Вчера в Москве похоронили генерального директора "отца заводов" "Уралмаша". Директоров такого масштаба еще не убивали. Кто он, Олег Белоненко, и зачем было его убивать? Ответить на эти вопросы, побывав в Екатеринбурге, пытается специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Спецрейс из Екатеринбурга прибыл в Домодедово накануне вечером. Хоронить должны были на Троекуровском кладбище, и этим рейсом прилетели родные, друзья, коллеги покойного и мы, журналисты Ъ. Как только все мы вышли из самолета, подошел капитан милиции и сказал, что есть приказ задержать всех прибывших и досмотреть их в специально отведенном месте. Капитан произнес все это крайне раздраженным тоном.
Все, кто приехал, не спали двое суток, страшно перенервничали за это время, потому что занимались организацией митинга и прощания с Олегом Белоненко в Екатеринбурге, похоронами водителя, давали показания в милиции, писали объяснительные записки, заполняли бесчисленные бланки, ездили в морг... Я уж не говорю о том, что на всех их попросту свалилось страшное горе.
"Вы что, и гроб досматривать будете?" — спросил я. "Скорее всего,— глядя мне прямо в глаза, уверенно ответил средних лет человек в штатском.— У нас есть оперативная информация". Другой человек начал всех без исключения фотографировать. Потом всех прибывших досмотрели, ничего не нашли и, не извинившись, отпустили.
Таким оказался последний путь Олега Белоненко в Москву.
На следующий день в полдень его хоронили на Троекуровском кладбище. Людей было не так уж много, как если бы его хоронили в Набережных Челнах, где он проработал 23 года, или в Екатеринбурге. Проститься с Белоненко пришли в основном московские сотрудники холдинга Кахи Бендукидзе. Они выигрышно смотрелись на фоне небольшой делегации заметно робеющих директоров из глубинки. Приехал, конечно, и сам Бендукидзе, почему-то отошел от всех, стоял один за спинами телеоператоров и, казалось, был чем-то очень недоволен. Может быть, до сих пор вспоминал историю в Домодедово, но вряд ли.
Ему первому и дали слово. Он опять, как и в Екатеринбурге, долго молчал, прежде чем начать, а потом сказал, что будет всегда помогать семьям погибших. Журналисты потом между собой ругали Бендукидзе за бледную речь, нечего было процитировать, хотя и то, что он сказал, было важно.
Впрочем, и остальные выступали не очень долго, и казалось, понимали, что говорят не о том. А о том, о чем надо, предпочитали не говорить, потому что это были всего-навсего похороны. Но написать-то обо всем этом надо.
"Он меня первый раз не обогнал"
Первый заместитель генерального директора "Уралмашзавода" Михаил Матвеенко живет недалеко от заводской проходной и ходит на работу пешком. Если в семь утра выйти из дома, то в четверть восьмого, никуда не денешься, будешь на месте.
По дороге Михаила Ивановича, как правило, обгонял на служебной "Волге" его начальник, генеральный директор Олег Дмитриевич Белоненко. И даже на велосипеде мог обогнать.
Дело в том, что Белоненко обожал велосипед. Когда в 1998 году он приехал в Екатеринбург заместителем генерального директора холдинга "Уральские машиностроительные заводы" и поселился в ведомственной гостинице, где так и жил до последнего своего дня, первое, что увидел Матвеенко в его комнате,— велосипед. Ничего там не было, кроме велосипеда.
В тот день, 10 июля, Белоненко не обогнал Михаила Ивановича. Это было странно.
Матвеенко подумал, что, наверное, шеф проехал раньше. Но у подъезда заводоуправления машины тоже не было. Матвеенко поднялся к себе и стал расписывать график на неделю. Предстояла презентация буровой установки, которую "Уралмашзавод" сделал для нефтяников, это было заметное событие для завода. Кроме того, "Уралмаш" готовился к своей 67-й годовщине, и тоже на этой неделе.
Накануне генеральный вызвал к себе другого своего заместителя, Михаила Рассаднева, который отвечает за связи с общественностью, и долго объяснял ему, как должна пройти эта неделя. В Тагиле, он говорил, будет мощная выставка вооружения, в Екатеринбург приедет Путин. Так вот, объяснял, на фоне презентации буровой и дня рождения завода должны померкнуть оба этих события. На эту неделю город должен забыть о Путине и выставке. Белоненко пообещал, что, если этого не произойдет, будет серьезный разговор. И Рассаднев понимал, что генеральный обещание выполнит.
В общем, в связи со всеми этими праздниками Михаил Иванович постарался сделать свой рабочий график полегче, чтобы была возможность маневра: встретить какого-нибудь неожиданного гостя, угостить его... Правда, и с этим были проблемы. Белоненко ведь пару месяцев назад издал приказ, по которому ни гостям, ни хозяевам завода не полагалось ничего крепче чая. На эту неделю он вроде бы и сам собирался его нарушить, но распоряжений пока не давал. А затмить выставку вооружений и Путина только с чаем, было, конечно, нереально.
В 7.40 в кабинет к Матвеенко вошел растерянный помощник генерального Костров и сказал, что на заводе произошло несчастье — совершено покушение на Олега Дмитриевича. Матвеенко не поверил своим ушам. Этого просто не могло быть. На кого угодно, но только не на Белоненко.
— Покушение? — переспросил Матвеенко.— Ничего, ничего, не волнуйтесь...
— Ранение в голову, он в больнице. Водитель скончался.
До Матвеенко дошло, что произошло, только когда Костров сказал про водителя. И все-таки он тогда ни на минуту не допускал, что генеральный тоже может умереть.
Матвеенко не стал нарушать обычный порядок и провел утреннее совещание вместо Белоненко. Оно, правда, было короче, чем обычно. В конце Матвеенко сообщил про покушение.
Костров и замдиректора по режиму Ахметшин уехали в больницу, а Матвеенко остался на хозяйстве. Он страшно нервничал и все время по мобильному набирал Кострова, но телефон не отвечал. Подъехал глава администрации Орджоникидзевского района Яков Спектор, бывший уралмашевец, он уже обо всем знал. Стали ждать вместе. Наконец Матвеенко догадался набрать главврача 23-й больницы, и тот сказал, что состояние Белоненко лучше. Была остановка сердца, но сейчас есть пульс.
— Ну вот,— обрадовался Матвеенко,— я так и думал, что все обойдется.
Но врач тут же добавил, что у больного в двух местах прострелена голова и надежд практически никаких. Еще через несколько минут Матвеенко позвонили: Белоненко скончался.
Матвеенко позвонил в Москву, Кахе Бендукидзе, хозяину Уралмашзавода. Тот уже обо всем знал и сказал, что вылетает в Екатеринбург.
"Я не испытываю с ним неловкости"
Года два назад Каха Бендукидзе беседовал с одним своим приятелем и жаловался ему, что нет вокруг людей, которые знают производство и могут отличить прибыль от амортизации.
— Один такой точно есть,— сказал приятель, известный и даже модный экономист.— Работает на КамАЗе заместителем, что ли, директора. Фамилия Белоненко. Он профессионал.
— И почему же ты думаешь, что он профессионал? — с раздражением спросил Бендукидзе и даже поморщился.
Слово "КамАЗ" в этом разговоре не понравилось ему. С КамАЗом все время связаны какие-то скандалы, банкротство.
— Видишь ли, когда я с ним разговариваю, я не испытываю неловкости,— ответил приятель.
И тут уж Бендукидзе ему поверил. Каха Автандилович пригласил Олега Дмитриевича для разговора. Тот приехал из Набережных Челнов, разговор был не очень долгим, и Бендукидзе сразу сказал Белоненко, что не умеет быстро разбираться в людях, но верит тому, что говорят другие, имея в виду, конечно, своего приятеля, и тут же предложил Олегу Дмитриевичу поработать своим первым заместителем. Это, конечно, был большой риск. Бендукидзе в отличие от того же Белоненко к этому времени было что терять. У него уже были Уралмаш и объединение "Ижорские машиностроительные заводы" — гиганты, но и было, правда, не очень понятно, что с ними делать. То ли объединять в одну структуру, то ли погодить. Это ему и предстояло выяснить вместе с Белоненко. До августовского кризиса оставалась пара месяцев.
Белоненко согласился не раздумывая. Может, на КамАЗе ему поднадоело, может, достиг он там своего потолка, а может, Каха Бендукидзе предложил Олегу Белоненко такую зарплату, что невозможно было раздумывать. Сам Бендукидзе говорит, что не такая уж она и фантастическая была, эта зарплата, и что в Москве, если поискать, можно более фантастическую найти.
Мне тоже кажется, что зарплата тут была не главное. Бендукидзе пообещал более или менее самостоятельное дело — Уралмаш. Белоненко предстояло поднять с колен отца заводов. Это было то, ради чего стоило соглашаться. И все-таки первое время было не совсем ясно, чем ему заниматься. Бендукидзе явно колебался, прежде чем все-таки поручить ему Уралмаш. Обанкротился завод "Русский дизель" в Петербурге, Бендукидзе присматривался к нему, послал туда Белоненко, но потом раздумал. Предложил заняться системой продаж на Уралмашзаводе, она была совершенно никакая. Так появились бизнес-единицы. Конструкторы на заводе объединились со сбытовиками в одну структуру, и оказалось, что это — настоящий прорыв.
В это время Бендукидзе окончательно решил, что надо менять генерального директора Коровина. Он работал в этой должности с 1992 года, сумел сохранить завод после августовского кризиса и очень хорошо, как говорит Бендукидзе, мог организовать оборону и отступление. А надо было нападать. К тому же Коровин стал очень часто болеть. И все-таки решение далось Бендукидзе нелегко. У Коровина истекал срок контракта, и он понимал, что если Коровин придет к нему и попросит продлить контракт, он ему не откажет. Но Коровин не пришел. Говорят, он сам ждал в это время, что Бендукидзе придет к нему с предложением продлить контракт. Но Бендукидзе не пришел. В конце концов 17 декабря 1999 года Олег Белоненко стал генеральным директором Уралмашзавода.
Ему, может быть, повезло, что как раз в это время на завод пошли заказы. Нельзя сказать, что это была и заслуга Коровина. Просто оживились нефтяная, газовая, металлургическая отрасли, им понадобились новые машины, а Уралмашзавод, оказалось, был готов их делать. Руководство завода стало работать по 13-16 часов в сутки.
— Я сам,— сказал мне Матвеенко,— с утра до ночи на заводе, но и половины того, что он, не делал. А у него еще оставалось время рисовать, писать стихи, книжки читать.
"Я перепсиховал за эти дни"
Матвеенко и еще несколько человек с завода вместе с женой и детьми Белоненко и Кахой Бендукидзе летели из Екатеринбурга в Москву, чтобы на следующий день похоронить Олега Дмитриевича на Троекуровском кладбище. Об этом попросили родственники.
Матвеенко, как только сел в кресло самолета, заснул и проснулся перед приземлением.
— Я перепсиховал за эти дни,— признался он,— и две последние ночи вообще не спал.
Особенно он переживал, что не смог сказать хорошую речь на митинге, потому что разволновался.
— А что сказать, с другой стороны? — принялся вдруг оправдываться он.— Сказать, что мы будем мстить убийцам? Так жена и дочки рядом, не могу. А что еще?
Некоторое время он и Белоненко были двумя первыми замами при Коровине. Потом, когда Белоненко стал генеральным, он упразднил свою бывшую должность и оставил при себе одного первого заместителя. Матвеенко отвечал за производство, Белоненко — за все остальное. Потом Белоненко убили.
Я спросил у Бендукидзе: за что? Он ответил, не мне первому:
— Бизнес тут ни при чем. Не за что было. Может быть, бытовая версия? Не думали об этом?
Я-то не думал.
— Всякое бывает,— продолжил Бендукидзе.— Я вот вместе с Латышевым, спецпредставителем президента по Уралу, позавчера летел, он рассказывал, что один семью из четырех человек вырезал, так его нашли только через много лет.
— Но при чем тут это?
— Да, это, наверное, ни при чем,— легко согласился он. Но еще и так случается: убили человека, а потом оказалось, что просто перепутали, не того убили.
Я потом в самолете говорил с одним товарищем Олега Белоненко, Михаилом Бебуровым. Он сейчас работает в судостроительной фирме "Алмаз", а еще несколько месяцев назад был заместителем председателя совета директоров Уралмаша.
Бебурову, конечно, смешно стало, когда он услышал, что Белоненко могли с кем-нибудь перепутать.
— Я ведь в этой же гостинице жил, хорошо ее знаю. Это уединенное место; да к тому же в подъезде, где Олег жил, никого больше не было, кроме хозяйки гостиницы, да и она, кажется, несколько недель тому назад съехала.
Бебуров тоже все рассказывал, какой Белоненко талантливый, работоспособный и незаменимый, и вспомнил еще про то, что Белоненко все подшучивал над ним, когда Бебуров занялся судостроением в Питере, а потом перестал подшучивать и попросил изготовить катер для поездок на рыбалку. Они долго придумывали, какой катер нужен такому человеку, как директор Уралмаша, и придумали, но сделать не успели. Бебуров сказал, что все последние дни только об этом и думает.
Громкое убийство в Интернете
За что же его убили? Самая простая версия — не поделил что-то с ОПС "Уралмаш" — видимо, сразу отпадает. Им и делить-то было нечего, кроме разве что торговой марки, за которую начал бороться Белоненко и выиграл. Но не у ОПС "Уралмаш", а у сотни других коммерческих фирм, которые имели в своих названиях заветное слово. А общественно-политический союз — некоммерческая организация. Но я все-таки говорю Александру Хабарову, председателю совета директоров ОПС "Уралмаш":
— Известно, что Уралмашзавод судился за торговую марку "Уралмаш" и выиграл. И, соответственно, ОПС "Уралмаш" проиграл.
— Это такая глупость...— отвечает Хабаров.— Они, между прочим, по-моему, отказались от нее уже, от этой марки. Регистрация другой марки у них произошла. Нигде они не звучат как Уралмаш.
— Что же, по-вашему, случилось 10 июля?
— Трагедия большая. Мы очень обеспокоены случившимся,— нервно отвечает.— Это был хороший, настоящий мужик. В ОПС "Уралмаш" входят несколько спортивных федераций, в том числе футбольная и баскетбольная. Так вот, Белоненко помогал и футбольному, и баскетбольному клубам. Он понимал, что надо помогать спорту. И на деле помогал. Две недели назад от него специалисты приходили, опять спрашивали, чем помочь. За последние годы это был первый человек, который всерьез интересовался этими проблемами.
И вы знаете что? Я верю Хабарову. Он правду говорит, хотя и много путает. Конечно, завод от своей торговой марки отказываться не собирается и, более того, ведет борьбу за признание имени "Уралмаш" общеизвестным, есть такой юридический термин. Но то, что с ОПС у Белоненко не было отношений,— правда. Он с Хабаровым и не встречался ни разу.
А Михаил Бебуров в том самом самолете мне и говорит:
— Я узнал о случившемся в Питере и летел в Екатеринбург через Москву, где живу, чтобы захватить темный костюм для похорон. И вот там, дома, открыл Интернет, покопался в нем и нашел не меньше десяти версий убийства. И все как одна смешные. Кстати, участие в этом деле ОПС — одна из них.
Я тоже посмотрел эти версии. Они дотошно изложены в екатеринбургской прессе. Первое. Смерть Белоненко впервые породила термин "стратегическое убийство": физическое уничтожение человека ради пресечения планов тех, кто за ним стоит. Белоненко был настолько многофункциональным руководителем, что решение большинства вопросов было замкнуто исключительно на нем, и найти ему адекватную замену практически невозможно. Второе. Об этом сказал директор Нижне-Тагильского металлургического комбината Сергей Носов. Он предположил, что смерть гендиректора Уралмаша связана с тем, что он активно выступал за строительство стана-5000 в Нижнем Тагиле, потому что Уралмаш должен был выступить крупнейшим поставщиком оборудования для этой стройки века, а не всем нравилась эта идея. Третье. Отчетливо виден камский след: Белоненко владел полупроцентом акций КамАЗа, но все свое время отдавал Уралмашу, и это вызывало понятное раздражение в Набережных Челнах. Вот и убили. Четвертое. Убийство связано с перспективными многомиллионными контрактами Уралмашзавода, например, с "Сургутнефтегазом" на поставку бурового оборудования. Белоненко на всякий случай устранили соперники в борьбе за тендер. Пятое. Смерть гендиректора вызвала его деятельность в сфере теневой экономики. Пять лет назад убили генерального конструктора секретного АОКБ "Новатор" Валентина Смирнова, и, как выяснилось, Смирнов был замешан в афере, касающейся незаконного оборота драгметаллов, и был убит именно поэтому. Не очень понятно, при чем тут Белоненко, никто об этом вслух не говорит, но эта версия тоже активно обсуждается в Екатеринбурге. Шестое. Личная ненависть. Белоненко подписал приказ о борьбе с пьянством и курением на заводе и за один только месяц уволил более сотни человек. А поскольку до этого приказа самогонные аппараты стояли прямо в цехах, то шансов выжить у него не было.
В общем, если почитать Интернет и екатеринбургскую прессу, становится очевидным: убийство Белоненко было выгодно всем без исключения. Его не могли не убить. А если послушать людей, близко знавших его, ясно: убивать его было не за что. А если бы и было за что, говорит Бендукидзе, то хотя бы, как это принято, предупредили бы.
Правда, жена Олега Белоненко рассказала, что за несколько дней до убийства кто-то подарил мужу его собственный портрет в черной рамке. Она пришла в ужас и потребовала выбросить эту раму вместе с портретом, но Олег сказал, что не собирается делать этого, потому что портрет хороший, только вот цвет рамы, может быть, и правда немного неудачный, но это, в конце концов, ерунда.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ