Дни сурка

Женевский салон SIHH (Salon International de la Haute Horlogerie) стал из апрельского январским. Вот уже три года он, как сурок Фил из "Дня сурка", определяет погоду на рынке и график наступления часовой весны, которая, как ни крути, настает все-таки не раньше мартовской Базельской ярмарки.

Внутри павильонов Palexpo день сурка установился уже 20 лет назад. Одни и те же лица, одни и те же марки, одно и то же шампанское, все в тех же интерьерах, и даже официанты не меняются, гордо говоря в ответ на приветствие: "Мы часть этих стен, месье". Постепенно и журналисты начинают чувствовать себя частью стен или, может быть, предметом мебели.

По одному выбывают те, кто появился здесь 20 лет назад. По одному впускают новичков, чтобы немножко подышали часовой смазкой, потаскали пресс-релизы и потом уже из категорий второй свежести перешли в прессу категории А, которой все двери открыты. Но потихонечку, не сразу.

С одной стороны, в этом есть неплохая система постоянства — того самого постоянства, которым проникнуто все традиционное швейцарское часовое производство. В этой системе сменяющиеся поколения часовщиков 250 лет подряд делают часы на одном и том же месте — и даже подчеркивают это в рекламе. Я имею в виду, конечно, Vacheron Constantin — "основана в 1755 году на острове в Женевском озере и по сей день находится там". И вправду, находится. Или сменяющиеся поколения клиентов передают часы от отца к сыну: "Вы просто бережете их для следующего поколения". Я имею в виду, разумеется, Patek Philippe. Время идет, издалека-долго течет река Рона, часы методично снимаются с хладного тела и передаются далее по команде, но эта схема вдруг оказывается невечной.

Если старый классический американский миллиардер, наевшись ананасов с рябчиками, бежал к Patek Philippe и заказывал часы с 37 усложнениями, то нынешний классический американский миллиардер не считает нужным надеть на работу чистую тишотку, а про сложные часы знает столько же, сколько про образ маленького человека в произведениях Ф. М. Достоевского. Зачем часы, если время сейчас умеет считать даже электрическая духовка? Без часов можно обойтись — не мобильный телефон, в конце концов. Спросите у самих часовщиков, и они в этом признаются. Другое дело, что это признание прозвучит как женское "Иди и будь счастлив. Если сможешь".

Часовщики делают ненужные вещи. Которые лишены практического смысла, во-первых, и, во-вторых, проигрывают в сравнении с электронными гаджетами, которые стали такими же объектами престижа, как когда-то часы. И этот престиж стоит сравнительные копейки. Цена самого дорогого ноутбука, не говоря уже об айфонах и прочих отпадах, несравнимо привлекательнее цены настоящих часов, которые никак не могут подешеветь, пусть даже на рынке сменились процессоры.

Мы живем в переходное время, когда часы из полезного прибора все стремительнее превращаются в бесполезное украшение. Можно счесть это началом катастрофы. А можно — концом целой эпохи лжи и ухищрений. Возможно, теперь часовщики должны поменять всю стратегию общения с клиентом. У них остается не так уж много козырей — история, сложность, красота и, главное, честное время, которое ими потрачено. Это время и есть мерило стоимости. Алмаз стоит дорого, потому что его создали века, часы стоят дорого, потому что за ними стоят месяцы работы. Но это должны быть действительные месяцы работы, а не маркетинговые трюки, призванные выдать тираж за продукт ручного труда. Понятие подлинности теперь будет относиться не только к разнице настоящих и фальшивых часов. Это будет похоже на оценку камней — выяснится, что одни часы поподлиннее других будут, имеют лучший провенанс, лучшую огранку и проходят по другой шкале чистоты, чем их соседи.

Если же часы не станут настоящим украшением, сурок рано или поздно потеряет свою уютную женевскую норку. На полвека его еще, наверное, хватит, что будет дальше, не понятно. Возможно, часы будут собирать так, как в мое время собирали утюги или стиральные доски любители фольклора. Тогда вопрос будет не в том, чтобы купить часы, достойные того, чтобы передать их будущим поколениям. Вопрос будет в том, возьмет ли их будущее поколение или скажет: спасибо, носите сами.

Алексей Тарханов