Алексей Симонов в эфире «Коммерсантъ FM» рассказал о приговоре Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву.
—Как вы расцениваете приговор?
—Как естественное проявление бездарности нашей государственной власти.
—В каком ключе?
—Ну, потому что она неспособна взглянуть ни на кого иными глазами кроме как ведомственными глазами спецслужб.
—А что касается независимости судебной власти, поясните, пожалуйста?—Вчерашнее сообщение «Эха Москвы», что Данилкин будет проверять приговор, мне трудно в это поверить, но оно было. Поэтому давайте не будем сейчас говорить о независимости судебной власти.
—Хорошо, что происходит около здания суда? Сколько людей пришло поддержать?
—Человек 250. Их периодически становится меньше, потому что стоящий в два ряда вдоль проезжей части ОМОН время от времени увозит людей, которые поднимают плакаты и тех, кто скандирует: «Позор!» или «Свободу!». Почему надо убирать людей, которые скандируют слово «Свобода»? Это загадка исключительно для нашего ОМОНа.
—Сообщается, что милиция уже задержала 12 участников акции, что вам известно?
—Я видел, как все происходило, и видел, как свинтили человек восемь. Время от времени кто-то сзади дает команду, и они как группа захвата ныряют в толпу и хватают определенного человека. Там есть люди, которых хватают уже не по первому разу, и есть те, кого хватают впервые. На моих глазах пронесли Кригера.
—Милиция предпринимает жесткие действия?
—У меня нет ощущения жесткости, у меня есть ощущение растерянности. Они не знают, кого брать, зачем они это делают, и самое главное, что с ними делать. Потому что вменить ничего нельзя. Ну, нельзя же вменить людям, что они скандировали: «Позор!». Они что, нарушали порядок у стен суда?
—Акция же была запрещена?
—Секундочку. Какая акция? Люди пришли постоять около суда. Я встретил там Володю Войновича и Эрнеста Черного, и Аркадия Дубного. Их что, свинчивать, потому что они пришли сюда, потому что их позвала совесть.
—Это, конечно, вопрос риторический. Верите ли вы, что после президентских выборов 2012 года Ходорковский и Лебедев если не будут отпущены, то амнистия возможна или смягчение приговора?
—Я на это надеюсь, но сказать, что я в это верю, было бы большим преувеличением.