Вчера в Москву вернулись пять российских летчиков, освобожденных из индийской тюрьмы, где они провели почти пять лет. В аэропорту Шереметьево-2 их встречал корреспондент Ъ СЕРГЕЙ Ъ-ТОПОЛЬ.
Самолет "Аэрофлота" сел по расписанию, в 7.35. Александра Клишина, Игоря Тиммермана, Олега Гайдаша, Евгения Антименко и Игоря Москвитина мидовцы сразу же отправили в VIP-зал. Репортеров охранники туда не пустили. "Есть распоряжение МИДа,— вежливо сказали они,— пропустить только представителей ОРТ, НТВ и российского канала. Дипломаты считают, что летчики очень устали и им не до вас". Пишущие и снимающие были вынуждены выстроиться полукругом у лестницы, ведущей из зала VIP в зал отлета.
В этот момент к рамке металлоискателя подошли две женщины. Оказалось, что это сестры одного из летчиков. Одна прилетела из Норильска, другая — москвичка. Сказать, как зовут их брата, они не успели. Выбежавшая из зала полная женщина буквально пропихнула их мимо охранников: "Это свои". Охрана стояла стеной не только на пути журналистов. Когда у VIP-зала появился встречавший кого-то худрук Большого театра Владимир Васильев, охранники расступились только после того, как он гордо сказал: "Я народный артист СССР". За Васильевым попытался прорваться священник. "Да там уже есть один",— не пускали его. Но он не растерялся: "Я отец Николай от отца Никодима". Пропустили и его.
Минут через десять из VIP-зала потянулись телевизионщики. "Ну как летчики, что говорят?" — спросили у них. "Благодарят и кланяются, кланяются и благодарят,— ответил один из них, а потом добавил: — Благодарят за то, что гражданство наше дали, и за то, что освободили".
Следом из зала вышел отец Виталий Зубков из отдела внешних сношений РПЦ. "Я их крестил в калькуттской тюрьме,— тихо сказал он,— и причащал и исповедовал".— "Ну и как тюрьма?" — спросил я. "Вы фильм 'Полуночный экспресс' видели? Тогда и рассказывать нечего",— ответил он.
По словам отца Виталия, узники сидели и в одиночках, и в общих камерах с уголовниками. "Были и прямые конфликты,— рассказывает священник,— провокации по наущению тюремной администрации, правда, до мордобоя не доходило. Сказалось плохое знание английского языка".— "То есть оскорблений на местной фене летчики не понимали",— предположил я. "Что-то вроде этого,— уклончиво ответил отец Виталий и продолжил: — Условия содержания у них были ужасные. Полная антисанитария. Насекомые. А еда! Представьте себе грузинскую кухню и умножьте количество специй в десятки раз. А запивали они все это водой из крана. Это при том, что сами индийцы пьют водопроводную воду только после фильтрации. Спали на бетонном полу, подстелив под себя циновку. У Москвитина (штурман.— Ъ) от этого туберкулез начался. Да они все больные".
"Как вы считаете, батюшка, они виновны?" — напоследок спросил я (летчиков приговорили к пожизненному заключению за контрабанду оружия). "Я их исповедовал",— ушел от ответа отец Виталий, но по глазам его было понятно, что преступниками пилотов он не считает.
Тут все журналисты бросились на внутреннюю лестницу аэропорта. Мидовские чиновники, решив, что их миссия закончена, уехали, оставив летчиков на растерзание репортерам. Из аэропорта они выбирались самостоятельно, кто как мог. Их по одному отлавливали журналисты, спрашивая одно и то же: "Вы рады, что вас освободили?" — "Рады",— тихо отвечали пилоты, ища глазами выход. "Ну как там?" — задал и я свой вопрос оператору груза Евгению Антименко, который перенес в тюрьме два инфаркта. "Ад кромешный. Капкан в духовке",— только и ответил он.
Чуть позади Антименко шел, держа в руке пижонскую фуражку, президент Ассоциации летного состава Анатолий Кочур. На вопрос, как будет решен вопрос с трудоустройством летчиков, он развел руками: "Если здоровье позволит... В общем, будем думать".
На улице летчики долго искали машины, чтобы съездить в посольство Латвии за документами. Хотя они теперь и россияне, но по-прежнему живут за границей.