколково, в котором Ernst & Young участвует как консультант, и почему этот проект некорректно сравнивать с Силиконовой долиной.
"Нельзя говорить, что кризис пошел на пользу компаниям, как это было в 1998 году"
Как вы оцениваете нынешнее состояние российской экономики? Можно ли говорить, что закончился кризис?
— Мы видим, что в России происходит повышение внутреннего спроса за счет инвестиций и роста потребления частного сектора. И можно однозначно утверждать, что кризис в целом преодолен.
А как, по-вашему, себя чувствуют российские компании? Ваши клиенты, к примеру?
— Почему только клиенты? Мы тоже являемся российской компанией, работающей на российском рынке и проходящей через те же самые испытания. В корпоративном секторе ситуация более сложная, чем до кризиса,— это абсолютно очевидно. Здесь существуют проблемы, которые, впрочем, не уникальны для России. Есть сложности с привлечением финансирования. Есть свидетельства того, что динамика развития рынка не будет в ближайшее время соответствовать тем темпам роста, которые существовали до кризиса. И мы видим, что уровень конкурентоспособности наших товаров за последние годы, к сожалению, не стал значительно выше. Динамика, которая существовала раньше, когда российские продукты могли все более успешно конкурировать с товарами международных производителей, сейчас несколько замедлилась.
А если говорить о вашем сегменте — консультационных услугах? До кризиса объем этого рынка ежегодно едва ли не удваивался под флагом, как сейчас говорят, модернизации бизнес-процессов. В кризис все это резко упало. Что, прощай модернизация и повышение конкурентоспособности?
— Рынок действительно резко упал, но при этом, что важнее, трансформировалась его структура — в соответствии с изменением приоритетов клиентов. В тот момент, когда произошел кризис, компании стали более детально изучать структуру своих затрат, а также то, как они управляют своими рисками. Таким образом, операционная деятельность претерпела значительные изменения, что вполне объяснимо. Кроме того, компании стали более внимательно относиться к тому, как они взаимодействуют со своими контрагентами на рынке, более тщательно выбирать торговых и бизнес-партнеров.
Нельзя говорить о том, что кризис пошел на пользу компаниям, как это было в 1998 году. После кризиса 1998-го компании увеличили показатели эффективности деятельности также и за счет дозагрузки простаивающих мощностей. Позитивную роль для роста относительной конкурентоспособности тогда сыграла более чем четырехкратная девальвация обменного курса. Затем крупнейшие компании и лидеры отраслей активно занялись инвестициями в свое развитие и реструктуризацией бизнеса. Но все же эта тенденция охватила далеко не всю экономику, и многие секторы остались не охвачены этими процессами, модернизация в значительной степени не состоялась, что и поставило этот вопрос в повестку дня в последние годы.
Почему сокращение издержек и управление рисками не повышают конкурентоспособность?
— Повышают. Но нужно четко различать внешние и внутренние риски. Сокращение издержек позволило многим компаниям выжить. Нормальное и осмысленное управление внутренними рисками дало преимущество. Но чтобы полностью его реализовать, необходимы и изменения во внешней среде, в которой функционирует бизнес.
Но поскольку сейчас был глобальный кризис и рынок находится в нижней фазе своего развития во всем мире, то, естественно, негде искать возможности для привлечения финансирования и не стоит ожидать роста спроса на продукцию, то есть реализуются внешние риски, управлять которыми всегда сложней. Да, многие компании повысили свою эффективность. Но рынок стал другим, уровень потребления резко снизился. Накопилось отставание от лидеров мирового рынка, и, поскольку модернизация идет не так, как хотелось бы, разрыв не сокращается. Девальвационный эффект, который возник осенью 2008 года, был существенно меньшим, чем в 1998 году, и его действие уже исчерпало себя, поскольку обменный курс вернулся на предкризисные рубежи.
Почему же тогда импорт растет на фоне повышения конкурентоспособности внутренних компаний?
— Импорт сейчас стал более выгодным, чем использование продуктов местного производства. Во-первых, российские производители выпускают далеко не все, что импортируется, и заменить требуемые товары на аналоги отечественного производства не всегда возможно в принципе. Во-вторых, увы, дело как раз в том, что конкурентоспособность российских продуктов зачастую недостаточна, и российские товары на многих рынках вытесняются импортными. Таковы предпочтения потребителей.
Почему? Отечественные предприятия, вы сами сказали, снизили издержки, оценили риски, отладили бизнес-цепочки. Словом, все по вашей науке...
— Все-таки отмеченное снижение издержек — это был кризис-менеджмент. Чтобы выжить, компании часто резали по живому. Больного спасли, но теперь его нужно вылечить, чтобы он мог дальше бежать марафон. Все наши исследования показывают наличие серьезных системных рисков, которые никуда не пропали. Именно сейчас стоит задуматься не только об оценке рисков, но и о методах эффективного управления ими. Сократить издержки, отказавшись от инвестиций,— это одно, а вот эффективно управлять рисками инвестиционного процесса — это совсем не тривиальная задача. Именно там кроется та конкурентоспособность, о которой вы говорили.
Если судить по нынешней динамике, что нас ждет в будущем году?
— В следующем году мы будем наблюдать позитивное развитие, рынок придет в более стабильное состояние. Но это все будет происходить медленно, темпы роста будут не такими высокими, как хотелось бы. Кроме того, ожидается, что российские компании в 2011 году проявят больше активности на рынках капитала, то есть, по-видимому, следующий год станет годом IPO.
"Когда четких правил нет, непонятно, что происходит"
Если уж мы заговорили об инвестициях, каковы ваши впечатления от инвестиционного климата в России? Чего не хватает международным инвесторам для нормальной работы в нашей стране?
— Инвестиционный климат в целом за последние десять лет стал значительно более стабильным — с точки зрения экономики, политики, социальных аспектов. А иностранный инвестор может работать в принципе в любых условиях, если они предсказуемы. И Россия на сегодняшний день в значительной степени выполнила требования, которые иностранные компании предъявляют к тому рынку, на котором они работают. Мы видим, что в последние годы у нас сформировалась достаточно стабильная политическая система. Сейчас выстраиваются нормальные рабочие взаимоотношения, государство последовательно проводит в жизнь политические реформы. Экономическая политика тоже последовательна: государство придерживается тех принципов, которые были определены много лет назад. В 2000 году ключевые задачи состояли в том, чтобы разработать эффективную законодательную базу. И действительно, для этого многое делалось. Разрабатывался Налоговый кодекс, велись обсуждения по поводу того, что в него должно входить. Представители государственных структур общались с иностранными инвесторами и российскими бизнесменами, учитывали их пожелания. Таможенная система с точки зрения законов и всех регуляторных аспектов приведена в более или менее нормальное состояние. Система корпоративного управления была разработана и в целом функционирует: посмотрите на советы директоров российских компаний, где в качестве независимых директоров выступают квалифицированные западные специалисты.
Взятки тоже остались на стабильно высоком уровне...
— Да. И это действительно проблема номер один, которая связана с процессом администрирования законодательства. Это та тема, которая порождает вопросы, относящиеся к коррупции, административным барьерам, бюрократии, непоследовательной трактовке законодательства. Самое главное, что государство обращает на это внимание. И очень важно, что государство признает это одной из самых главных проблем и готово решать ее.
И каковы успехи в решении этой проблемы?
— Хотелось бы, чтобы прогресс был более очевидным.
А он вообще виден?
— В том-то и дело, что на сегодняшний день мы наблюдаем правильную расстановку акцентов, но нужны еще и конкретные шаги.
Каковы могут быть конкретные шаги? Вот вы на днях участвовали в работе консультативного совета по иностранным инвестициям, где прозвучали жалобы крупнейших западных инвесторов российскому премьер-министру...
— Это не жалобы, это все-таки консультативный совет...
Хорошо, и что же советуют консультанты?
— Предлагались конкретные пути решения по улучшению ведения бизнеса иностранными инвесторами в России. Мы не обсуждали с премьером вопросы, связанные с коррупцией. Там обсуждались такие темы: измерение условий ведения бизнеса в российских регионах, модернизация и инновации в российской экономике с точки зрения иностранных инвесторов, таможенный союз, энергоэффективность, возможности и перспективы роста банковского бизнеса в России.
Почему прямо не ставится вопрос о том, как административные барьеры устранять, с коррупцией бороться?
— А вот эта совокупность вопросов и есть движение в сторону устранения административных барьеров, порождающих, в частности, коррупцию. Когда четких правил нет, то непонятно, что происходит. Можно дважды обратиться с одним и тем же вопросом и получить совершенно разные ответы. Административные барьеры устраняются путем решения конкретных вопросов. Упрощение любой процедуры, например, оставляет гораздо меньше предпосылок для коррупционной деятельности.
А можно какую-нибудь конкретную историю из жизни вашего клиента--иностранного инвестора?
— Пожалуйста. Только имени клиента назвать не могу. Эта международная компания пришла в Россию с планами построить завод. Представители компании нашли участок земли, который подходит под те технические, логистические и географические характеристики, которые им нужны для того, чтобы построить предприятие в России. На губернаторском уровне им сказали: отлично! Договорились на региональном уровне. А потом начинается сам процесс. Эта земля стоит в категории сельхозугодий. Нужно ее перевести в индустриальный сегмент, в промзону, чтобы там построить предприятие. И здесь начинаются проблемы. Весь этот рутинный в общем-то процесс перевода земли в другую категорию занял у них около года. И это только смена категории земельного участка. А дальше были еще дискуссии... Так вот, за тот год, что шло переоформление земли, эта же компания в другой стране, входящей в BRIC, построила "под ключ" два таких же завода. Это пример того, как наши административные барьеры влияют на инвестиционный климат.
Существуют и проблемы, связанные с недостатком инфраструктуры в регионах. В принципе, в Москве и в Санкт-Петербурге условия для западных компаний нормальные. Здесь достаточно человеческих ресурсов, хотя нехватка высококвалифицированного персонала все же является проблемой. Но в регионах недостаток инфраструктуры является одним из ключевых барьеров для инвесторов. Там не хватает дорог, персонала, недостаточно развита система электроснабжения, материально-техническая база и т. д. Если мы не предпримем шагов по развитию инфраструктуры в регионах, то не сможем говорить о значительном улучшении инвестиционного климата в стране в целом.
Решения каких еще вопросов хотят западные инвесторы от российских властей?
— Например, вопросов, связанных с техрегламентами. Существуют также различные вопросы, связанные с финансовыми инструментами, которые обращаются в России, потому что их нужно уже приближать к европейскому и американскому стандартам.
"Нужно, чтобы это было место, где не существует каких-то табу"
Ваша компания является консультантом по самому громкому российскому инновационному проекту — Сколково. Зачем вообще понадобился такой центр?
— Наверное, это правильно, что мы пытаемся создать такой центр, который позволит осуществлять инновации. Но, мне кажется, самое главное в этом проекте — формирование плацдарма для использования тех новых технологий, которые мы будем разрабатывать. Любая инновация имеет реальную пользу только тогда, когда она доходит до потребителя и начинает массово использоваться. В Советском Союзе у нас были очень хорошие инженеры, технологи, академики. Было много патентов, которые использовались для различных целей, в большинстве своем для обороны, однако не все они доходили до реализации. Проблема была в том, что в Советском Союзе мы не могли использовать эти инновации в массовом производстве. При этом на других рынках, которые были развиты с точки зрения предпринимательства, когда новинка попадала в руки бизнесмена и он понимал, как можно ее использовать с точки зрения налаживания массового продукта, такие инновации находили свое применение. Это, естественно, стимулировало развитие новых инноваций, то есть возникал мультипликативный эффект. У нас на сегодняшний день главные проблемы все те же. Первая — недостаточно развитое предпринимательство как таковое, вторая — отсутствие механизма коммерциализации инноваций.
А то, что у нас наука совершенно не заточена по такую схему работы, авторов Сколково не смущает?
— Если мы сумеем совместить науку и предпринимательство и дать предпринимателям возможность эффективно использовать это преимущество для создания массовых продуктов, которые найдут применение на рынке в определенных сегментах экономики на коммерческой основе, тогда мы сможем говорить о том, что проект Сколково будет успешным.
Это общая постановка задачи. А конкретно — какие шаги? Распускать существующие НИИ и создавать новые? Или набрать новых специалистов где-нибудь? Тогда где?
— Нет, об этом речь не идет. У нас есть хорошие специалисты, просто надо создать и организовать работу в рамках Сколково таким образом, чтобы появилась возможность эти продукты доводить до рынка.
Что значит "доводить до рынка"?
— Чтобы те инновации, которые разрабатываются, имели реальное воплощение в жизни, использовались в производстве. Сейчас используется незначительная доля того, что разрабатывается. Нужно создать инфраструктуру...
И создавать обязательно приказом сверху...
— В любом случае нужна поддержка государства. Кстати, у нас часто пытаются говорить о Силиконовой долине и Сколково в едином ключе. Но Силиконовая долина создавалась по-другому. Силиконовая долина была создана как место, способствующее развитию творчества, фантазии. Это просто было место, где люди могли ходить без галстуков, в шортах — никто не обращал внимания на то, как они одеты. Это была совершенно либеральная зона. Туда съезжались люди творческие, которые выбирали максимально демократичное место, где для них открывалась возможность реализовывать свои идеи. В Силиконовой долине совершенно незазорно запустить инновационный предпринимательский проект, обанкротиться, начать проект заново, опять обанкротиться и снова начать проект. Люди там не боятся делать ошибки и выглядеть неудачниками.
Сколково же — это все-таки институциональный проект, который осуществляет государство. И нам нужно хорошо подумать, как из этого государственного проекта сделать более гибкий, ориентированный на рынок и регулируемый рынком инновационный центр, позволяющий людям просто реализовывать свои идеи. Необходимо собрать туда лучших специалистов, которые готовы там работать. Нужно подумать о том, как создать там систему, которая позволит людям отвлечься от всех других проблем, в том числе от бытовых, и сфокусировать внимание на инновационных вопросах. Нужно, чтобы это было место, где не существует каких-то табу, ограничений и прочего.
У нас было довольно много наукоградов — этаких резерваций для ученых. Можно использовать этот опыт?
— Если мы в Сколково создадим такую резервацию, это может сработать — по типу Новосибирского академгородка. Но нужно создать в целом рынок предпринимательства. Пока он у нас развит очень слабо. Нужно пропагандировать идею предпринимательства среди молодых. Многие из них сейчас рассматривают эту область деятельности, однако ощущают себя в ней не совсем комфортно. Они считают, что лучше быть наемным работником, чем становиться предпринимателем. Предпринимательство означает определенные риски, ответственность, сложности с поиском финансирования, преодолением административных барьеров и т. п. Существует огромное количество проблем для тех, кто хочет запустить свой бизнес. Вот когда мы решим эти проблемы, мы сможем говорить о том, что у нас сделан шаг к созданию новой инновационной экономики.
Мне кажется, в этом плане все движется в обратном направлении: за последние десять лет мы, грубо говоря, вместо удвоения ВВП или хотя бы частного предпринимательства получили удвоение числа госслужащих. Может, сначала с этим разобраться, прежде чем Сколково строить?
— На самом деле надо создавать нормальную рыночную экономику, обеспечить людям возможность работать в комфортных условиях с точки зрения, во-первых, создания законодательной базы, а во-вторых — ее эффективного администрирования. Государство может это сделать. Начать необходимо с коррупции и бюрократии, нужно устранить административные барьеры.
Как это сделать в нынешних политических условиях — я имею в виду отсутствие зависимости местных чиновников от самочувствия бизнеса в регионе? Что, эти люди, которые создают административные барьеры, сами себя высекут?
— Я понимаю вопрос... С моей точки зрения, одной из составляющих процесса, конечно, должна быть реформа госслужбы. Нужно понять, насколько эффективно работают и взаимодействуют различные агентства, федеральные и региональные органы власти. Посмотреть на то, как можно создать более эффективную систему взаимодействия органов государственной власти. Нужно оценить, насколько те решения, которые принимаются, и те законы, которые вступают в силу, действительно работают на практике.