Петербургский "Небольшой драматический театр" в рамках проходящего в театре "Балтийский Дом" чеховского фестиваля "Дуэль" показал премьеру нового спектакля Льва Эренбурга "Три сестры". Смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Художник Валерий Полуновский выстроил по периметру дома Прозоровых длинные казенные ряды гардеробных полок с крючками, теперь по большей части пустующими. В центре — стол под белой скатертью, c хрусталем и белой сиренью. Это не салон для изысканных кавалеров, а гостеприимный дом, открытый для всех бесприютных офицеров, c их ранениями, наградными крестами и ленточками ордена святого Георгия.
В спектакле Эренбурга у этих самых офицеров даже в воспоминаниях о чихиртме и черемше читается не кулинарное знание, а память о местах дислокации. Они могут быть пьющими и нервными, но в этом доме они привыкли галантно и по-домашнему охранять сестер, служить им, завязывать шнурки на ботинках. Преданно носить на руках, оберегать от конфуза — ведь попивающая Ольга теперь не всегда может устоять на ногах. Эту роль замечательно остро, эксцентрично и вместе с тем очень аккуратно играет Татьяна Рябоконь. Ее героиня носит в корзиночке графин и граненый стакан, старается сохранять безукоризненную осанку.
Впрочем, чуть не все роли отточены в спектакле до замечательных живых портретов. Младшая сестра, Ирина (Мария Семенова) — самая суровая и строгая из сестер. Она хромонога, но подчеркнуто сосредоточенна и серьезна, чем-то напоминает народоволку. Гибель жениха для нее не несчастный случай, скорее проявление неизбежности рока. В сцене объяснения с Тузенбахом (Кирилл Семин) она пересаживает цветы, и их первый, пробный поцелуй скрипит землей на зубах.
Однако физиологическая подробность спектакля далека от натурализма, она перерастает в гротеск и служит созданию именно что психологического портрета. Наташа (Светлана Обидина) узнает время по поступлению молока в грудь — и Андрей (Даниил Шигапов) это молоко отсасывает и сплевывает в граненый хрусталь. Соленый (Вадим Сквирский) вырывает себе больной зуб, харкает кровью и моет пол собственной исподней рубашкой. А когда Ирина не может пересилить боль в хромой ноге, сестры подхватывают ее, и заклинают: "Левой, левой". Потому как и они не просто балованные взрослые командирские детки, а дочери военного, делившие с отцом его судьбу, умеющие подставить плечо, вымуштрованные самым интеллигентным образом.
Но от их дома уже ничего не осталось. Носится в стеганом халате и ночной рубашке бездумная в своем животном, инстинктивном желании построить свой дом на месте распадающейся семьи Наташа, орет на тихого Ферапонта. Закутанный в какое-то бабье тряпье сторож (роли старой няни и обоих поручиков в этом спектакле сокращены) дает вместо соски ее ребеночку пережеванный зефирчик, завязанный в замусоленный платок. Очень трогательно и комично играющий эту роль Сергей Уманов занят одновременно и в роли Кулыгина, обычного человека. От сцены к сцене накладной живот расхристанного, усыпанного какими-то ниточками Андрея (Даниил Шигапов) становится все больше, в полях его шляпы, как рога, застряли какие-то ветки. Он не только заложил дом, а уже ворует вилки со стола, тырит у военных портсигары и даже пытается стащить у доктора (Евгений Карпов) хирургические ножницы.
При всей фарсовой подробности в "Трех сестрах" нашлось место и лирической недосказанности. Конечно, нет сомнений в осуществившемся романе Маши (Татьяна Колганова) и Вершинина (Константин Шелестун). Но почему-то именно Ольга, так игриво вспоминавшая прозвище "влюбленный майор", рыдает при прощании с ним. А Вершинин не помнит, в кого он тогда был влюблен, он страдает от контузии.
Но не насмешка над чеховскими героями, не сострадание к ним и не их ностальгия становится содержанием спектакля Льва Эренбурга. А честное отношение к горю, которое необходимо перестрадать. Зачем? Так ведь как сказано у Чехова, "если бы знать".
Во втором действии Ирина судорожно ищет в своих приготовленных к отъезду вещах мешок с зернами, мелет ушедшему на дуэль Тузенбаху кофе. И домашний запах из кофемолки смешивается с их беззвучным горем.
В своем иногда замечательно непочтительном к классическому тексту трагифарсе Льву Эренбургу удается достичь главного чеховского содержания: как бы нелепа, жалка и комична ни была жизнь его героев, боль их от этого только усиливается. В финале сестры, единственный раз за весь спектакль, собираются в единую группу, по лицам их текут слезы. Ольга читает знаменитый монолог, четко расставляя знаки препинания, как текст, смысл которого не подвергается сомнению.