Театр имени Ленсовета показал премьеру спектакля Анатолия Праудина по "Циникам" Анатолия Мариенгофа. На сцене в число действующих лиц вошли отсутствующие в романе исторические персонажи: Ленин, Сталин и Троцкий. За историческим балаганом наблюдала ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
В глубине сцены установлен огромный черный квадрат. Технически это рама, плотно перетянутая эластичными лентами: таким образом плоскость оказывается проницаемой, из нее выползают головы, руки, торсы персонажей революционного балагана, в романе отсутствующих.
Подобную технологию художник Александр Орлов уже использовал в спектакле десятилетней давности "Концерт замученных опечаток" по Ильфу и Петрову. Однако у Анатолия Праудина этот прием, помимо остроумного постановочного, клоунского и марионеточного трюка, дает что-то вроде философского комментария. Здесь это именно что черный квадрат Малевича — знак, заменивший икону. Из него появляется и врывается в жизнь героев всякого рода нечисть вроде вождей революции в гротескных или портретных гримах, в адских красных париках и одеждах.
Среди незваных гостей, к примеру, мимоходом появляется на сцене в есенинском гриме Имажинист (Андрей Попов), а это, скорее, уже герой "Романа без вранья". Прочие исторические лица (Ленин, Троцкий, Сталин и другие) присутствуют на сцене чуть ли не постоянно, в действие они введены автором инсценировки — постоянным соавтором режиссера Натальей Скороход. Эта буффонная красная гвардия азартно переругивается репликами исторических сводок из романа, Ленин (Петр Квасов) под шумок пытается отвинтить шишечки с чужой кровати, Сталин (Алексей Торковер) подторговывает самогоном из анекдотического ленинского чайника. Время от времени они прокатывают по сцене огромное красное же тракторное колесо. И это, понятное дело, колесо истории.
И тут очень заманчиво вспомнить о чем-нибудь вроде циркизации театра и трагическом балагане, о соответствии этих приемов времени, в котором как раз и живут герои "Циников",— 1918-1924 годы. Проблема, однако, в том, что в ленсоветовском спектакле красные коверные становятся чуть ли не главными героями. И превращают историю в буффонаду, а обреченную любовь Ольги (Наталья Шамина) и Владимира (Алексей Фокин) — в буржуазную мелодраму, лишь сопутствующую этому цирковому конферансу на сцене, густо засыпанной серым пеплом, оставшимся, видимо, от пожара революции. Посреди скелетов и лошадиных черепов. Вокруг старорежимной кровати в кружевных подзорах.
Спектакль и начинается с того, что красный патруль мочится на Владимира, направляющегося к Ольге с цветами. И пусть потом Алексею Фокину удается показать, как растет тоска и усталость его героя, а Наталье Шаминой — продемонстрировать ветреный и капризный характер своей героини, но главным в спектакле отказывается именно столкновение этих двух миров, причем как мира реального человеческого и мира ирреального революционного.
В романе же никакой такой балаганной мистики и политического противостояния нет. Историку Владимиру, от лица которого и написаны "Циники", русская революция и вовсе кажется естественным продолжением жестокой национальной истории. В романе из мозаики документальной хроники, быта, чувств собрана единая трагедия времени. И в этом смысле сила cтоль наглядно присутствующего в спектакле "черного квадрата", должно быть, вовсе не в том, что он запускает в жизнь какие-то адские силы, а в том, что он поглощает героев, затягивает их в пустоту. Военный коммунизм, НЭП, голод — реальные и даже обыденные обстоятельства для героев "Циников", что, согласитесь, пострашнее всяких чертей.
Однако в Театре Ленсовета на историю первых советских лет предпочли взглянуть с безопасного расстояния буффонады. Этот прямолинейный режиссерский комментарий, персонифицировавший зло в лицах и жестко поделивший мир на дураковатых красных дьяволов и белых домашних агнцев, довольно резко меняет поэтику романа Мариенгофа. Но зато продолжает манеру Анатолия Праудина, который в своих спектаклях без обиняков настаивает на абсолютных значениях добра и зла. Вроде как "сгинь, нечистая сила".