Как идеал забегает вперед

В коллекции этого музея есть Cadillac 370-D Fleetwood Town Cabriolet 1935 года. Если верить сайту Cadillac, в том году они выпустили две таких машины. Про эту машину даже не очень понимаешь, что сказать,— настолько она совершенна. Но помимо умопомрачительно благородного и строгого дизайна у нее еще есть технические характеристики. А именно 12-цилиндровый мотор (150 л. с., скорость до 200 км/ч), независимая подвеска, гидроусилитель руля и тормоза, автоматическая коробка передач и т. д. Ну то есть примерно уровень Audi A3 2010 года.

В коллекции этого музея есть Mercedes W186, иначе — Mercedes Adenauer, по имени первого канцлера ФРГ, который очень любил эту машину. Опять про дизайн ничего не говорю — совершенство и есть совершенство. Мотор тоже 150 л. с., но 6-цилиндровый, плавность хода, конечно, не та. Уровень сегодняшней Alfa Romeo. Хотя система впрыска Bosh делала этот автомобиль замечательным по ходовым качествам, да и за счет изумительной подвески Mercedes это все равно невероятно плавная машина, чего об Alfa Romeo не скажешь. Тоже, понятно, автоматическая коробка, тоже все прибамбасы, еще штатный радиотелефон в машине. Всего их сделали 760 штук, но у нас очень редкий кабриолет 1951 года.

В коллекции этого музея есть Chevrolet Corvette С3 1968 года. Невероятной красоты машина. 8-цилиндровый двигатель в 300 л. с., скорость до 277 км/ч, разгон до 100 км за 5,7 секунды, автоматическая коробка, климат-контроль. Говорят, очень жесткая подвеска — ну а что вы хотите, спортивная машина. А так технический уровень сегодняшней BMW шестой серии.

Музей ретроавтомобилей на Рогожском Валу — на редкость успешный проект. Он образован в 2004 году, и тогда в его коллекции было чуть больше 30 машин (коллекция директора музея Дмитрия Октябрьского и собрание Чудаковых). Музей, по сути, не отличался от коллекции ретроавтомобилей "Мосфильма" и музея Дмитрия Ломакова (последний сильно превосходил его по размерам коллекции и был на 15 лет старше). То есть был собранием раритетов. И за четыре года там появилось 3 тыс. экспонатов. Музей, во-первых, развернул работу с частными коллекционерами (вернее, с клубами любителей ретроавтомобилей), предоставляя им возможность хранить у себя их машины, во-вторых, получил целиком коллекцию АЗЛК, в-третьих, старые машины из ГОНа (гараж особого назначения, машины первых лиц государства), в-четвертых, машины из запасников Политехнического музея. И главное теперь даже не в количестве экспонатов. Главное в том, что это единственный музей в Москве, где можно увидеть систематическую коллекцию автомобилей.

Основа систематического собрания — это идея эволюции. Неважно, что эволюционирует: где-то мухи, где-то мозги, а есть музеи, где даже эволюционировал один минерал. Важно, что если есть эволюция, то собрание научное, а если нет — то это просто коллекция. Здесь эволюционируют легковые машины. Они это делают в целом — от Ford А (более ранние модели, увы, представлены в реконструкциях) до 1970-х — и отдельно автомобили "Москвич" — от зарождения в виде отверточной сборки Ford AA ("полуторки") до бесславной смерти в виде "Князя Владимира". Машины делятся на виды, роды, отряды, от представительских (из западных, правда, только Mercedes, Cadillac и Buick, ну а наши, естественно, все) до превосходной коллекции luxury sport (Bentley, Porsche, Jaguar). Отсутствие отдельных важных экземпляров (нет, скажем, Ferrari, Maserati или Rolls-Royce) хотя и расстраивает, но не слишком — в систематике пропущены некоторые клетки, но они, вероятно, заполнятся в будущем. Скорее расстраивает сам ход эволюции. Все же эволюция по смыслу так устроена, что чем дальше, тем прогрессивнее. И, скажем, в музеях самолетов вы видите именно четкую линию движения от открытия к открытию, от совершенной модели к еще более совершенной, от поколения к поколению. А тут все бредет какими-то зигзагами.

Те три машины, которые я описал,— это не этап эволюции, это ее итог. Это абсолютно совершенные машины. Так же как и Bentley, и Porsche, и мой любимый Jaguar, хотя он, конечно, и попроще. Но главное здесь в том, что им просто некуда эволюционировать. Они и есть идеальное решение задачи, они — не просто машины, а воплощенные платоновские "идеи" машин, идеалы, к которым стремились, и они уже достигнуты. Все, лучше не может быть. И они достигнуты в 1930-е, в 1950-е, в 1960-е годы, причем одна машина не отвергает другую в качестве идеала, а просто заходит на ту же высоту с другой стартовой площадки. И непонятно, что делают все остальные. Почему дело не развивается дальше, почему, если автоматическая коробка появляется в 1930-е, она выглядит новшеством в 1990-е, почему американские лимузины 1960-х уже все с кондиционерами, а мы в детстве даже подумать не могли, что такое бывает.

Есть отдельная проблема, как машина попадает в музей. Это ведь тиражное изделие, и это страшная проблема — как получить из тиражного изделия единицу хранения. Представьте, вы формируете музей автомобилей сегодняшнего дня — вы что, в автосалон пойдете? А почему покупать в музей эту, а не ту? Чем она лучше? Для попадания в музей у машины есть три способа — или сразу по изготовлении, когда машина делалась для выставки или выиграла престижную гонку, или в наследство от главы государства, или от коллекционеров. Кстати, этот музей характеризуется тем, что здесь много машин от сегодняшних московских коллекционеров, машин, купленных в Европе и Америке, и именно поэтому здесь много американцев и совсем мало немцев (в отличие от ломаковского музея и музея "Мосфильма", где собраны трофейные машины, вывезенные из Германии). Но эти потоки — с выставок и из ГОНов, с одной стороны, и от коллекционеров, с другой,— очень разные. Первые — те самые невероятные вершины, когда кажется, что эволюция забежала далеко вперед и теперь как-то непонятно, что делать. Вторые — те, которые сохранились от огромных тиражей, те, которые и мечтать не могли о тех моторах, коробках и подвесках, которыми обладали эти уникумы, те, которым до этого уровня пришлось добираться еще 30-50-70 лет.

Самолеты — у них как-то проще, их все же мало берут в частные руки. Они развиваются вслед за полетом инженерной мысли. А машинам крылья постоянно подрезает рынок. Инженеры и дизайнеры придумывают гениальные машины, а потом оказывается, что общество не в состоянии их купить. Хорош был Cadillac со своим 12-цилиндровым двигателем, который они представили в 1929 году, к началу Великой депрессии! Понятно, что они выпустили всего две такие машины, как у нас в музее, в 1935 году,— удивительно, что хоть две купили. Она в базовой комплектации стоила $7 тыс., а кабриолеты в полтора раза дороже. Сейчас на аукционе такая машина продается за $200 тыс.

Но это заставляет думать о природе рыночной эволюции вообще. Ведь принято считать, что рынок ведет к прогрессу, но здесь очень зримо видно, что он туда совсем не ведет, а никак не может догнать прогресс. Причем рыночная эволюция — она же с либеральной точки зрения является аналогом природной эволюции, она позволяет выбрать сильнейшие, наиболее удачные экземпляры, они закрепляются, развиваются и постепенно вытесняют все остальные. А тут видно, что дело обстоит совсем иначе. Наоборот, самые сильные, самые фантастические и совершенные экземпляры оказываются нежизнеспособными, им приходится по 40 лет ждать, пока дотянут все остальные.

Побродив по этому музею, начинаешь понимать, как неверно устроены музеи биологические. Там сначала рыба отращивает себе ноги и начинает ходить по суше в виде ящерицы, потом продвинутая ящерица начинает махать ногами и уже летает в виде птицы, и все это движется к человеку. А на самом деле все было иначе. Это была не просто рыба, а дико продвинутая рыба: она вылезла, научилась ходить, потом летать, а потом еще много миллионов лет сидит и ждет, пока все остальные подтянутся. Время от времени взлетит, посмотрит, как дела: нет, та же фигня, кто на двух ногах ползает, кто вообще на трех — горе, а не эволюция. Ну вот появился этот Cadillac, а кругом-то все на "Фордах", и ему еще 70 лет ждать, пока на основе "Форда" родится АЗЛК, пока они произведут все свои модели, переживут расцвет, упадок, все это отъездит, завод закроют, и станет ясно, что легковой автомобиль не может ездить меньше 200 км/ч и машина без автоматической коробки — это дикость. И, что интересно, он все еще ждет. До сих пор, через 70 лет, все еще вовсю выпускаются машины, существенно отстающие по технической мысли от образца 1935 года!

А согласитесь, это несколько неожиданные мысли для музея автомобилей. Ну то есть все же там обычно думаешь про дизайн, про скорость, гонки, рекорды, у кого какая была машина — но не про судьбы мировой эволюции. Мне кажется, это из-за неожиданного качества коллекции. Если это не научный музей, то только потому, что его собрали слишком быстро и факт существования систематической коллекции высокого уровня еще не вполне осознан и не передан экспозицией. А вообще-то это стоит осознать. В 70-е годы позапрошлого века московское состоятельное сословие пережило массовое увлечение живописью — в итоге получилась Третьяковская галерея и Пушкинский музей. Роскошные собрания живописи. Более или менее понятно, чем увлекалось московское состоятельное сословие в последнее десятилетие. Нет, правда, у нас появилось роскошное собрание автомобилей.

Улица Рогожский Вал, 9/2, 678 0291