Война в Афганистане давно уже не только афганская. Самый активный и самый пострадавший ее участник — Пакистан. Через три его главных города проехал корреспондент "Огонька"
Самая запоминающаяся картина на выставке работ в Колледже изящных искусств в Лахоре ровно про то, о чем думает весь мир, вспоминая о Пакистане. В толпе людей, контуры которых лишь обозначены на белом фоне,— черный силуэт, ощетинившийся иголками. Автор, Саба Салим, нарисовала то, о чем кричит миру сегодня весь Пакистан: что это вы нас скопом в террористы записываете? Мы — первые жертвы.
— Вы так и можете назвать эту картину — "Терроризм",— объясняет мне директриса колледжа профессор Рахат Навид, запахивая свою шаль-пашмину.— Это главное, хотя в современном искусстве каждый волен видеть что-то свое.
Во дворике ее колледжа обычный студенческий кавардак. Большинство учащихся — барышни, в основном в национальной одежде, редко кто в черном, совсем редко — с покрытыми волосами. В мастерских полным ходом идут занятия. На газонах и в садике подправляют работы и хихикают над тем, как странно выглядят журналисты из далекой России — ни дать ни взять заезжие американцы. Газоны при этом из тех, что стригут уже 300 лет. Да и атмосфера, как в обычном западном кампусе, что в той же Англии, что в Америке.
Впрочем, так — только здесь, за воротами. Перед ними — как у всех присутственных мест в нынешнем Пакистане, от министерств до ресторанов,— свой штатный блокпост. Автоматчики вежливо просят будущих художников-графиков, музыкантов и дизайнеров по текстилю показать содержимое туб и сумочек. Под корпус машин заглядывают с помощью зеркала — нет ли взрывчатки. Напротив, через дорогу, Музей национального наследия. Его фасад декорирован пулеметными гнездами, не без изящества вписанными в архитектурный ансамбль.
Страна на боевом взводе
На вопрос о том, доволен ли он имиджем своей страны, министр информации Камар Заман Кайра отвечает "Огоньку" предельно прямо:
— Нет, конечно. Вы же знаете, международный имидж Пакистана — экстремизм. Но мы говорим миру: это неправда... Мы — жертвы. Всему миру досталось от религиозного экстремизма, но Пакистану — больше всего. Представьте: всего десяток-другой лет назад в стране было абсолютно светское общество — пабы, клубы, социал-демократы в политике... Но теперь, когда мы столкнулись с этой угрозой, приходится воевать, идти на жертвы.
Первое ощущение от Пакистана именно это: воюют или готовы воевать действительно все. Еще до того, как начинаешь понимать, за что и с кем именно, убеждаешься: системы безопасности — попросту говоря, охраны — тут на все вкусы. От бородатых дядек с помповыми ружьями у входов в лавчонки и гостиницы, что поскромнее, до подтянутых рейнджеров в бронежилетах с М-16 у банков и серьезных магазинов — эти первым делом просят убрать фотокамеру: не положено. О приближении к госучреждениям дает знать обязательная змейка на подъезде, блокпост и броневик, спрятанный, вместо рояля, в кустах. Правда, Монумент Пакистана — впечатляющее сооружение, возвышающееся над Исламабадом,— охраняет частная фирма, главным оружием которой остаются свистки. В этом хочется видеть символ, но торопиться не стоит.
Когда в обществе растворено столько оружия, оно, конечно, стреляет, но ежеминутно напрягать почему-то перестает. Вот охранник в гостинице, повесив на стул ружье, как у Шварценеггера, спешит открыть дверь постояльцу. После часа-другого езды по запруженному Лахору грозные джипы сопровождения с бородатыми полицейскими уже воспринимаешь не как напоминание об опасности, а как почетный эскорт и оптимальный в местных условиях способ преодоления пробок. Пойди иначе поманеврируй в этом море из моторикш с мотоциклами, на которые по местной традиции полагается усадить всю семью в пять детей вместе с супругой!
Градус напряжения не спадает, но почему-то перестает мешать торговать и торговаться, пить чай и знакомиться, учиться и молиться — словом, вести тот самый образ жизни, ради которого многие и взяли в руки оружие. Победить волю к жизни таких перекрестков цивилизации, как 8-миллионный Лахор или 13-миллионный Карачи, не в силах не только теракты, но и веерные отключения электроэнергии (до 14 часов в день! — ее катастрофически не хватает стране, чье население увеличивается на миллион — другой в год). На местных базарах жизнь до полуночи бьет ключом: лавочки подключают самодельные дизели, их вдохновенное тарахтение свидетельствует, что город не спит. "Спросите в Лахоре любого на улице, — объясняет "Огоньку"" губернатор Пенджаба Салман Тасир, — каждый скажет, что террористы нам не нужны".
Исламабад — другая история. Не в том смысле, что там нет базаров, но не они определяют лицо 800-тысячной столицы. Про Исламабад говорят, что это город в 40 км от Пакистана. Некоторые уточняют — нет, всего в двадцати, но это зависит от того, как считать расстояние до Равалпинди — города с населением раза в четыре больше столичного. Поделенная на секторы еще в 60-х, при строительстве, столица Пакистана сегодня напоминает осажденную крепость. Дипломатический и правительственный кварталы внутри нее — крепости дополнительные, а каждое посольство и министерство устроено как мини-форт, пригодный к существованию в автономном режиме. Самым открытым считается китайское, самым закрытым — американское, но разницу за заборами разглядеть трудно: с тех пор как в 2002-м в протестантской церкви посреди службы рванули гранаты, заборами опоясались все диппредставительства. Церковь, которую отстроили заново, разумеется, тоже.
Держит осаду армия — главный защитник пакистанского государства и всех, кто приезжает, чтобы строить с ним отношения. На подступах к лучшим гостиницам ("Мариотт" тоже взрывали) палатки спецназа плюс те же бетонные заграждения, хотя американцы, говорят, в них больше не селятся и в рестораны не ходят — предпочитают посольство и частные охраняемые виллы в посольском квартале. Это не камень в огород местных военных: сторожат они хорошо — всего за пару дней, что ваш корреспондент провел в Исламабаде, поймали машину со 130 кг взрывчатки. Ажиотажа не было: говорят, куда больше шума случается, когда ловят машину с грузом спиртного.
Столица не то, что на передовой, но она — под ударом. Концентрация дипломатов, бизнесменов, а также чиновников как магнит манит тех, кто бросил вызов современному Пакистану. Это мишень, хоть и не единственная. Армия, штаб-квартира которой находится в Равалпинди, уже пережила нападения в прошлом году. С них и отсчитывают последний виток гражданской войны в регионе, который, согласно утвержденной президентом Обамой стратегии, зовется AfPak. Пакистанцам название не по душе, но терпят: здесь и без всякого WikiLeaks помнят, как США в 2001-м вгоняли Пакистан угрозами в антиталибскую коалицию.
Пакистанский фронт
Роман этот, пусть он и поневоле, давний. Еще со времен первой афганской войны, когда советские и американские военные стояли в считанных милях друг от друга по обе стороны афгано-пакистанской границы. Этот пик холодной войны давно позади, но когда смотришь на "первую афганскую" глазами другой стороны из XXI века, понимаешь, что победителей в ней не было, нет и, похоже, не будет.
Одна только цифра: число моджахедов, прошедших подготовку в 1980-е в спецлагерях в Пакистане, журналист Амир Мир в книге "Талибанизация Пакистана" оценивает в 85 тысяч штыков. Раствориться в пространстве после вывода советских войск эта армия (сравнимая что с нашим, что с американским "ограниченными контингентами") не могла. Она и не растворилась — просто у нее оказался свой "интернациональный долг".
— Та война привела в Пакистан свыше 4 миллионов беженцев, половина в стране до сих пор, — объясняет главный редактор научного журнала Исламабадского института политических исследований Сайед Нур-уль-Хак. — С ними пришли культура наркотиков, "культура автомата Калашникова", нетерпимость... Сверхдержавы, строившие в Афганистане то социализм, то демократию, конечно, платят за эти ошибки. Но мы-то расплачиваемся безопасностью.
Когда "ваши" ушли, ушли и американцы, напоминает главный редактор, он же бригадный генерал в отставке (армия щедро раздает лучшие кадры гражданским структурам). Вакуум заполнили талибы ("я против них, но хаос хуже"). Эти ученики пакистанских медресе, выросшие в лагерях беженцев и организованные в боевые части, взяли Кабул и привели "Аль Каиду", потому что им нужны были деньги. Вывод не звучит, но напрашивается: никогда не бросайте на произвол судьбы тех, кого втянули в Большую игру.
Журналист Ахмед Рашид пишет про Афганистан уже 30 лет. К началу операции против талибов осенью 2001-го, говорит он, 90 процентов американцев не знали, о какой стране идет речь. Его книга "Талибан" стала бестселлером, когда "Аль Каида" атаковала Америку самолетами: 12 сентября 2001-го ее сотнями экземпляров закупали для Белого Дома, где, видимо, тоже не вполне понимали, кто же на них напал. Ныне тираж перевалил за полтора миллиона, главные потребители — студенты, изучающие ислам в США, и офицеры сражающихся в Афганистане частей. Так вот, Рашид говорит: тогда, на старте, Америке следовало в течение пяти лет тратить миллиардов по пять на развитие Афганистана, плюс столько же на создание его армии и полиции. Было бы дорого, но сейчас счет перевалил уже за 300 миллиардов.
США воюют в Афганистане девятый год — столько же воевал и СССР. При этом сорвались все их планы. Не удалось ни отомстить за удар по Америке — все лидеры "Аль Каиды" и талибов убежали в пакистанское приграничье, а теперь возвращаются. Ни сделать прививку против талибов — она могла бы быть в развитии экономики, но война не оставляет для этого шансов. Да и с демократией вышло не лучше, чем с социализмом. Есть, конечно, подвижки — здравоохранение, грамотность, женщины могут учиться, занимать публичные должности, но есть и принципиальный вопрос: чем из этого придется жертвовать в ходе мирных переговоров с талибами, без которых планируемый вывод войск США грозит новым витком войны?
Афганская воронка
Лицо, которым оборачивается к иностранной прессе могущественная пакистанская военная разведка ISI, полно очарования. Учитывая, что все записывающие устройства, от мобильного до диктофона, отобраны, а собеседник берет с вас слово джентельмена, что вы не назовете его чина и имени, передать это очарование трудновато. Но все же попробуем.
— Кто создал "Аль Каиду"? Да, можно сказать, что мы создали, хотя вместе с США и по их расчетам... Увы, большая ошибка, хотя и не только наша... Почему потеряли контроль? Потому что после 2001-го прекратили контакты, а разведки должны иметь контакты с плохими парнями, иначе как же предупреждать?.. Бен Ладен? Не думаю, что он жив, но он стал иконой, как Че Гевара... А вообще, надо признать, что многие неприятности, которые мы сегодня испытываем, они из-за участия в войне против вас.
Здесь тоже звучат убойные цифры. Один солдат сил Международной коалиции в Афганистане (ISAF) стоит 1 млн долларов в год. За один грузовик, который снабжает ISAF по южному коридору от пакистанского порта Карачи, коалиция платит 1500 долларов ("имейте в виду: это рынок, и когда грузы пойдут по северному маршруту через Россию их, возможно, тоже будут взрывать"). На приграничных территориях — в так называемой Зоне племен — за 30 лет войны расцвел не только рынок оружия, где можно купить все, от Браунинга до ракет, но и производство ("пакистанцы отлично копируют имеющиеся образцы"). Оборот — 1,5 млрд долларов в год. Рынок афганских наркотиков — еще порядка 5 млрд., треть потока идет через Пакистан, треть — через СНГ и Россию. Всего же на "афганском рынке" крутится порядка 8 миллиардов в год. Это серьезные деньги: остановить войну, значит, пресечь этот бизнес...
Здесь тоже говорят, что американцы многого не понимают: сначала хотели всех перестрелять, потом — всех перекупить. Так не выйдет, прежде чем воевать, врага надо постараться понять. Но если они уйдут сейчас, будет не два, а семь миллионов беженцев. Да и национальное примирение тоже не купишь: оно будет работать в том случае, если в нем примут участие все афганские этносы, пропорционально численности. Что касается Пакистана, он, конечно, за мир: вы же знаете, эта война уже заставила и нас воевать на границе...
Про эту войну мало пишут, но и того, что известно, достаточно. Ясно следующее: на границе — в тех самых семи федеральных агентствах Зоны племен — воюет 150-тысячный контингент пакистанской армии. По этим районам лупят и американские беспилотники: по подсчетам пакистанской прессы, средний арифметический эффект за 2009 год — 1 убитый террорист на 140 убитых жителей. Эта война в горах будоражит и, как в воронку, затягивает 180-миллионный Пакистан, у которого, по сути, нет границы с 30-миллионным Афганистаном. На смену афганским борцам за веру приходят пакистанские — те, кто выступил против решения армии присоединиться к антиталибской коалиции в 2001-м, по сути, подняв вооруженный мятеж против своего государства. Бывшие профессии новых вождей, которые хотят заставить жить по законам шариата уже сам Пакистан, очень красноречивы: один был тренером в фитнес-центре, другой — оператором канатного подъемника в курортном районе. Всего же под властью талибов, по данным Amnesty International, в Зоне племен проживает около 4 млн человек, в основном горцы, для которых набеги и война — образ жизни.
Рубежом стала бойня в Красной мечети, из которой новое поколение борцов за веру попыталось создать оплот шариата посреди Исламабада: в 2007-м армии пришлось брать ее штурмом. "Сегодняшние террористы — это вчерашние герои", — признает президент страны Асиф Али Зардари, подчеркивая, что главный фронт — это умы и сердца людей. Новые моджахеды, воспитанное на войне не с СССР, а с Америкой, не чувствуют себя больше обязанными Пакистану. Они мстят. И наносят удары — по НАТОвским конвоям, по порту в Карачи, который долго не трогали, потому что этот город был своего рода нейтральной зоной, по "инаковерующим", по армии, по мечетям — словом, по государству.
Пакистанская пресса ставит жесткий диагноз: надо перестать делить террористов на полезных и бесполезных — пока эта игра не кончится, никакие блок-посты не помогут. Но как это сделать, если коалиция решила вести переговоры о мире с афганскими талибами, а с ними только один Пакистан не поссорился? Пока об этом гадают, в Зоне племен повторяется знакомый расклад: армия зачищает территорию от исламистов, передает власть гражданским, а потом все приходится начинать сначала. По числу терактов Пакистан уже обошел Афганистан. Как и по числу жертв: военные потеряли в боях с террористами 2300 солдат — больше, чем вся коалиция Афганистане. Эта война, которую мы по привычке называем афганской, уже не только афганская. Как и талибы, подчеркивает Ахмед Рашид, — они стали "региональной моделью". То есть, моделью не только для Пакистана, но и для других стран Южной и Центральной Азии. Это как минимум, учитывая, что в ходе антитеррористических операций попадаются и граждане из РФ.
Кто бы знал 31 год назад, какие последствия будут у решения о вводе войск в Афганистан, которое политбюро ЦК КПСС приняло 12 декабря 1979-го? На пакистанских базарах его сегодня комментируют так: "Я был почти коммунистом, ходил в библиотеку в советском посольстве, но когда вы вошли в Афганистан, я перестал быть почти коммунистом". Что значит "почти"? "Я читал Маркса и Достоевского, но больше не буду". При всей наивности рассуждения, это и есть цена: мы вторглись тогда не в страну, а в неведомый мир — с тем же примерно представлением о местных реалиях, что и администрация Буша в 2001-м. И как выйти теперь, когда этот мир стучит в наши двери?
"Ради вашей же безопасности держите балконную дверь постоянно закрытой", — гласит надпись в одной из гостиниц Карачи, где к эскорту в виде полицейского джипа добавляется еще и мобильный пулеметный расчет. Теплое море (Индийский океан), в котором так хотелось омыть сапоги то поздне-советским, то ранне-российским политикам, плещется под ногами, но подходить к нему в черте города — Аллах упаси! Дело даже не в верблюдах с ослами, которых по вечерам хозяева выводят остудиться на пляжный променад, дело в стоках мегаполиса, который не в силах сосчитать, сколько в нем миллионов. Считалось, в Карачи всегда можно найти работу, но небывалое наводнение в августе затопило его потоками беженцев. Теракты здесь особенно резонируют: очень уж разноплеменное население.
Тем не менее, здешний порт — окно в мир, и не только для НАТО. Русские, которые в Пакистане всюду экзотика, свои на здешних базарах. Базовый лексикон наших коробейников, включая числительные, и магистральные направления спроса — все это вполне известно торговцам дешевым текстилем, кожей, шалями и дубленками (местные знатоки уверяют, что здесь-то и закупаются байеры модных московских салонов). Не отстают и афганские — из беженцев — торговцы украшениями из лазурита и серебра. Правило одно: я торгуюсь, стало быть, существую. Цену полагается сбивать раза в три, а то и в четыре, после чего, в полном изнеможении, говорятся слова о дружбе. Смешно сказать, но в каком-то смысле потомки Афанасия Никитина, которые в 1990-е отправлялись открывать Пакистан за три моря, не задумываясь о перипетиях геополитики, преуспели по части диалога цивилизаций больше всемогущих разведок и проницательных аналитиков.
В остальных местах нас не знают — разве что в ISI. Мы отвечаем тем же, не замечая страну, во многих проблемах которой зашифровано и наше будущее. Так не пора ли коллективизировать знание, пусть и отрицательное? Афганистан — страна, замкнутая в кольцо из шести государств, — стал точкой разлома цивилизаций, потому что каждый, кто приходил, хотел подладить его под себя. Чтобы заткнуть эту воронку, которая грозит затянуть весь мир, государствам, обжегшимся на Афганистане, нужно срочно запустить принципиально иной процесс. Смысл его формулы, поиск которой для России и Пакистана важнее Америки, сводится к тому, чтобы распахнуть "балконные двери" и позабыть о мытье сапог в чужих морях. Хотя ясно: перед этим трудным разговором о дружбе по местной традиции надо будет сесть и хорошенько поторговаться.
Афган на двоих
Детали
США готовят новую стратегию по Афганистану: нюансы неясны, но речь явно о подготовке к выводу войск. Что оставят они, кроме недобитой "Аль-Каиды"? Как управлять взбудораженным регионом? Похоже, для России назревает потребность пересмотреть свои странные отношения с Пакистаном
Соседство с Афганистаном второй раз сделало эту страну союзником США, хотя это партнерство странное: принимая помощь, пакистанцы верят в коварство дающего. На деле самый надежный союзник государства Пакистан — его армия. По Конституции, она обязана не только защищать, но и помогать в решении любых проблем, включая экономические. В коррумпированной госсистеме армия — самый эффективный институт. Но сегодня она истощена, поскольку разрывается между тремя задачами: борется с талибами, ликвидирует последствия наводнения и держит противостояние с Индией.
Отношения с Индией (с ней воевали в 1965-м и 1971-м) в Пакистане определяют словами из советского лексикона: ядерное сдерживание, противодействие региональной гегемонии. Пакистан напрягает все силы, чтобы поддерживать видимость паритета с соседом, который в 4 раза больше его по территории, в 7 раз — по населению и в 8 — по ВВП. Афганистан — тоже сфера соперничества: в Исламабаде с опасением следили за тем, как Дели открывал четыре консульства в этой стране, с которой у Индии нет ни общих границ, ни торговли.
На границе с Афганистаном пакистанская армия ведет невидимую для мира войну, в которой потеряла больше военных, чем все 47 стран антиталибской коалиции. Пакистан развернул на границе тысячу армейских постов, с афганской стороны ее контролирует лишь сотня постов коалиции. Этого не достаточно: беженцы, наркобароны и террористы изменили облик страны, сделав жизнь просто опасной. Вдобавок летом Инд вышел из берегов, образовав по всей длине страны зону бедствия шириной до 200 км. Хлопковые поля — главный источник валютных поступлений Пакистана — смыты.
Западному взгляду Афганистан и Пакистан представляются столь похожими, что американцы даже запустили в оборот "общее" название — AfPak. Для НАТО это театр военных действий, по которому перемещаются силы противника. Слышны даже сожаления, что пакистанская половина территории суверенна и недоступна для армейских операций. Это задевает пакистанцев. Ведь афганское общество имеет родовую и клановую структуру, чего в Пакистане никогда не было. Это светское государство, где девушки — большая часть студенчества, а женщина может стать лидером страны. В Афганистане такое невозможно: даже прозападное правительство Карзая сделало шариат основой правовой системы.
Жизнь со смыслом. Уличный мыслитель из древнего Лахора
Фото: Вадим Козюлин, Коммерсантъ
Еще различие. В Афганистане мало плодородной земли, он исторически жил сбором дани с проезжих. Эта традиция расцвела: по данным пакистанской разведки, с учетом доходов от оборота оружия, наркотиков, выкупа за заложников, нелегальной торговли минералами общий объем криминального бизнеса в регионе оценивается в 8,5 млрд долларов в год. Десятая часть попадает в карманы боевиков, инвестируется в будущие теракты. Оставшаяся обогащает закулисных операторов рынка.
Бизнес на этой войне перерос границы. Частные армии в Афганистане выполняют функции государства. Груды оружия, разбросанного по миру после распада СССР, свезены сюда американскими оружейными брокерами. Новый Клондайк открылся для приближенных к Пентагону бизнесменов: арендуемые для работы в Афганистане вертолеты (чаще всего советского производства) оплачиваются по ставке 2-3 тысячи долларов за летный час (столько получают хозяева). А из бюджета Пентагона за летный час выделяется плата в 6-8 тысяч долларов. Выходит, посредники получают оплату в размере 4-4,5 тысячи долларов за час. Добавьте соседние страны, которые зарабатывают на транзите, аренде аэродромов, поставке керосина.
Семейный мотоцикл — невероятно вместительный вид транспорта. В Пакистане понимаешь, что он может вместить и более многочисленные семьи
Фото: Вадим Козюлин, Коммерсантъ
Вывод войск из Афганистана станет серьезным испытанием для США. Для России это шанс укрепить партнерские отношения, как в 2001-м. Возможно, Москве даже придется взять на себя роль неформального координатора антиталибского блока. В этом случае сотрудничество с Пакистаном напрашивается: именно он после ухода США станет держателем основного канала связи с талибами, с которыми предполагается договориться о мире.
Начать надо с того, чтобы прекратить игнорирование друг друга. Афганская война будет долго отзываться и Пакистану, и России распространением экстремистских учений и всплесками террористической активности. Обмен информацией и скоординированные действия спецслужб помогут минимизировать этот ущерб. Да и проблема наркотрафика требует тесного сотрудничества, о чем прямо говорят компетентные пакистанские органы. Интерес России прямой: если мирный процесс позволит открыть трансафганский маршрут, товары из Пакистана будут доходить до России за 11 дней, а не за 45, как сегодня.