Вчера "Пари Матч" опубликовал большое интервью Владимира Путина, которое российский президент дал не просто журналисту, а философу, писателю, художнику, правозащитнику. Интеллектуалу, короче. Само интервью под фирменной рубрикой "No comment" Ъ из-за недостатка газетной площади опубликует завтра. А сегодня нам показалось интересным узнать, какое впечатление на интеллектуального француза произвел президент России. С МАРЕКОМ АЛЬТЕРОМ беседует парижский собкор Ъ, один из авторов первой книги о Путине НАТАЛЬЯ Ъ-ГЕВОРКЯН.
— Почему вдруг вам, писателю, захотелось сделать интервью с Путиным? И как вы с ним встретились?
— Я встретил его впервые девять лет назад на открытии нашего французского университета в Петербурге. Путин пришел вместе с Собчаком. В октябре будет десять лет нашим французским университетам в России, и я хочу организовать в Сорбонне в конце октября такой франко-русский день вместе с Шираком, Путиным, всеми нашими интеллектуалами. По этому поводу я, собственно, и написал Путину. Потом мне перезвонил Ястржембский и сказал: "Не знаю, что ты там написал президенту, но ему нравится идея встретиться с тобой и может быть — почему бы нет? — сделать интервью с интеллектуалом".
— А вы не просили об интервью?
— Нет, я написал в конце моего письма, что если бы мы встретились, чтобы обговорить эту дату в октябре, то одновременно с этим можно было бы сделать и интервью писателя с президентом.
— Ястржембского вы тоже знали раньше?
— Сергей — хороший друг. Мы познакомились еще при Ельцине. Он мне и представил Ястржембского — красивого парня, интеллигентного, прекрасно говорящего по-французски. И с этого времени мы с ним хорошие друзья.
— Путин изменился со времени вашей первой встречи?
— В первый раз я его видел только на ужине, мы даже не сидели рядом. Я сидел рядом с Собчаком. Так что я не совсем хорошо его помню. Что касается Путина сегодня... Я думаю, что он еще не привык к новой ситуации, и это симпатично. Он в Кремле, но как бы еще не понял, что его уже выбрали президентом. Может быть, поэтому в его офисе и всех этих кремлевских кабинетах нет ничего личного. Он еще не понял, что это — его. Может быть, вы это тоже заметили и тоже подумали, что это симпатично. Я думаю, что он человек, который все еще может слушать людей, как мы, и думать о том, что мы ему говорим.
— Я об этом не задумывалась, потому что во время наших разговоров Путин еще не был избран президентом.
— Я не имею в виду, что он готов делать все, что я его попрошу. Но я все же видел, что Путин подготовился к нашей встрече, я видел, что это было важно для него. И когда я уходил в 11 вечера, то заметил, что он устал, потому что этот разговор потребовал от него усилий. Он хотел мне многое сказать, хотел вложить что-то в этот разговор.
— Что именно?
— Первое: что он будет бороться с коррупцией, что он хочет, чтобы Россия была демократической страной, уважающей законы, что он хочет закончить войну в Чечне. И он понял, когда я ему сказал, что закончить войну можно только через переговоры с врагами, а не с друзьями.
— Ваше впечатление: он знает, как закончить войну?
— Не знаю. Я ему рассказывал про Ицхака Рабина, который говорил о палестинцах как о бандитах и террористах, но в конце-концов сел с ними за стол переговоров. Путин не готов к переговорам с людьми типа Хаттаба, но он готов иметь дело с такими людьми, как Кадыров, который тоже воевал с русскими. Он любит Де Голля, потому что у Де Голля был лозунг: "Мир между людьми, которые сделали войну". Я сказал Путину: "Я вам верю. В том, что вы говорите, есть логика. Я это все напишу. Но если через 4-5 месяцев я увижу, что вы не сделали того, о чем говорили, то я напишу открытое письмо вам, президенту. Я напишу, что вы говорили то-то и то-то, а ничего не сделали. Это в моей, пусть и маленькой, власти".
Он попытался дать мне понять, что у меня не маленькая власть, что мои слова для него важны.
— Вы встретили того Путина, которого и ожидали встретить, или ваше представление о нем было иным?
— Нет, он оказался таким, каким я себе его и представлял. Это интересно. Я прочитал о нем, в том числе и вашу книгу. Я очень хорошо подготовился. Я думал, что он закрытый человек, что он выработал какие-то идеи и готов за них бороться. Но это не верно. Он еще не очень уверен в себе. И это хорошо, потому что он способен слушать. Проблема лишь в том, кого он будет слушать.
— После этого разговора с Путиным вы поняли, почему он отказался приехать с визитом во Францию?
— Я думаю, потому, что он был растерян, разочарован во французах. Он любит Францию, для него Франция — это что-то очень важное, он вырос с "Тремя мушкетерами" Дюма, его жена говорит по-французски. Он думал, что французы первыми его поддержат, скажут "Браво!", а французы оказались самыми жестокими его критиками.
— Какова реакция во Франции на ваше интервью?
— Пока от всех, кто мне звонил, я слышал только позитивные отзывы. Я не пошел ни на какой компромисс, задал все вопросы, которые хотел. Я говорил также о Гусинском и свободе печати, но это выйдет в ближайшем номере итальянской "Републики". Так что я спросил обо всем. Его ответы — это его ответы. Впрочем, реакция интеллектуалов еще впереди.