Российский премьер Владимир Путин вчера приехал в деревню Верхняя Верея Нижегородской области, как и обещал, на новоселье. С захватывающими бытовыми подробностями из Верхней Вереи — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Когда проезжаешь по главной улице новой Верхней Вереи, сгоревшей дотла 29 июля этого года (см. "Ъ" от 31 июля), кажется, что ты попал в образцовую финскую деревеньку. Ровные ряды белых домиков под коричневыми крышами, асфальтированные подъезды к каждому, высочайшие фонарные столбы, ровно выкопанный пруд... Нерусское какое-то село. Что-то неправильное в этой обещанной правильности, что-то режет глаз, и в общем понятно что: именно эта белизна, чистота, безукоризненность и, главное, именно правильность, расчерченность новой Верхней Вереи, что ли. Не должно так быть у нас.
Я захожу в один дом. Здесь 65 квадратных метров и живет только бабушка. Она сидит на диване в одной из трех комнат, спиной к двери, мелко раскачиваясь и не обращая никакого внимания на хлопающую дверь. Летом к ней приезжают отдохнуть внуки.
Сейчас к ней приехал еще сын с женой с Урала. Они застали здесь обставленную квартиру, да еще, можно сказать, под завязку обставленную. Да, им обещали всю необходимую мебель на 150 тысяч рублей из IKEA, ну откуда здесь, например, двухъярусная детская кровать? Бабушке и одноярусной хватило бы.
Выясняется, что здесь был один из двух шоу-румов IKEA, и коммерсанты, как говорит сын бабушки Евдокии Алексеевны, оставили ей всю мебель из шоу-рума, потому что не везти же было назад в магазин.
Сын, которому прилично за пятьдесят, рассказывает, что коммерсанты, которые продавали мебель в Верхней Верее с благородной 30-процентной скидкой, давно уехали, оформив все заказы, и что он тоже скоро уедет, потому что все вроде налажено.
— А бабушка сама-то справится? — осторожно спрашиваю я.
— Конечно! — весело отвечает он.— А чего? Ей всего-то 87 лет!
Он говорит, что сейчас завезут еще два дивана — и он поедет домой.
— Как два дивана? — удивляюсь я.— Да тут и так от мебели, честно говоря, тесновато.
— А положено,— говорит он, и в голосе я слышу стальные нотки.— Положено — значит, возьмем. Это наше. Найдем, куда поставить.
Найдут. Они найдут.
— Довольна Евдокия Алексеевна? — спрашиваю я у него.
— Ну как...— уклончиво вздыхает он.
— Да как же,— волнуюсь я,— раньше удобства были во дворе, непонятно, как ваша мама ночью добиралась до туалета, а теперь он в доме... Газ провели. Телефон, говорят, будет...
— Да, какая-то китайская фирма телефоны нам ведет,— подтверждает он.— Но ей зачем телефон?
— Чтобы вы звонили,— говорю я.
— А сеновал у нас был? А баня? А двор?! А конюшня?!! — восклицает он вдруг с отчаянием.
— А в конюшне кто жил? — с недоумением переспрашиваю я.— Кони?
— Как кто? Какая Кони? — недоумевает он.— Корова!.. Да, в доме было 60 метров. А 200-то метров одних пристроек!..
На автобусной остановке стоят человек сто, они ждут не автобуса, а вертолета с премьером. Рядом с остановкой в огромном шатре со свешивающимися с потолков и стен полупрозрачными белыми занавесями встречи с Владимиром Путиным ждут другие жители, а те, кто здесь, на остановке, пришли просто посмотреть на премьера. Антонина Рязанова, лет пятидесяти, рассказывает, как они тут довольны все, как не верили, что и правда к 1 ноября ключи получат, а получили, и тепло в дома дали, и если я не верю, то можно зайти к ним домой и посмотреть своими глазами на все это великолепие и чаю выпить, только мебель еще не завезли, так что чай на подоконниках пить пока придется.
Здесь тоже заасфальтированы подход и подъезд к дому, точно такие же комнаты, как у Евдокии Алексеевны, только пустые пока.
— Все будет,— говорит Антонина Рязанова,— все уже есть! Мы и страховку получили за сгоревший дом, между прочим!
— Много? — спрашиваю я.
— 257 тысяч,— улыбается она.
— А платили за год сколько?
— Немало,— качает она головой, — тысячи две рублей. Плюс нам троим — мне, сыну и мужу — по 200 тысяч выдали.
— И вы их пока, как я понимаю, не особенно тратите.
— А особенно не на что пока! — смеется Антонина Рязанова.— Люди, конечно, машины покупают, а нам не надо.
— И многие покупают? — спрашиваю я.
— Ой, многие!
— Ну, вы на эти деньги баню поставите во дворе...— начинаю советовать я, потому что я уже третий раз здесь с 30 июля и понимаю, что значит для них баня.
Но, оказывается, и не только я понимаю:
— А нам баню обещали бесплатно поставить! — опять смеется она.— Так что мы богачи! С завода, где я работала до пенсии (то есть ей уже за 55, а не скажешь.— А. К.), мне тоже денег дали, помогли. А какая-то партия купила нам телевизор, холодильник и стиральную машину (понятно, какая, не буду говорить, чтоб не сглазить.— А. К.).
— Не наш это дом,— вдруг хмуро говорит хозяин, Владислав Рязанов.
— Как не ваш?!
— Потому что деревянный он и есть деревянный... А этот я не знаю из чего. А в том мы только что крышу перекрыли... Нет, спасибо, конечно, что не оставили на улице...
— Да чего же Бога-то гневить?! — вздыхает хозяйка.— Все есть! Был бы разве у нас газ когда?
— Газа не было бы,— неохотно соглашается он.— Никогда в жизни.
— А туалет в доме? — встреваю я.
Мне этот туалет в доме кажется уже величайшим удобством, которого и я в своей квартире никогда не ценил по достоинству и только теперь, кажется, в состоянии оценить.
— А это нам не надо! — резко говорит хозяин дома.— Мы во двор ходим!
— До сих пор? — потрясенно переспрашиваю я.
Он молчит.
— Так что мы не очень-то...— после долгой паузы заканчивает он.
— А окна пластиковые, вакуумные? — пытаюсь я приободрить его.
— Это да,— опять соглашается он.— Но тут уже у многих и до пожара такие были.
То есть он держится до последнего.
— Но у вас-то не было.
— Не было,— выдавливает он из себя.— Сена сгорело пудов двести...
— Корову мы уже купили,— словно не слыша его, говорит хозяйка.— Пока не привезли... Баню хотели каменную сложить, но слишком близко к дому оказалось, так что тут не баня будет (она показывает на 1,5-метровые незаконченные стены метрах в десяти от дома.— А. К.), а курятник.
— А баню я деревянную поставлю...— упрямо говорит хозяин.
Я вышел на улицу. Здесь кругом были плакаты: "Спасибо АФК "Система"", "Поздравляю с новосельем!" — и поясной портрет главы компании Владимира Евтушенкова.
После этого даже не скажешь, что тут ничего личного.
Лишний раз напомнить людям, что помогал им в беде,— разве помешает?
А плакаты "Верхняя Верея — наша малая родина, и нам ее беречь!" "Мы любим наш Нижегородский край!" — как-то уже на этом фоне совершенно и не смотрелись.
В небольшом помещении новой почты, надо надеяться, никогда не будет столько народу, сколько было вчера, когда туда зашел господин Путин. Фотографы так нажали на пластиковую стойку, что премьер занервничал:
— Ну вот, почту только построили, и сейчас разнесут!
Почтальон Ирина Викторовна призналась, что раньше она с закрытыми глазами могла найти любой дом в селе, а теперь "страшно выходить, глаза не присмотрелись!.."
— Спасибо от жильцов! — добавила почтальон.— Спасибо партии!
Она знала, кого благодарить.
Придя в медпункт, Владимир Путин обрадовано сказал медсестре:
— Ну, вот видите, а то сарай у вас тут был!
— Ну не совсем сарай,— обиделась медсестра.
Ей, кажется, не понравилась мысль о том, что она работала в сарае.
В новом продуктовом магазине, сделанном по типу минимаркета, то есть с самообслуживанием, одна из покупательниц, стоя на фоне обилия женских прокладок, порадовала премьера: "Все есть, все товары первой необходимости!"
Девушка в новой зеленой униформе поблагодарила премьера за то, что правительство зафиксировало максимально возможные цены на крупу, на сахар и минимально возможные — на социально значимые товары, в том числе на хлеб.
— Хлеб,— пояснила она,— товар Нижегородской области, поэтому у нас есть возможность снижать на него цену.
— Да уж, не французские булки! — вставил губернатор Нижегородской области Валерий Шанцев.
Потом премьер зашел в один из жилых домов (90 квадратных метров). Здесь его встретила Светлана Васильевна Романова.
— Лучше Светлана,— потупилась эта женщина неопределенно средних лет, живущая вместе с определенно пожилой мамой, которая все повторяла вполголоса: "Господи, радость-то какая!.."
Светлана (раз уж она просила ее так называть) рассказала премьеру, что специально выбрала мебель красного цвета (хорошо хоть, не дерева), хоть и боялась, что "мама не поймет такую современность".
— Глаза страшатся, а руки делают! — опять примерно так же кстати добавил Валерий Шанцев.
Премьер пошел было уже к выходу, как Светлана всполошилась:
— Подождите! Хочу санузлом похвастаться!
Вместе с Владимиром Путиным в санузел заглянул и Валерий Шанцев.
— Ну, фирма веников не вяжет! — одобрительно заметил он.
На прощание Светлана подарила премьеру икону. До этого Владимир Путин уже был в ее доме, и она обещала ему подарок.
Когда премьер шел мимо детской площадки, его внимание обратила на себя девочка лет шести по имени Женя.
До этого Женю буквально выталкивала на детскую площадку ее мама. Девочка сопротивлялась из последних сил:
— Нам же туда пока нельзя!.. Нас не пускают в городок...
— Иди,— опять подталкивала ее мама.— Ты ребенок, тебе можно. Ступай! И письмо ему передай!
Надо сказать, девочка или, вернее, премьер сделал все как надо. Он заметил Женю, подошел к ней, она попросила автограф (не на письме, которое в конце концов тоже передала), он сел в детское сиденье-качалку на толстой пружине, и сиденье стало ритмично качать его вверх-вниз. Премьер удивился.
— Держи меня,— попросил он девочку, и она, пока он давал ей автограф, держала премьера, вцепившись ему в плечо.
Никогда еще Владимир Путин не ставил автограф в такой драматичной обстановке.
В огромном шатре среди белых занавесей премьер поздравил присутствующих со свершившимся.
— Сейчас одну женщину видел,— поделился господин Путин,— она меня 30 июля чуть не утопила в своих слезах, говорит: "Не сделаете!" Я говорю: "Сделаем!" — "Не сделаете" — "Сделаем, и лучше будет!" — "Никогда не будет лучше!" — говорит. Сделали лучше!.. Мы сказали, что к 1 ноября завершим все работы. И мы завершили.
После этого премьер поговорил в режиме видеоконференции с губернаторами и жителями полутора десятков российских областей. Общение состояло из докладов о полном завершении работ и трогательных подробностей из рассказов жителей ("Жена одного из строителей,— говорил премьер,— попросила меня, чтобы строителям увеличили пайку, обед, потому что они работают по 12 часов. Это говорит о том, что жены заботятся о мужьях, что само по себе хорошо, и о том, что мужья действительно работают...").
— Государство,— продолжил премьер,— показало, что в состоянии, может решать проблемы такого масштаба. С полной уверенностью могу сказать, что несколько лет назад выполнение работ такого масштаба было бы невозможно. Не было денег, не было таких технологий... Надеюсь, вы будете жить-поживать, добра наживать...
Тут бы и сказки конец, но нет.
На фоне домов, различавшихся в основном цветом кровли (в Московской области — синяя, в Липецкой — красная...), губернаторы продолжали докладывать о своих успехах.
Владимирская, Ульяновская, Саратовская, Тамбовская, Свердловская, Ивановская области... в дома проведена канализация, газ ("Не нужно ни дров, ни угля!" — объяснял премьеру президент Мордовии господин Меркушкин. "Да знаю я, знаю...").
И чем больше было областей и губернаторов, и чем вдохновенней были их доклады о новом поселке или хотя бы паре построенных домов, тем яснее и отчетливей становились масштабы беды, в которой живет деревенская Россия, не тронутая пожарами. В этой России нет канализации, нет санузлов в домах, нет газового отопления...
— Мы оживили еще один поселок за счет этой беды! — простодушно признался губернатор Ивановской области Михаил Мень.
Погорельцам этого лета крупно повезло.
Остальным пока нет.