премьера / театр
Для новой постановки Центра современного искусства "Дах" объединили два текста — "Собачья будка. Антиутопия из жизни молчаливого большинства" современного украинского драматурга Клима и "Эдип-царь" Софокла в поэтической версии Ивана Франко. Получился спектакль "Эдип. Собачья будка", в котором вторую жизнь обрел предельно актуализированный, но все равно узнаваемый украинский вертеп. Рассказывает ЮЛИЯ БЕНТЯ.
К нынешнему "Эдипу" театр "Дах" пришел с четвертой попытки не только ради текста Софокла в переводе Ивана Франко, но и ради пьесы-мантры "Собачья будка. Антиутопия из жизни молчаливого большинства" Клима. Казалось бы, эти тексты говорят о разных вещах на разных языках — украинский ведь бывает очень разным как диалектически, "по горизонтали", так и социально, "по вертикали". Однако из их сопоставления (полупьесы разделяет антракт) выстраивается целостная картина мира, где рядом с высоким штилем жизни копошится непременная подворотня и высекаются неожиданные смыслы.
Первым делом зрителя шокирует пространство, в которое он попадает, вернее — его отсутствие. Режиссер и со-сценограф спектакля Владислав Троицкий разделил и без того небольшой зал по горизонтали, подвесив между полом и потолком тяжелую арматурную сетку так, что и над ней, и под ней приходится наклоняться даже людям среднего роста. Публика наблюдает происходящее сквозь этот железный занавес — сначала согнувшись в три погибели наверху, затем, задрав головы к потолку, внизу.
Пересказывать трагедию Софокла нет смысла, но есть смысл отметить, что в отличие от первоисточника в инсценировке Эдип мается отнюдь не в связи с широко известной жизненной коллизией — тема инцеста служит лишь фоном для терзаний правителя, который отказывается верить в то, что он лично повинен в бедах, свалившихся на его народ. Что до "Собачьей будки", то ее пересказать не получится: это и не драма вовсе (действия как такового здесь нет), а зарисовка с натуры, где, в общем-то, все ясно с первого взгляда на декорации. Персонажи, к которым местные паханы (Роман Ясиновский и Владимир Миненко) обращаются по номерам, обитают в выстроившихся по периметру тесных бараках с тряпичными перегородками, по свистку выползают во внутренний двор мыться, есть похлебку, петь хором и смотреть телевизор. Единственный на эту стаю полуживой "диссидент" заперт в соединяющем "верх" и "низ" металлическом колодце, в котором в конце спектакля окажется и саморазоблаченный Эдип.
Обращаясь к универсальным текстам на все времена, театр "Дах" читает их сквозь призму традиционного украинского искусства и в конце концов современной отечественной социально-политической обстановки. По сути, "Эдип. Собачья будка" — это рождественский вертеп с присущими ему простонародным "низом" и божественным "верхом". С той только разницей, что здесь препарируется процесс умирания, и зритель не имеет возможности, оставаясь в стороне, целиком охватить взглядом двухэтажную конструкцию мудрого и справедливого мироздания. Он внутри, а значит, вынужден делать выбор — вверх-вниз или в колодец.
Вопрос о том, имеет ли принципиальное значение этот выбор, если каждый из этажей представляет собой зеркальное отражение другого, сам собой возникает на стыке первого и второго действий. Вожаки стаи молчаливого большинства не осознают своей вины перед рассаженными по будкам существами, которых не то что людьми — прямоходящими не назовешь. Так же, как не видят вины перед проклятым богами народом правители Фив — Эдип (Дмитрий Ярошенко) и Иокаста (Татьяна Василенко). Народ этот, "верхний" хор, при помощи игры на инструментах, пения и — особенно — ритмичного топота по металлическим листам создает звуковой фон с потрясающим, засасывающим в акустическую воронку эффектом. Но, по сути, это то же "безмолвное большинство", что и у Клима, только другого культурно-образовательного уровня.
Если бы обитатели низа только подняли глаза кверху, то увидели бы, что возможна другая жизнь, и попробовали бы пробраться в нее хотя бы через колодец. Если бы цари иногда опускали взгляд чуть ниже собственных стоп, пытаясь понять увиденное и почувствовать свою за него ответственность. Да, Эдип спускается "в народ", оставаясь при этом наглухо закрытым, в ореоле собственного благородства, как в скафандре. В вертепе Бог в обличии человека рождается для спасения всех, кто знает о существовании его и друг друга. В "Собачьей будке" каждый живет сам по себе и максимум, на что способен, это прорычать в сторону чужака, окончательно оборвав всякий путь навстречу друг другу.