"Огонек" уже дважды писал о росте цен на продукты*, толчок которому дал неурожай зерна. Наши собеседники крайне негативно оценивали решение правительства запретить вывоз зерна из России. У главы Российского зернового союза Аркадия Злочевского иной взгляд
— Аркадий Леонидович, насколько было оправданным введение эмбарго на поставки зерна за рубеж? Почему правительство не стало задействовать другие инструменты, например средства Интервенционного фонда?
— Прежде всего стоит понимать, что введение эмбарго было обусловлено ценовой ситуацией. Не негативным зерновым балансом, который был в то время еще неизвестен, а именно стремительным ростом цен на зерно, который стимулировал ценовую инфляцию и рост всей продуктовой корзины. Если бы правительство пошло на раскассирование Интервенционного фонда, то это, конечно, помогло бы остановить цены. Но в этом случае, а я хочу напомнить, что в момент введения эмбарго цифры валового сбора зерна были еще неизвестны, возникли бы серьезные риски. Например, сколько при неудачной ситуации стоило бы зерно весной? И логика правительства понятна: они выбрали тот инструмент, который помог стабилизировать ситуацию и не подставлять под удар карман потребителя.
— Сработало ли эмбарго?
— Да, и даже чрезмерно эффективно, поскольку слишком сильно сбило цену на рынке. Если вы помните, два с половиной года назад цена на пшеницу достигла своего пика — зерно продавалось по 9 тысяч рублей за тонну. Потом последовал резкий обвал — до 3 тысяч, почти в три раза, что очень тяжело ударило по производителю. В этом году пошел уверенный рост цен, воодушевивший крестьян, на момент объявления эмбарго цены дошли даже до 6 тысяч рублей за тонну пшеницы третьего класса. После эмбарго последовал новый обвал — на полторы тысячи рублей. Правда, сейчас цена постепенно реанимируется, и я жду, что она дойдет до 6 тысяч рублей за тонну — это цена, которая устраивает всех: и производителей, и потребителей.
— А каковы последствия введения эмбарго для трейдеров?
— Все наши трейдеры выполнили свои обязательства по контрактам, по крайней мере, по тем контрактам, которые были подписаны с государственными организациями. Вместо российского зерна они, взяв на себя убыток, закупили казахстанское и поставляли его вместо российского. Например, по такой схеме были выполнены контракты по поставкам зерна в Египет.
— Некоторые эксперты выдвинули предположение, что российское зерно и сегодня уходит на экспорт — под видом казахстанского.
— Этого не может быть по определению. Вот давайте представим, как может работать такая схема. Допустим, можно автотранспортом завезти зерно на территорию Казахстана, погрузить там на элеватор и с элеватора отгрузить в вагоны под видом казахстанского зерна. Но, если вы посмотрите на статистику уборочной, то вы обнаружите, что в приграничных с Казахстаном районах попросту нет кондиционного зерна, годного для экспортных поставок. Поэтому в реальности работает все с точностью до наоборот: трейдеры везут казахстанское зерно в Россию, загружают на российские элеваторы для смешивания с российским и формирования помольных партий. А вот грузить российское зерно через Казахстан экономически невыгодно.
— Простите, но речь шла не о перевозках, а об элементарном подлоге документов...
— Это тем более невозможно. Еще на внутренних потоках это как-то можно проворачивать, и то в небольших объемах, но при экспортных поставках это нереально. Поймите, все экспортеры работают с возвратом НДС, и при оформлении экспортных контрактов они сдают в налоговую инспекцию все документы, поскольку налоговой требуются доказательства уплаты НДС по всей цепочке — от сельхозпроизводителя до конечного покупателя. И все эти документы очень тщательно проверяются различными ведомствами. Вы представляете, какую кучу документов надо подделать и сколько людей подкупить! Нет, это нереально. И потом, для экспортных трейдеров репутационный риск выше ожидаемых выгод. Нет, поставщикам проще купить зерно в других странах, теряя не очень большие деньги, чем терять свою деловую репутацию.
— Насколько сильно введенное эмбарго ударило по репутации России как надежного поставщика продовольствия?
— Ударило, и довольно сильно. Мы ушли с мирового рынка, подарив наше место конкурентам. Но это не значит, что у нас нет шансов вернуться. За это возвращение придется заплатить. Действительно, правительству не стоило так поспешно ограничивать экспорт. Думаю, мы потеряли гораздо больше от поспешности введения эмбарго, чем от самого эмбарго. Надо было его вводить цивилизованно: то есть сначала дать трейдерам исполнить свои обязательства по поставкам, а потом уже закрыть границы.
— В прошлом году Россия занимала третье место в списке ведущих поставщиков зерна. Способна ли страна вернуть эти позиции или подняться еще выше?
— Безусловно. К примеру, 10 лет назад перед трейдерами стояла проблема отсутствия какой-либо инфраструктуры для развития экспорта зерна — практически все морские терминалы остались на Украине. Сегодня же мы имеем возможность отгрузить около 30 млн тонн в год, и единственной проблемой остается то, что значительная доля в этих миллионах тонн — это малотоннажные отгрузки, то есть рассчитанные на небольшие суда. Но эта ситуация будет исправлена в ближайшее время: уже построены в Туапсе и Новороссийске новые крупнотоннажные зерновые терминалы, начинается строительство терминала в Темрюке. Есть другая проблема — например, на Дальнем Востоке пока еще вообще отсутствуют какие-либо зерновые терминалы, что очень ограничивает развитие всей отрасли в Сибири. В то же время именно в Юго-Восточной Азии находятся наши крупнейшие покупатели зерна: Индонезия, Япония, Таиланд. Но везти наш хлеб им приходится через полмира — от самого Черного моря.
— Вопрос об инфраструктуре: не так давно один из собеседников "Огонька" обвинил правительство в разбазаривании средств Интервенционного фонда, в том, что государственное зерно сгнило под открытым небом...
— Эти сведения не соответствуют действительности. За Интервенционным фондом ведется четырехсторонний учет. Во-первых, за сохранность зерна отвечает страховые компании — все зерно из фонда в обязательном порядке должно быть застраховано. Во-вторых, за фондом смотрит как банк, у которого в залоге это зерно, так и Объединенная зерновая компания. Наконец, есть Россельхознадзор — государственная контролирующая организация. И в отличие от рыночного зерна зерно Интервенционного фонда хранится обособленно — как зерно Госрезерва. Конечно, это не означает, что рисков нет вообще. Но все риски утраты качества зерна связаны в основном с напольным хранением, и это касается 2 млн тонн зерна из 9,6 млн тонн зерна Интервенционного фонда. Кроме того, прокурорские проверки установили факты пропажи зерна — общим объемом не более 15 тысяч тонн. По каждому такому случаю пропажи идет расследование.
— Давайте вернемся к теме эмбарго. Раз уж ситуация с валовым сбором зерна стабилизировалась, не пора ли правительству задуматься об отмене экспортных ограничений?
— Уверен, что и после 31 декабря эмбарго на зерно будет продлено до конца сезона. Потому что открытие даже самой маленькой щелочки на мировой рынок сразу же выравняет мировые и внутренние цены. То есть цены на хлеб мигом взлетят. Думаю, имеет смысл уговорить правительство не продлевать эмбарго хотя бы на муку.
— В обществе и так ждут подорожания на все продукты из-за подорожания зерна. И прежде всего ждут увеличения цен на птицу и свинину — ведь именно эти отрасли животноводства используют кормовую пшеницу в больших количествах...
— Действительно, в советское время зерновая составляющая в животноводстве и птицеводстве была очень высокой, но с тех пор многое поменялось, а при приготовлении комбикормов стали использоваться совсем другие рецепты. Есть такое понятие "конверсия корма" — соотношение потраченных кормов на каждый килограмм веса животного. В СССР "конверсия корма" составляла 3,6 кг, текущий же показатель "конверсии" — 1,78. И я уверен, что нынешний уровень рентабельности в животноводстве способен легко — то есть без повышения розничных цен на мясо — выдержать рост цен на кормовую пшеницу до 7-8 тысяч рублей за тонну. Так что в этом отношении у нас есть некоторый запас прочности.