Умерла Белла Ахмадулина

В пятницу в Центральном доме литераторов состоялось прощание с Беллой Ахмадулиной. Поэт и муза шестидесятников скончалась 29 ноября в понедельник от сердечного приступа на даче в Переделкино. Ей было 73 года.

ЛИЗА НОВИКОВА

В начале 1960-х годов перед заполненным до отказа залом Политехнического не раз оказывалась молодая чтица с запоминающимся голосом. Документальные кадры с этих поэтических выступлений попали в фильм "Застава Ильича", а потом набирающую славу Ахмадулину пригласил в свой фильм "Живет такой парень" Василий Шукшин. Он представлял себе презрительную столичную журналистку из номенклатурной семьи: отец — замминистра, мать работала переводчицей в КГБ. Фильм пришлось подкорректировать, поскольку доброжелательная актриса, как ни старалась, высокомерной не выходила.

Родительские должности не мешали ей выражать свое несогласие с несправедливостью: в 1959 году она отказалась участвовать в травле Пастернака, и ее исключили из Литинститута. Правда, потом восстановили: игра в перетягивание каната с властями только начиналась. У нее не найдешь "стихов-паровозов", "вытягивающих" книгу: нелюбовь к Ленину ей завещала бабушка, разочаровавшаяся революционерка. Потом было участие в запрещенном альманахе "Метрополь" и публикация итогового сборника в немецком эмигрантском издательстве "Посев". Но Ахмадулиной не перекрывали возможности печататься и даже позволяли заступаться за других: она помогала Владимиру Высоцкому с выпуском пластинки "Алиса в Стране чудес", чуть ли не первой поддержала академика Сахарова. С 1962 года Ахмадулина состояла в Союзе писателей, в 1980-е была там членом правления, потом — исполком ПЕН-центра, госпремия в 1989-м. Но должности и звания ее, похоже, не меняли: когда в 1974-м она вышла замуж за Бориса Мессерера, то была рада на время уехать в Тарусу в не столь обязывающем статусе "жены художника".

Белла Ахмадулина была настоящей королевой — к ней не прилипали обидные обвинения — даже спустя десятилетия, когда былые кумиры потускнели. Юрий Нагибин, один из ее многочисленных мужей, написал о ней "разоблачительные" мемуары, но сведения о ее богемной жизни, как ни странно, не повлияли на давно сложившуюся репутацию. Ничего не изменил и написанный уже во второй половине 2000-х автобиографический роман Василия Аксенова "Таинственная страсть", который вроде бы должен был вызывать раздраженную реакцию у поклонников вознесенско-евтушенковской компании, оказывается, развлекавшейся вместо того, чтобы нести людям поэтический свет, — словно дело происходило не за железным занавесом Советского Союза, а где-то на юге Франции. Аксенов переименовал свою подругу в "Нэллочку Аххо" и щедро украсил каждое ее появление эпитетами "несравненная, роскошная".

Если внимательнее вчитаться в ее стихи, то услышишь, что они все состоят не то чтобы из жалоб, но из удивления своей популярностью. Ведь она — и наследница "Марины и Анны", и куратор пушкинского ямба в ХХ веке, и запечатленная в "Заставе Ильича" кинодива, и подруга Искандера, Битова, Казакова. В Переделкино ей довелось пообщаться с Пастернаком, Вознесенский называл ее "божественным корешом", Окуджава посвящал ей песни. Пародисты, высмеивая ее, одновременно признавали существование ее неповторимой манеры, будь то даже восторженность в описаниях будничных реалий: "О, ряд от единицы до пяти!..". Как хрупкой женщине не согнуться под всей этой тяжестью?

О хрупкости она и рассказывала, начиная с 1960-х, с первой книги стихов "Струна", и заканчивая все более редкими публикациями 1980-1990-х и совсем уж единичными дружескими посвящениями 2000-х. Вполне прозаическую биографию — "школа, Дом пионеров, Литинститут" — Ахмадулина превращала в сказку: "Надо мною играют на лютне. / Мне щекотно от палочек фей". В этом мифологическом пространстве объяснение дара, таланта донельзя просто: кто-то таинственный "чиркнул быстрым ожогом над бровью" и оставил там вечную "алмазную мету". Но эта "мета", похоже, оказалась незаживающей раной. Ахмадулина как будто не смела поднять ресниц, чувствуя на себе испытующий пастернаковский взгляд: "Не провиниться перед этим Лицом, перед этим никого ни в чем не укоряющим взглядом — жизнь моя ушла на это". Читая такое сейчас, в эпоху незакомплексованных поэтов, удивляешься, откуда эта напряженность, боязнь оступиться?

Чем красивее зимний или осенний пейзаж в ахмадулинских стихах, тем с большей вероятностью за ним следует строгий разбор собственного поэтического облика. Белый снег обязательно рифмуется с белизной тетради. Даже самый легкий и веселый разговор о литературной мастерской часто продолжается какими-то мазохистскими расчетами, вопросом, чем придется платить за талант. Ее радует каждая возможность убедиться "в удобном сходстве с прочими людьми": "Слава богу, не выпало мне / быть заслуженней или богаче / всех соседей моих по земле".

Белла Ахмадулина не украшала свои тексты излишней социальностью, уступив эту нишу Евгению Евтушенко. Если она и высказывалась, то об общей природе зла — как в стихотворении "Варфоломеевская ночь". Самое страшное, по Ахмадулиной, это наследование жестокости в бесчеловечных обстоятельствах: "Он выжил и присвоил первый вздох, / изъятый из дыхания казненных". Не высказываясь подробнее, она нарушала завет своего учителя Павла Антокольского, который призывал поэтов-шестидесятников быть "соучастниками времени и истории". Возможно, в этом отчасти и был трагизм, которого она так ждала с первых своих поэтических слов.