Мариинский театр представил на основной сцене концертное исполнение оперы Николая Римского-Корсакова "Царская невеста". Главным событием вечера стало выступление звезды мирового значения Ольги Бородиной. С подробностями — ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Послушать главное русское меццо-сопрано наших дней и одну из самых востребованных певиц мира в Мариинский театр вечером минувшей пятницы собрался буквально весь город — в фойе было не протолкнуться, капельдинеры сгибались под тяжестью охапок роз, воздух в зале был наэлектризован до предела. И было от чего: Ольга Бородина появляется в Петербурге и без того редко, а в "Царской невесте" ее слышали, кажется, еще в прошлом тысячелетии. Статусная для всех отечественных меццо, от Надежды Обуховой до Елены Образцовой, роль отравительницы Любаши, из ревности отправившей в могилу третью жену Ивана Грозного Марфу Сабурову, с девяностых годов числится коронной партией госпожи Бородиной. При этом возможности выступать с самым совершенным своим твореним перед петербургской публикой дива была долгое время лишена. Сначала в мариинском репертуаре не находилось подходящего приме спектакля, потом режиссер Юрий Александров выкроил было свою "Царскую невесту" специально под стать госпожи Бородиной — но та, увидев на сцене сталинский парк культуры вместо слободы XVI века, от участия в постановке отказалась.
Нынешнее концертное исполнение оперы с участием госпожи Бородиной смотрелось реваншем, которому не могли не сопутствовать разного рода опасности. С момента выхода на лейбле Philips запечатлевшей эталонный тандем Бородина--Хворостовский--Гергиев записи "Царской невесты" прошло больше двенадцати лет. За эти годы изменилась сама певица, практически не поющая в последнее время русскую оперу, — сегодняшний облик госпожи Бородиной, поющей Амнерис в Ковент-Гарден и Кармен с Маргаритой в Метрополитен-опере, определяет скорее итальянский и французский репертуар. Изменился и контекст: если в девяностые годы госпожа Бородина царствовала в опере Римского-Корсакова единолично, то сейчас на лавры лучшей Любаши наших дней претендует сверхновая звезда Екатерина Губанова, к своим тридцати годам уже успевшая кардинально переосмыслить "Царскую..." как раз на мариинских подмостках. Однако стоило Ольге Бородиной ступить на сцену, как певица повторила свой многократно описанный фокус — еще не проронив ни одной ноты, она заставила забыть публику обо всем, кроме самой себя.
На сцене священнодействовала prima donna assoluta: микст царственности с голубиной кротостью, скульптурная стать, над которой будто бы поработал гениальный резец, пластика, содержащая смысла больше, чем любая режиссерская концепция. Собственно, госпожа Бородина могла бы ничего и не петь. Но после первой же музыкальной фразы по залу прокатилась волна восторженного шепота, а ближе к середине действия переходящие в овации аплодисменты вынудили Валерия Гергиева надолго опустить руки. Рисунок любимой роли госпожа Бородина с годами выписывает лишь еще более подробно и любовно. Детали психологического кружева плетутся искуснее некуда. Палитра темных красок, которыми певица рисует портрет Любаши, пополнилась охрой и багрянцем. Трагический масштаб, как и прежде, делается очевидным уже в экспозиции образа, но интонация роли изменилась. Никакого привычного "большого стиля": тихо, вполголоса, без экстравертной театральности — но зато с тоской совершенно экзистенциального толка. Убедив даже самых отъявленных скептиков в том, что сегодня в партии Любаши ей по-прежнему нет равных, Ольга Бородина перевернула все стереотипы о том, как должна выглядеть и петь русская оперная дива.