В Москве шесть больших проблем — административная, транспортная, экономико-социальная (инвестиционное пространство заменило пространство для жизни), культурной идентичности (тотальная замена памятников новоделами), экологическая и энергетическая. Каждая из них потенциально ведет город к коллапсу. Мы не знаем, как их решать, и, что еще хуже, они так политизированы, что не совсем понятно, верно ли они диагностированы, считает ГРИГОРИЙ РЕВЗИН.
Возьмем транспортную проблему. Десятки людей в один голос говорят, что есть две причины московских пробок — что Лужков жадно строил торговые центры на местах пересечения транспортных потоков и что чиновники ездят с мигалками. В реальности, однако, это довольно мелкие проблемы. Крупная — в низкой связанности московской дорожной сети. В Москве невозможно проехать из одного спального района в соседний, в результате через центр идет до 35% транзитных перевозок, чего нет ни в одном мегаполисе. Проблема диагностирована бог знает когда, в генплане 1971 года с ней уже вовсю борются, и с тех пор мало что поменялось. Нужно построить около 50 мостов и туннелей под железными дорогами на пространстве от МКАД до третьего транспортного, и из центра уйдет до трети машин. Вторая крупная в том, что до 30% дорог в центре занято под стихийную парковку. Если решить две эти проблемы, то в центре станет в два раза меньше машин, пиковые нагрузки не будут превышать пяти баллов. Но мосты, туннели и парковки — это политически неинтересные темы, чего о них говорить?
Возьмем часть административной проблемы — отношения города и области. Утверждается, что в реальности они живут как одно целое, но их нельзя было соединить из-за самодурства Лужкова и Громова. Более глубокие люди говорят, что соединение невозможно из-за перегрузки государственной структуры — в федерации возникает субъект, едва ли не равномощный всей федерации. Кто-то предлагает создание федерального округа Москва, управляемого напрямую президентом по образцу федерального округа Колумбия, кто-то говорит, что в российской реальности это превратится в президентский феод по образцу опричнины Ивана Грозного. То есть большая политическая проблема. В реальности, однако, целое с Москвой образует вовсе не Московская область, а 30-километровое кольцо вокруг Москвы, и если рассчитывать транспортные потоки в Москве без Рублевки абсурдно, то не менее абсурдно считать, что Москвой невозможно управлять без управления Дмитровом, Волоколамском, Серпуховом и Коломной — да вовсе они не составляют с Москвой одного целого. Политическая проблема и реальность располагаются на разных территориях.
Понятно, насколько вкусной является тема инвестиционного жилья в Москве, тем более что тут еще и Елена Батурина, контролировавшая аж 2% рынка и, естественно, начисто его испортившая. Но вообще-то тут и впрямь серьезная проблема. Лужков придумал разделить социализм и капитализм территориально. Основной массе жителей он оставил социализм — дотации на квартплату, льготы пенсионерам, прибавки малоимущим, низкий налог на недвижимость, жизнь по БТИ. А на пустых землях развел капитализм с атомными ценами на недвижимость. Это обеспечило ему социальное спокойствие, когда в городе с населением от 10 до 20 млн на акции протеста выходят 200 человек. Но пустые земли кончились — начались эксцессы типа "Речника". Можно, конечно, и дальше утверждать, что все проблемы от жадности Батуриной, но что толку? Экономическая модель Москвы состояла в обмене нефтедолларов на инвестиционный квадратный метр. Мы всегда переживали, что будет, когда кончиться нефть, но кончился метр. Нужна новая модель, на нее нет и намека.
Когда этим летом Юрий Лужков проталкивал генплан, главное, чем удивлял этот документ,— практически полным отсутствием стратегии. Город у нас был устроен так, что все шло как шло, а генеральную мысль о том, как будет, Юрий Михайлович думал сам. С годами он все меньше слушал специалистов, все больше полагался на себя и все больше путался. Итог в том, что проблемы-то более или менее видны, а вот банк решений пуст. Лучшие специалисты в основном работали у того же Юрия Михайловича в институте Генерального плана. Они деморализованы годами службы при Лужкове, а что же касается оппозиционных идей, то их как-то не видно. Нельзя же в самом деле решать проблемы мегаполиса путем сноса Петра Великого и надевания на голову синих ведерок!
Три недели участвуя во всех круглых столах и заседаниях, я постепенно понял, что, пожалуй, не готов наказывать Сергею Собянину ничего. Меня восхищают люди, которые верят, что их наказы существенно исправят положение, но, по-моему, идеи эти часто комичны и малореализуемы. Президент Саркози в прошлом году заказал десяти крупнейшим парижским бюро разработать десять планов реконструкции Парижа — в результате у него сейчас есть план "Большой Париж", который показывали в этом году на биеннале в Москве и на биеннале в Венеции. Я без труда назову десять ведущих архитектурных бюро Москвы, но я не уверен в том, что такая акция у нас будет успешной. Французы знают своих архитекторов, ими гордятся и им верят, архитекторы там мыслят глобально и пекутся об общественном благе, пытаясь предложить стратегии для города в целом. Наши архитекторы два кризиса сидели без работы, им было нечем заняться, но для города в целом они не предложили ничего, их слишком интересуют конкретные заказы за конкретные деньги. В результате наших архитекторов никто не знает, и гордиться ими не принято, вряд ли они способны создать образ Москвы будущего, который кого-нибудь увлечет.
Единственное, что я бы, пожалуй, посоветовал — создать институт стратегических проблем Москвы. У нас много всяких академий и т. д., но, как выяснилось со снятием Юрия Михайловича, занимались они чем-то не этим, или он так долго им не давал этим заняться, что они уж и думать забыли. А лучше, как принято в англосаксонском мире,— два института, один государственный, другой частный, которые конкурируют друг с другом. Пусть городу предложат какую-нибудь стратегию. Тогда будет понятно, что критиковать и что наказывать.